Наследница (СИ) - Невейкина Елена Александровна. Страница 165

— Да что?! Что я такое тогда сказала? Что ты услышал? — Элен поняла, что они, наконец, добрались до сути.

— Не знал, что ты можешь быть жестокой. Хорошо. Ты говорила о том, как виновата перед Гжесем, что заставляла его страдать. Говорила, что любишь его. Потом пообещала Штефану, слушавшему тебя, что, когда вернёшься, больше не расстанешься с Гжесем, всегда будешь рядом… Я от души желаю, чтобы он был достоин вас, панна Элена.

Элен, во время его последней речи прижавшая обе ладони к губам, опустила руки, и Юзеф увидел, что она улыбается.

— Юзеф! Я говорила о дяде Яноше! Это с ним я обещала больше не расставаться, это его я люблю и перед ним виновата. Я тогда никак не могла забыть твои слова, они преследовали меня даже в бреду. Мне было так горько сознавать, что ты прав…

— А Гжесь? — недоверчиво спросил Юзеф.

— А Гжесь — мой приятель по детским играм, только и всего. То, что он относится ко мне не только, как к подруге, я узнала в ночь нашего отъезда в Россию. Он признался, что любит меня. Но это только его чувства, причём же здесь я? Я никогда не думала о нём иначе, чем как о товарище. Мне пришлось сказать ему тогда же об этом. Он обиделся. Наверное, огорчился и пан Войтек, если узнал о нашем разговоре — мне всегда казалось, что он не прочь был назвать меня своей невесткой, — Элен улыбнулась как-то растерянно и смущённо. — Вот и всё… Что же ты молчишь?

— Я не знаю, что сказать.

Элен подошла к нему совсем близко и, глядя, слегка запрокинув голову, в глаза, почти шёпотом сказала:

— Просто повтори ещё раз, что любишь меня.

— Я люблю тебя. Люблю тебя, Элен! Это безумие, но я так часто представлял, что ты стала моей женой!

— А ты попроси меня об этом.

Юзеф шагнул назад, мгновение смотрел на неё, потом опустился на колено, взял её протянутую руку и церемонно спросил:

— Панна Элена, не согласитесь ли вы сделать меня самым счастливым человеком на свете, пообещав стать моей женой?

— Я согласна, — ответила она и тихо засмеялась.

Этот счастливый смех, как и последние слова, услышал Штефан, который время от времени подходил к двери и прикладывал ухо к щели, чтобы знать, что происходит, и не пора ли вмешаться в события. Он расплылся в улыбке, перекрестился, а потом перекрестил дверь, за которой находились сейчас два счастливых человека. В следующую минуту он успел перехватить Тришку, который шёл, чтобы спросить у барыни, что всё-таки предпринять дальше. Штефан потянул его за рукав прочь, говоря:

— Пошли-пошли, не ходи туда сейчас, всё испортишь.

Оказавшись возле лестницы, ведущей вниз, он отпустил Тришку, который, внимательно вглядевшись в лицо Штефана, спросил:

— А ты чего это сияешь весь? Даже, вон, усы топорщатся. Чо случилось-то?

— Ничего. Много будешь знать — скоро состаришься. Пойдём-ка лучше, пропустим стопку-другую за здоровье панны Элены.

— Э-э… А если позовут нас?

— Не, не позовут. Им с паном Юзефом сейчас не до нас будет, — усмехнулся он.

— Ах, вон что! — даже присвистнул Тришка. — Ну, тогда пойдём, конечно!

И они удалились «отдыхать».

Поцелуй длился долго. Они как будто хотели наверстать упущенное за всё то время, что провели рядом, не показывая своих чувств. Потом Элен положила голову на плечо Юзефа, а он, держа её в объятьях, грустно усмехнулся:

— Ну, и что же это получается? Я должен на помолвку подарить тебе кольцо, но у меня его нет. Всё опять неправильно.

— Это ничего, — подняла голову Элен. — А знаешь, кольцо есть у меня. Я никогда его не надевала, хотя оно всегда со мной.

С этими словами она достала из-за ворота цепочку и сняла с неё перстень. Держа его в руке, она пальцем провела по золотому кружеву, охватывающему камень.

— Какая красота, — сказал Юзеф, любуясь кольцом.

