Авиатор: назад в СССР 12+1 (СИ) - Дорин Михаил. Страница 4

Коля хотел было снова проявить твердолобость, но я решил взять слово.

— Так вы и не ответили. Была ли утечка информации или произошла ошибка в организации? — спросил я.

— Никакой ошибки, Сергей Сергеевич. Будем считать, что задача выполнена с оговорками. Предлагаю на сегодня закончить, — поспешил Бурченко ответить за Граблина.

На этих словах разбор лётного дня был объявлен завершённым.

Несколько дней никаких активных действий моей группой «Куб» не предпринималось. Началась размеренная жизнь на корабле.

Утренний подъём в 6.30 был от звука играющей трубы в динамиках по всему кораблю. Далее быстрое перемещение в гальюн и получасовая очередь на его посещение.

За это время понимаешь, насколько такие простые вещи ценны для человека. Оказывается, для счастья только и надо, чтобы была вода попить и помыться.

В первые дни предстояло проявлять смекалку и напрягать память. Длиннющие коридоры авианесущего крейсера заставляли запоминать дорогу до каюты тщательно. Морозов и вовсе повторял каждый поворот вслух.

Получалось не плутать. Если только у личного состава не начиналась тренировка. В такие моменты нужная дверь могла быть задраена. Тебе только и остаётся ходить вокруг и ждать. В один из дней Морозов как ушёл с утра, так и вернулся лишь в обед.

— Попал на всевозможные тренировки матросов. Чуть было в карцер не загремел, поскольку вылез на палубу, когда это было запрещено. Морпехи скрутили, — жаловался Коля.

Питание на корабле отменное. Досуг, если не считать тренажёрного зала и возможности бегать по ангару, весьма скудный. Периодически из кают можно услышать, как играет радио или музыка из магнитофона. Чаще всего офицеры проводят вечернее время после 22.00 за игрой в карты, шахматы или заняты дегустацией местной разновидности алкоголя.

Оказывается, на флоте эту жидкую субстанцию называют «шилом». И это не просто спирт, а спирт этиловый. Его можно пить умеренных дозах без вреда для здоровья и не чистый, а разбавленный водой. Насчёт крайних утверждений есть небольшие сомнения.

Главное предназначение «шило» — валюта. В разных БЧ корабля, сходах или кубриках был определённый курс обмена. Всё как на суше!

Очередной лётный день подходил к концу. Простое на первый взгляд задание — выйти в зону и отработать манёвры с определённой боевой загрузкой. Скучно, нудно, но важно.

На мой МиГ-29К подвесили два опытных изделия, чтобы определить характеристики устойчивости. В обязательном порядке — контейнеры системы радиоэлектронной борьбы.

Заняв места в кабине и запустив самолёт, мы начали с Николаем выруливать на стартовую позицию.

— Серый, а сколько нынче у тебя посадок? Я насчитал 32.

— Ты мою статистику ведёшь?

— Просто, я сам хочу тебя обогнать. Вот и пытаюсь понять перспективу. Предлагаю, следующий месяц позволить летать мне. Так я тебя и перегоню по посадкам на палубу.

Ну не мог он об этом не вспомнить! Гложит его, что проигрывает мне в количестве посадок на палубу. Как только МиГ-29К упёрся основными стойками в удерживающие устройства, начала работать система постановки помех на борту нашего самолёта.

— Ты так нашим помешаешь, — сказал я, заметив что на бортовом локаторе начали появляться ложные метки.

— Нормально. Мы в боевой обстановке, — отказался Николай.

Взлетели с Морозовым с корабля. Через пару минут заняли установленный район для выполнения пилотажа.

— Тарелка, 321й готов к работе, — доложил я на борт Як-44.

— Разрешил работу. Первый диапазон высот какой? — запросил у меня оператор.

— Сначала большие высоты. От 5ти до 8и. Далее подскажу, — ответил я, выполняя очередной вираж.

Первые манёвры сразу показали — с данной подвеской МиГ чувствует себя прекрасно.

Раньше казалось, что работа испытателей — постоянный риск. Опробование новых самолётов чуть ли не каждую неделю. Награды, уважение и почёт! Теперь я понимаю, насколько кропотливыми и однообразными могут быть полёты.

— Начали вираж на числе маха 0.73. Приборная 600, — проговаривал я каждое действие.

