Без маршала Тито (1944+) (СИ) - "Д. Н. Замполит". Страница 20

— Да нам-то с тобой что, мы беспартийные, — забрал я две бумажки, тряхнул измазанную в чернилах руку «министра» и отбыл к уполномоченному по транспорту Сретену Жуйовичу.

Ему я передал записку от Зечевича с просьбой выделить машину, выслушал сакраментальное «мест нет!», и пожаловался, что совсем задергали и что в эту командировку я хотел удрать от Ранковича, но видно, не судьба, и придется создавать «ночную группу». Жуйович наживку заглотнул и поинтересовался, почему «ночную», а я простодушно выдал «секрет», что НКВД аресты производило по ночам и Ранкович хочет последовать примеру русских.

Сложив два и два, Сретен, принадлежавший к «старичкам», мгновенно понял, к кому «младоюгославы» могут послать эту самую группу и как-то сразу посочувствовал моим тяготам. И выделил машину и даже малость горючки.

Все службы, непрерывно кочевавшие вслед за Верховным штабом, переживали реорганизацию. Не только из партизан делали регулярную армию, но из корпусов выделяли военно-тыловые службы, вливали в местные органы власти, и тем самым из полукустарных «отделов» делали нечто похожее на какое-никакое государство. Ну и снимали с дивизий головняк по управлению освобожденными территориями. Понемногу возникали лесное, транспортное, образовательное, здравоохранительное, экономическое, промышленное, финансовое ведомства…

Хозяйство Ранковича не исключение, его превращали в «Оделенье за заштиту народа», то есть управление разведки и контрразведки. Мало того, при нем задумали создать нечто вроде войск НКВД по охране тылов фронта.

— Отпуск? — сильно похудевший Лека, похоже, не ожидал от меня такой наглости. — Да тут работы столько!

— Ну, я же не отдыхать еду. Вот, — и я выложил перед ним на стол два документа.

— Проверка… выделить транспорт… — Лека просмотрел первый, а за ним второй, задумался и пробормотал: — Зечевич и Жуйович, Жуйович и Зечевич… Интересно, что они затеяли…

— Ну вот и узнаем!

— А если потребуется куда твою роту перебросить? — цеплялся за «преторианцев» Ранкович.

— Лека, ну куда? Сейчас рулят танковые клинья, ковровое бомбометание и массовые армии. Сегодня мы куда важнее поодиночке, как инструктора. Три-четыре хорошо обученные дивизии из новобранцев сделают больше, даже если мы взорвем, скажем, Загреб-Главный, поймаем десяток генералов или спасем тыщи две американцев.

— Ты что, всю роту собрался с собой взять?

— Что ты, — замахал я руками, — разве что Марко, ну, может, еще одного-двух. Глиша с Небошем остаются.

— Справятся? — больше для порядку спросил Ранкович.

— Ну, раньше справлялись.

— Две недели сроку. Не больше, — подвел черту Лека.

Нам расхваливали «виллис», у которого был только один недостаток: его вот-вот перехватят из штаба корпуса и надо либо садиться и ехать сию же минуту, либо придется трястись на старом «опеле». Вот в жизни не поверю, что начальник автоотряда будет насовывать постороннему хорошую машину, но я осмотрел джип, проехал по двору и догадался — Жуйович приказал выпихнуть нас из Кралево как можно скорее.

Не стал разочаровывать члена Верховного штаба, сел за руль, по дороге подхватил Марко и еще двоих ребят, закинули сумки с барахлом, сухпай и алга. Что Зечевич, что Ранкович выписали нам такие документы, что на постах только честь отдавали и семьдесят пять километров до Пожеги мы промчались пулей, насколько это описание применимо к сербским дорогам лета 1944 года. Часа за три, не больше.

До вечера провозились с проверкой даже не полиции, а местной комендатуры, которой еще предстояло стать полицией, утром двинулись дальше и все повторилось в Мокра Горе с точностью до названия. Одна радость, дороги хорошо знакомы еще с сорок первого: здесь лес красивый на склоне, вон за тем поворотом засада была, там мы за Слободанчиком бегали.

Приехали, проверили, переночевали, но дальше нас не пустили, а велели дожидаться конвоя.

— Пошаливают, — предупредил комендант, парень старше меня лет на шесть, но уже без ноги по колено.

