Наследница (СИ) - Невейкина Елена Александровна. Страница 141

— Я даю вам слово, что если вы ответите на мои вопросы, и не наделаете глупостей, надеясь освободиться, то больше я никогда и ничего не предприму против вас.

Лосев оценивающе смотрел на неё. Можно ли верить этой девушке? Но что ему оставалось? В конце концов, сейчас было необходимо вырваться отсюда любой ценой, а там будет видно. Ещё будет время обдумать дальнейшее.

— Хорошо. Я согласен. Спрашивайте.

— Кто придумал тот план, по которому должна была погибнуть семья графа Кречетова?

— Тот, кто сейчас сам стал графом — ваш кузен.

— Как он нашёл вас четверых? Как уговорил на это мерзкое дело?

— По-разному. Двоим — мне и Григорьеву — пообещал деньги. Большие. Одному — должность приказчика. А четвёртый, Забродов, сам должен был ему крупную сумму. Вернее не он, а его отец, но отец умер, и долг перешёл к сыну. У сына не было таких денег, а Кречетов обещал ему простить долг полностью. Это избавляло Забродова от продажи родного дома. В случае его несогласия Кречетов угрожал убить его мать, а его самого посадить в долговую яму. Только зря он связался с Забродовым! То и дело он ныл и упрашивал всех пожалеть! Зато Григорьев вложил в исполнение плана почти столько же сил, сколько сам Кречетов. Это он держал вас! Ха-ха! Ему всегда нравились юные девочки!

Эти откровения вызвали у Элен почти физическое отвращение. Но это был, похоже, последний сильный всплеск эмоций Лосева. Сейчас, когда у него появился шанс остаться в живых, Борис немного успокоился, исчезло то возбуждение, которое поддерживало его до этого момента, теперь стало заметно действие цыганского средства «для крепкого сна». Казалось, Лосев сильно устал, глаза приняли безмятежно-спокойное выражение.

— Кто непосредственно нанёс смертельные удары графу и его сыну? — тихо спросила Элен.

— Выясняете, кто виноват больше других? Не выйдет! — Лосев стал говорить значительно медленнее. — Если, конечно, не считать неженку Забродова. Он так и остался в стороне. Единственное, чего Кречетову удалось от него добиться, чтобы он хотя бы поджёг дом.

— Кто следил за мной в таборе? Кто туда приезжал?

— Этот самый Забродов и ездил. Хоть на что-то пригодился. Но и тут он стал убеждать Кречетова оставить девчонку в покое. То есть вас… — Лосев приподнял голову. — Ведь это вы? Что со мной? Я устал…Хочу спать. Вы закончили вопросы? Я поеду домой, мне нужно выспаться.

— Да, вы будете спать, — глядя на него без улыбки, подтвердила Элен, — совсем скоро вы уснёте навсегда.

— Навсегда? — Лосев неимоверным усилием приподнялся на локтях. — О чём вы говорите?

— Вино. Вы выпили вино, которое не даст вам больше проснуться для следующих мерзостей, которые бы вы совершили в жизни.

— Вы…отравили меня…

— Да. Я отравила вас. Я же говорила, что у меня широкий выбор средств.

— Но вы же дали слово…

— Я дала слово больше ничего не предпринимать против вас. Боль-ше. К этому времени вино было уже выпито.

— Убийца! Вы убили меня из мести! Вы ничуть не лучше меня, — кричать у Лосева уже не было сил, но слова он выговаривал чётко.

— Нет, — вставая, ответила Элен, — я не убила вас, а лишь отправила туда, где вас смогут призвать к ответу мой отец и мой брат. Они никогда не оставляли безнаказанными подлецов и мерзавцев вроде вас. Раз они не могут сделать этого в нашем мире, вы идёте к ним.

Больше не обращая внимания на человека на кушетке, Элен прошла за ширму, взяла приготовленные чулки, бросила их на пол, возле столика оставила подвязку и вновь ушла за ширму, чтобы переодеться. Когда она вышла оттуда вновь в мужском костюме, Лосев уже лежал неподвижно. Дождавшись его последнего вздоха, она надела шляпу, не убирая под неё волосы, и пошла к двери. В дверях ещё раз обернулась. Но вместо кушетки с лежащим на ней телом, она опять увидела перед собой двоих мужчин — старого и молодого, почти мальчика — в окровавленной одежде. В ушах вновь раздался голос: «Беги! Беги в кабинет!» Элен на секунду закрыла глаза и прошептала: «Это для вас и за вас». Потом, больше не оглядываясь и не задерживаясь, вышла из дома.

