Королевские милости - Лю Кен. Страница 6

Фин облегченно вздохнул, прижал ребенка к груди, к своему отчаянно бьющемуся сердцу, и через мгновение слеза, горячая как кровь, упала на лицо Мата. Ребенок заплакал, и Фин, наклонившись, прикоснулся лбом ко лбу малыша и прошептал:

– Мы с тобой остались вдвоем, но не должны допустить, чтобы случившееся с нашей семьей кануло в вечность. Не забывай!

Казалось, ребенок понял. Успокоившись, он высвободил свои крошечные ручки и протянул к Фину, и тот, не обращая внимания на падающий снег, поднял лицо к небу и рассмеялся. Потом он прикрыл лицо ребенка уголком флага и зашагал прочь от замка.

Нахмуренные брови Мата напомнили Фину Дадзу Цзинду, погруженного в глубокие размышления, а улыбался малыш совсем как Сото, их погибшая сестра, когда еще была совсем маленькой и бегала по саду; лицо спящего Мата обладало безмятежностью Ширу, который всегда говорил своему младшему брату, что ему не хватает терпения.

Глядя на племянника, Фин понимал, почему ему сохранили жизнь: крошечный мальчик был последним и самым ярким цветком хризантемы на вершине благородного древа, выращенного поколениями клана Цзинду. Фин дал клятву Кане и Рапе, богиням-близнецам Кокру, сделать все, что в его силах, чтобы вырастить и защитить Мата.

Его сердце будет холодным, а кровь обжигающе горячей, – ледяная Рапа и огненная Кана. Ради Мата он станет сильным и смелым, забудет о слабости и изнеженности. А в мести даже кролик способен быть волком.

Долгое время Фину приходилось рассчитывать только на милостыню семей, которые сочувствовали клану Цзинду, но все изменилось, когда он убил двух воров, спавших в поле, и забрал их добычу. Купив маленькую ферму в окрестностях Фаруна, он научил подросшего Мата ловить рыбу, охотиться и обращаться с мечом. Но это было потом, а прежде Фину самому методом проб и ошибок пришлось овладеть новыми для него навыками. Когда он поразил стрелой своего первого оленя, его вырвало от вида крови; когда в первый раз взмахнул мечом, едва не отрубил себе ногу. Он множество раз проклинал себя за праздную жизнь в прошлом, когда не сумел научиться ничему полезному.

Бремя ответственности, которое он возложил на свои плечи, привело к тому, что к двадцати пяти годам у него поседели волосы. По ночам, после того как племянник засыпал, Фин часто сидел перед хижиной и его преследовали воспоминания о проявленной годы назад слабости. Тогда он спрашивал себя, достаточно ли делает, чтобы направить Мата на нужную дорогу, воспитать в нем мужество и силу, а главное – жажду славы, которая принадлежала мальчику по праву рождения.

Дадзу и Ширу не хотели, чтобы утонченный Фин стал воином, потворствовали его любви к литературе и искусству, и к чему это привело? В тот момент, когда семья нуждалась в нем больше всего, он проявил бессилие, повел себя как трус и навлек позор на весь клан.

Это и стало причиной, по которой он запер в самом дальнем уголке своей памяти ласковые слова Ширу и доброту Дадзу и вместо этого дал Мата такое детство, какого не дали ему самому.

Когда племянник набивал шишки, как бывает со всеми детьми, Фин не позволял себе его утешать, пока тот не понимал, что плакать бесполезно; если Мата дрался с кем-то из соседских мальчишек, дядя твердил, что он обязательно должен выйти из схватки победителем. Фин не терпел проявлений слабости и научил ребенка с радостью вступать в любой конфликт, воспринимая его как новый шанс себя проявить.

За долгие годы доброе сердце Фина ожесточилось из-за роли, которую он сам себе навязал, и теперь он уже не знал, где кончаются семейные легенды, а где начинается его собственная жизнь. И все-таки трещина в жестком панцире дяди обнаружилась.

Это случилось, когда пятилетний Мата серьезно заболел и его жизни угрожала настоящая опасность. Мальчик пришел в себя после долгого лихорадочного сна и обнаружил, что дядя плачет. Никогда прежде ребенок не видел ничего подобного, и ему показалось, что это все во сне, а уж когда случилось совсем неожиданное: дядя крепко обнял племянника и пробормотал слова благодарности Кане и Рапе, – и вовсе растерялся.