Самолёт охотно выполнял любую фигуру. Надо сделать пролёт «брюхом вверх»? Пожалуйста!

— Переворот и пикируем. Снижение до 3000, — сказал я.

Ручку управления самолётом отклонил влево и от себя. Начал снижаться. Несёшься вниз и машинально ищешь для себя ориентир. Но в море только вода и ни одного островка или, идущего отдельно, корабля. Сквозь дымку облаков уже можно разглядеть голубую бездну моря.

— Угол 40… 50… — отсчитывал наклон траектории Николай, пока я постепенно отклонял ручку от себя.

Чем сильнее испытаешь самолёт сейчас, тем надёжнее он будет.

— Угол 90. Вывод, — сказал Николай.

Скорость на указателе давно уже превысила 750 км/ч. По заданию это даже больше чем нужно. Теперь в данном диапазоне необходимо повысить крайнее значение скорости.

— Вывожу, — отвечаю я, выравнивая самолёт по горизонту.

Средиземное море всё такое же безмятежное. Яркие лучи восходящего солнца бьют в глаза даже через светофильтр шлема. Но стоит появиться супостатам в радиусе 100 километров, день перестаёт быть томным.

— Тарелка, 321й занял 3000. Продолжаю работать на этой высоте, — доложил я оператору на Як-44.

— 321й, наблюдаю посторонних. От вас на юг 80 километров. Две единицы.

Вечно не вовремя! По заданию осталось отработать несколько виражей и данный пункт в программе испытаний будет закрыт.

— Серёг, пять минут роли не сыграют. Будем смотреть, где они ходят. Зато лишний полёт делать не будем, — предложил Николай.

Риск — дело благородное. И в данной ситуации тоже. До корабля лететь 20 километров. Его уже видно несмотря на слабую утреннюю дымку.

— Тарелка, 321й пять минут работы и заканчиваю.

— Понял вас.

Высота 3000. Обороты на «максимал» и начинаю боевой разворот. Взгляд на прибор — всё нормально. Теперь то же самое, только на полном форсаже.

Самолёт устойчив. Тряски и посторонней вибрации нет. Теперь можно и снижаться. Форсажи выключены, переворот и пикируем вниз. Ручку управления на себя. Рычаг управления оборотами в положение «максимал». Небольшая просадка по высоте, но не критично. Если есть отклонение, которое я не заметил, Коля отметит.

Плавно тяну ручку. Снова набор, выполняем горку. Самолёт уже вертикально. Скорость в верхней точке 390 км/ч. «Ложимся» на спину, отмечаю для себя высоту в верхней точке. Расчётные 3000 на высотомере выдержаны.

— Бочка, — комментирую я очередной манёвр, но говорить непросто.

— Давай на вираж. Вибрация отсутствует, — отвечает Николай, тяжело вздохнув.

Ещё минута активной работы, и можно заканчивать. Запрашиваю снижение до 1000 метров.

Корабль уже недалеко. Каждый полёт над морем — это большое количество потерянной воды. А её на корабле много не бывает.

В уме представляю, как дождусь возможности принять душ. Если не успеть к открытию промывочной, то опять останется использовать мизерную дозу воды для ополаскивания из умывальника.

— 321й, вышли на посадочный. Дальность 4, — информирует меня группа руководства полётами.

— Снижаюсь.

Корабль всё ближе и ближе. Предвкушаю удар об палубу, резкое торможение и будущий завтрак.

— Шасси, механизация, гак, притяг выполнил, — докладываю я.

Перед полётом поесть не успел, но наши товарищи должны были замолвить слово на камбузе, чтобы оставить пару порций.

Но тут все мысли о вкусной еде улетучились. Перед носом пронеслись два «Хорнета», пройдя практически над кормой.

Самолёт будто потерял равновесие. Резкое снижение перед кормой.

В последний момент успел вытянуть его и пронёсся над палубой с проходом.

— Откуда выскочили? — разозлился Коля.

— Справа. Практически надстройку облетели, заразы, — ответил я.

Разворот в сторону нарушителей, но их уже нет. Вижу только, как над водой идёт пара Ф/А-18.

— Серёга, это вызов. Ты как хочешь, но я в следующем полёте отыграюсь, — сказал Морозов.