— Да. Это перстень моей мамы. Я её даже не помню. Только портрет. Теперь нет и портрета… Отец подарил мне этот перстень, когда мне исполнилось пять лет, и сказал, чтобы я надела его только тогда, когда встречу человека, которого полюблю, и выйду за него замуж. Я встретила такого человека, — она снова смотрела на Юзефа и улыбалась, а её глаза словно светились. — Свадьбы ещё не было, но, думаю, отец не стал бы возражать. Надень мне его, — и она протянула Юзефу кольцо.

Он аккуратно взял его, потом другой рукой взял руку Элен, надел ей на палец перстень и, склонившись, поцеловал эту руку. Кольцо пришлось удивительно впору. Элен не отрывала от него взгляд.

— Я не расставалась с ним ни на минуту, нося на шее. Теперь перстень всегда будет на пальце. Я не сниму его никогда, мы не расстанемся. Так же, как с тобой, Юзеф, — и они снова растворились друг в друге.

Через день Элен спустили на землю мысли о том, зачем она приехала сюда. Она позвала Тришку, рассчитывая дать ему поручение найти дом Григорьева. Но оказалось, что этого не нужно. Скучая от безделья, он сам, без её указаний, нашёл его и даже видел хозяина. Григорьев ему очень не понравился.

— Ну, просто каторжная рожа, — делился он впечатлениями со Штефаном. — Таких даже в нашей шайке я не встречал. Идёт по улице — ни на кого не смотрит, все перед ним расступаются. Сам видел, как какой-то мужичок не успел в сторону ступить. Так этот Григорьев такую затрещину ему отвесил, что тот аж в забор впечатался. А уж как он со своими людьми обращается — и в кошмарном сне не увидишь!

Примерно это же самое, только более кратко и в более корректных выражениях Тришка изложил и Элен.

— Так что с ним надо бы поосторожней, барыня. Такой ни перед чем не остановится.

— Ладно, приму к сведению, — поморщилась Элен. Её раздражало, что каждый почему-то считал своим долгом предупредить её об осторожности. Как будто она каждую минуту очертя голову кидалась навстречу неизвестным опасностям, как будто они не видели, не знали, что она всегда готовилась к очередному шагу!.. Ну, или почти всегда.

В этот день Элен и Юзеф решили проехаться верхом мимо дома Григорьева, чтобы самим посмотреть на него, оценить обстановку и решить, как действовать дальше. Но их ждала неожиданность. Ворота и двери дома стояли нараспашку, дворовые люди были явно чем-то взволнованы. Проехав один раз мимо, Элен остановила коня недалеко от григорьевского забора.

— Надо бы узнать, что там такое произошло, — сказала она Юзефу.

— Я сейчас, — ответил он. — Чем он там торгует? Деревом?

— Скорее, деревянным мусором.

— Хорошо. Предположим, это мне интересно, — пробормотал Юзеф и послал коня вперёд.

Элен, волнуясь, осталась ждать его возвращения. Юзеф отсутствовал недолго. Вскоре он, не торопясь, подъехал к ней.

— Там все в смятении: хозяин пропал.

— Как пропал? Куда?

— Вот этого-то они и не знают. Говорят, вчера вечером, как всегда, ушёл к себе, вроде спать. А сегодня утром не вышел к завтраку. Сначала идти к нему в комнату не решались — я так понял, боятся все его смертельно. Вдруг хозяин чем-то занят или отдыхает, а они ему помешают? Вот и ждали, когда он сам выйдет. Потом всё же заглянули. А там даже постель не тронута. Потом уж хватились — лошади его в конюшне нет. Странно только, что он никого не взял с собой, один уехал. И деньги с собой захватил только те, которые в комнате были. А в доме, в тайнике, лежит большая сумма от удачной сделки.

— Значит, он скоро должен вернуться. Вряд ли он уехал надолго без слуг и ещё менее вероятно — без денег.

— Да, — кивнул Юзеф, — я тоже так подумал. А уехать его могло заставить письмо.

— Какое письмо? — насторожилась Элен.

— Сказали, что вечером Григорьеву принесли письмо. Он прочитал его и сразу ушёл к себе. Больше его никто не видел. Тебе не кажется, что исчезновение Григорьева как-то связано с этим письмом?

— Кажется. Интересно, от кого оно? — и под взглядом Юзефа спросила: — Неужели Забродов?

— А почему бы ему не предупредить приятеля?

— Да не были они приятелями! По крайней мере, по рассказу Забродова.