– Ты Цзинду, – повторил Фин, как делал множество раз. – Ты сильнее всех. – И потом добавил совершенно невозможное и каким-то странным голосом: – Ты все, что у меня есть.

Мата не помнил своего отца, поэтому его отцом, его героем стал Фин. От него мальчик узнал, что имя Цзинду священно. В жилах их семьи текла благородная кровь, напоенная славой, благословленная богами. Эту кровь пролил император, и за нее следовало отомстить.

Фин и Мата продавали в городе то, что им удавалось вырастить на своем поле, а также шкуры убитых в лесу животных. Фин не оставлял своих попыток разыскать уцелевших ученых, друзей семьи и знакомых. Некоторые из них тайно хранили древние книги, написанные при помощи старых логограмм, известных только в Кокру и запрещенных императором. Фин брал их на время или обменивал, чтобы учить Мата читать и писать.

Из этих книг Фин брал легенды о военной славе Кокру и великой истории клана Цзинду и по памяти пересказывал племяннику. Мата мечтал превзойти деда, мечтал обладать его отвагой. Мальчик ел только мясо и мылся в холодной воде. У него не было теленка, чтобы носить на руках, поэтому Мата вызвался помогать рыбакам разгружать улов (что позволяло еще и заработать несколько медяков), а еще привязывал к кистям и лодыжкам небольшие мешки с камнями, чтобы каждый шаг и каждое движение требовали больше усилий. Если куда-то можно было добраться разными путями, он всегда выбирал более длинный и трудный. Если существовало два способа что-то сделать, он неизменно выбирал тот, что требовал напряжения всех сил. К тому времени, когда Мата исполнилось двенадцать, он уже мог поднять над головой огромный котел перед храмом в Фаруне.

У Мата почти не оставалось времени для игр, поэтому и друзей у него не было. Он охотно приобщался к благородному древнему знанию, которое с таким огромным трудом добывал его дядя, но не понимал, зачем нужна поэзия. Он гораздо больше любил книги по истории и военной стратегии, из которых узнавал о золотом прошлом, которое ушло; из них же узнал, что грехи Ксаны не ограничиваются уничтожением его семьи. «Покорение других королевств императором Мапидэрэ привело к деградации нашего мира», – постоянно повторял Фин.

Происхождение древней системы Тиро терялось в тумане времен. Легенда утверждала, что острова Дара были заселены много лет назад народом ано – беженцами с погрузившегося в море континента, находившегося где-то далеко на западе. Тогда они победили варваров, обитавших на островах, часть которых ассимилировалась благодаря смешанным бракам и превратилась в ано, после чего они начали сражаться друг с другом. Сменились многие поколения, и их потомки после множества войн создали разные королевства.

Некоторые ученые утверждали, что великий древний законодатель Аруано создал систему Тиро в ответ на бесконечные войны между островными государствами. Классическое слово языка ано «тиро» в буквальном смысле означало «человек», и один из главных принципов состоял в том, что каждое королевство Тиро обладало равными правами с остальными: ни одно не могло иметь власти над другим, – и только если какое-то из них совершало преступление, оскорблявшее богов, остальные объединялись против него, и глава такого временного союза получал титул принцепса, первого тиро среди равных.

Семь королевств сосуществовали более тысячи лет, и если бы не тиран из Ксаны, так продолжалось бы еще столько же. Правители королевств Тиро обладали неограниченной властью, точно звенья Великой Цепи Созидания. Они жаловали поместья аристократам, и те поддерживали мир в своих владениях, которыми управляли как миниатюрными королевствами. Каждый крестьянин платил налоги и работал на своего господина, а тот в свою очередь платил налоги своему – и так далее, по цепочке.

Мудрость системы Тиро была очевидна – в ее основе лежали законы природы. В древних лесах Дара каждое огромное дерево, как государство Тиро, не зависело от остальных. Ни одно дерево не склонялось перед другим, однако у каждого было множество ветвей, а на ветвях имелись листья. Так король получал могущество от своей аристократии, а аристократы черпали силы в крестьянстве.