Юзеф, увидев её, подбежал, ведя в поводу двух коней. Помогая ей сесть в седло, тихо спросил:

— Всё в порядке? Я уже начал волноваться.

— Всё так, как должно быть, — ответила она и тронула коня.

Де Бретон

Несколько дней Элен была молчалива, никуда из дома не выходила. На постоянные вопросы Юзефа, что с ней, пожимала плечами и отвечала: «Ничего». Вывел её из этого состояния визит де Бретона. Поглощённая своими делами и переживаниями она пренебрегала докладами ему обо всём, что происходит. Де Бретон долго ждал, но, так и не дождавшись, попытался встретиться и поговорить с ней сам. Не преуспев и в этом, француз здорово разозлился. Маньан требовал от него доклада, а докладывать было нечего, нужны были сведения из разных источников. Сведениям, исходившим от Элен, Маньан придавал большое значение (что, кстати, всегда раздражало де Бретона), и без них к нему идти не стоило — наслушаешься разных обвинений о плохой работе и низких способностях… Вариантов у де Бретона не оставалось. Нужно было ехать к ней самому, хоть это и было нежелательно.

Элен приняла его спокойно. Вины она за собой не чувствовала, раздражения не испытывала. А вот француз своё плохое настроение и не пытался скрыть. Но на его выпады Элен ответила улыбкой.

— Чем вы, собственно, недовольны? Разве мы договаривались о том, как часто я буду информировать вас?

— Нет. Но у меня сложилось впечатление, что вы вовсе перестали прикладывать хоть малейшие усилия для того, чтобы было, о чём информировать.

— Почему же?

— Этот вопрос следует адресовать вам. Почему вы перестали сообщать хоть что-нибудь?

— Я повторяю, месье де Бретон, что никакого точного условия между нами не было. Вы просили передавать вам содержание тех разговоров, свидетельницей и участницей которых я была. Но в последнее время я редко разговариваю с людьми.

— Значит, нужно исправить это положение, мадмуазель Соколинская.

— Вы, сударь, говорите со мной так, как будто я у вас в подчинении, — Элен нахмурилась.

— А разве это, в сущности, не так? Я же предупреждал, что прекратить работать на меня (назовём вещи своими именами) невозможно. Или почти невозможно. Чему же вы удивляетесь?

— Я не удивляюсь. Но прежде чем требовать чего-то, нужно точно вспомнить договор. Я со своей стороны выполняла всё. Требовать дополнительно ещё чего-то вы не вправе.

Де Бретон смотрел на Элен оценивающе. Внутри у него всё кипело: ему нечего сказать Маньану, он опять устроит сцену! Но давить на эту девицу не хотелось. Почему-то казалось, что это для него невыгодно.

— И что делать мне? — сквозь зубы спросил он. — Ждать от вас следующего известия? Когда?

— У меня были свои неотложные дела, которые не позволяли интересоваться чем-нибудь другим. Теперь мои дела закончены, и я вновь могу заняться вашими.

Этот визит стал тем самым событием, которое вернуло прежнюю Элен.

— Наконец-то ты ожила, — заметил Юзеф, выслушав её возмущённые комментарии после посещения де Бретона. — А то я уже начал беспокоиться. Я никогда не видел тебя такой.

— Какой? — удивилась Элен. — Я обычная.

— Это тебе так кажется. С тех пор, как ты… разобралась с Лосевым, тебя будто подменили. Молчишь, никуда не ходишь. Даже верхом перестала выезжать. Ты переживала?

— Нет. Не было причин переживать. Разве что…вспомнилось много.

— Вспомнилось? А мне казалось, что ты не можешь забыть последние события. Тебе не было жаль его? Ты не жалеешь о том, что сделала?

— Жаль? Лосева?! Нет. И я ни о чём не жалею, — она помолчала. — Откуда берутся такие?! И как они находят друг друга? Ведь мой дорогой кузен в одиночестве не остался. И нашёл не только Лосева…

— Элен, не надо сейчас об этом, — Юзеф сел рядом с ней. — Мы найдём остальных, обязательно.