— Что, четники? — ахнул я. — Неужели еще есть?

— Не, — пренебрежительно махнул он рукой. — Немцы да албанцы, мелкие группы, в Сараево пробиваются.

— Откуда они тут? — в последнее время я несколько утратил связь с обстановкой.

— Так горный корпус немцев из Черногории пытался выйти, его окружили и разгромили.

— А албанцы-то откуда?

— Оттуда же, дивизия «Скандербег», — терпеливо объяснил комендант, перекладывая костыль.

— И много их? — присвистнул я.

— Да почти всех выловили, но малость бродит еще. Там от всего корпуса тысячи три от силы осталось.

— Ладно, конвоя долго ждать?

— Обычно в полдень отправляем, — утешил меня хозяин.

Отлично, даже с черепашьей скоростью колонны в Вышеград мы доберемся к обеду. Пока ждали, Марко то ли хохмы ради, то ли назло местным, обозвавшим нас из-за машины и формы «американцами», нашел известку и намалевал на бортах джипа белые звезды.

Назначенный командиром колонны пожилой дядька с седыми усами упросил нас встать в голове — дескать, вы ребята опытные, прикроете, если что. Отличная идея, начальник! Но, строго говоря, он-то гражданский, а мы военные, и прятаться за камионы нам не к лицу.

До местечка Добрун на полдороге еле доползли за час — грузовики барахлили один за другим. Транспорт за годы войны износился, поставок запчастей почти нет, все держалось на честном слове. Даже без синей изоленты — ее тоже нет, а моей самодельной тканевой на всех не хватает.

За рекой Рзав, на горке, прямо рукой подать, стоял монастырь. С полным комплектом — святой источник, святой камень, святой крест и тысяча с хвостиком лет истории. Марко утверждал, что чуть ли не старейший в сербских краях, но судя по зданиям, вряд ли, он лет на пятьсот посовременнее. Хотя при здешней бурной истории монастырь могли перестроить раза три-четыре.

Вот за Добруном мы и приехали на перестрелку. Причем и я, и Марко, расслабились, отчего унизительно прощелкали засаду, огонь открыл пулеметчик из шедшего за нами грузовика.

Но вот по тормозам я ударил сразу же, развернув «виллис» боком, а в следующее мгновение уже падал в кювет, прихватив МАБ-38. Ребята и Марко выпрыгнули следом, водилы и сопровождающие тоже застопорили машины и метнулись в укрытия.

Лежа носом в дорожной грязи я понял, что меня напрягла слишком вялая пальба, как бы это не отвлекающий маневр, а основной удар нацелен в середину колонны. Свистнул братцу, чуть поднял голову и знаками показал, что надо забраться выше, чтобы не дать нападающим шанса, но тут все и затихло.

— Американиш? — раздалось со стороны засады.

Я огляделся, пытаясь понять, где он увидел американцев, а потом чуть не хлопнул себя по лбу и заржал:

— Я, я!

— Вир гебен ауф! Нихт шиссен!

— Не стрелять! Они сдаются! — скомандовал я остальным.

На дорогу выбралось человек пятнадцать оборвышей, старательно державших оружие сильно выше головы. Полчаса ушло на прием пленных и быстрое прочесывание склона, но ничего и никого больше мы не нашли. Причина быстрой сдачи нарисовалась сразу — даже не то, что нас приняли за американцев, а банальный голяк с боеприпасами. Пальнули на удачу, понадеялись, что водилы с перепугу встанут и позволят обшмонать кузова, но получили отпор и сочли за лучшее поднять руки.

Только четверо «немцев» мне сразу не понравились — у остальных бергмютце и пилотки, а эти без головных уборов, петлиц и нарукавных нашивок — спороли. И на мои немецкие фразы почти не реагировали. Вот зуб даю — албанцы, решили спрятать все, выдающее принадлежность к Ваффен-СС. Вот только хреновы умники не подумали, что пустое место может порой говорить громче, чем занятое.

Построили всех в две колонны перед джипом, в который посадили пулеметчика и марш-марш. К обеду мы опоздали, но дошли спокойно, если не считать попытки албанцев сбежать, когда они поняли, куда их ведут и кому сдадут. Так что у нас минус один пленный и плюс один труп, пулеметчик не подвел.