Наследница (СИ) - Невейкина Елена Александровна. Страница 162

— Это кто такая? — спросил Штефан.

— Опять ты со своей бабкой пристаёшь! — зашипела на Розу мать. — Сколько раз я говорила тебе, чтобы забыла дорогу к ней!

— Кто она, эта Зульфия? — опять спросил Штефан.

— Да, татарка одна старая, — небрежно пояснила хозяйка. — Говорят люди, что вроде травами да заговорами лечить умеет. Моя Роза, вон, к ней повадилась бегать, с детства ещё. Та, понимаете, бездетной осталась, умерли у ней все. Вот она Розу и привечает. Только не дело это! Не к лицу приличной девушке какими-то там травами интересоваться! Пусть этим деревенские бабы занимаются.

— Ну, это вы меж собой решайте, — сказал Штефан, — а мне скажите: эта ваша татарка и впрямь людей лечит?

— Лечит, господин Штефан, лечит, — прижав кулачки к груди, ответила Роза. — Я сама видела. Я к ней ходила и видела, — опасливо оглянувшись на мать, пояснила она. — Баба Зуля мне много рассказывала и травки разные показывала. Я пока мало знаю, лечить не могу. А она может!

— А ну, цыц! — прервал Штефан. — Где она живёт? Далеко?

— Нет, тут рядом. Я сбегаю? — робко спросила Роза, всё так же косясь на мать.

— Давай, беги. Пусть придёт твоя баба Зуля, посмотрит. Может, и выйдет из этого что путное, — решил Штефан.

Когда Элен в следующий раз открыла глаза, перед собой она увидела морщинистое скуластое лицо. Здесь же была и Роза. Из её бормотанья Элен поняла, что обладательницу раскосых глаз зовут баба Зуля, и она здесь для того, чтобы помочь. Потом перед ней оказалась чашка с каким-то пряно пахнущим отваром. Кто-то, как показалось Элен — Роза, приподнял её голову вместе с подушкой, и она послушно сделала глоток, потом другой. Жидкость была неожиданно горькой. Но эта горечь не отвращала, она почему-то была приятна. Затем снова навалился сон. И потянулось почти физически ощутимое время. Открывая глаза, Элен видела перед собой старую татарку или Розу, изредка — Штефана. Сон часто путался с явью, и Элен говорила с людьми, принимая их за других. Но, взяв пример со Штефана, с ней не спорили, отвечая на её слова от имени того, кого видела перед собой Элен в своём воображении. А она, всё ещё находясь под властью последнего разговора с Юзефом, часто говорила с паном Яношем, паном Войтеком и Гжесем, стараясь убедить их, что никогда не хотела их огорчать. Просто так получалось само собой. Как-то раз, когда возле неё находился Штефан, она, узнав его, стала просить позвать дядю Яноша. Штефану с трудом удалось убедить её в том, что его нет рядом. Тогда она спросила о Гжесе и его отце. Когда она поняла, что и они не могут прийти к ней, то стала просить Штефана передать им всем, что она теперь будет думать не только о себе, что всё теперь будет по-другому. Постепенно Элен осознала, где находится, и что с ней, но продолжала говорить, как будто продолжая разговор.

— Понимаешь, Штефан, я хочу, чтобы дядя знал, что я не эгоистка, что я всегда помню о нём, — (В этот момент в комнату с очередной чашкой отвара шагнул Юзеф, но его никто не заметил). — Я так виновата перед ним! Но я всё исправлю. Вот вернусь и всё исправлю. Ведь я его люблю. Я знаю, он переживает нашу разлуку… А теперь ещё война. Но я всё ему объясню при встрече, и мы больше никогда не расстанемся.

— Не волнуйтесь, панна Элена, он тоже любит вас, значит простит. Вы вернётесь, и всё будет в порядке. А сейчас вам нужно поспать, — Штефан поправил подушку и, повернувшись, увидел закрывающуюся дверь.

Дни шли, а для Элен ничего не менялось. Она всё также пила какие-то отвары, настойки, иногда ощущала вкус куриного бульона, иногда — тёплого молока. Но всё это происходило как будто не с ней. А потом настал момент, когда, в очередной раз, открыв глаза, Элен увидела абсолютно ясно всю комнату. Судя по освещению, было позднее утро, а за окном, находящемся за изголовьем, светило солнце. Элен с удовольствием потянулась и ещё раз осмотрелась. В это время в приоткрывшуюся дверь заглянула Роза. Увидев открытые глаза и улыбку на лице Элен, она просияла и вошла.

— Вот вы, наконец, и проснулись, — сказала она так, как будто Элен просто спала дольше обычного.

Вскоре пришёл Штефан, а за ним — Юзеф. Отвечая на их вопросы о самочувствии, Элен поняла, что болела, по-видимому, долго.

— И сколько прошло времени с тех пор, как я слегла? — спросила она и, увидев, как переглядываются Штефан с Юзефом, сказала: — Я же всё равно узнаю.

— Сегодня начался десятый день, — ответил Штефан.

— Десятый… Значит, Рождество уже прошло?

— Да. И наше, католическое, и ваше, православное. Оно как раз вчера было. Вон, Роза и её мать ходили в церковь и молили там за вас Бога. Видно, услышал он их, вот и стало вам легче, панна.

Элен улыбнулась, но ей стало грустно. Она так рассчитывала и в этом году побывать на Рождественской службе… Значит, не судьба.

— Это всё замечательно, — сказала она, переходя к более материальным темам, — но скоро ли мне принесут хоть что-нибудь поесть? Или нужно дожидаться обеда?

Роза тут же радостно ускакала на кухню, а Элен стала расспрашивать Штефана обо всём, что происходило. Юзеф вёл себя как-то странно: не подошёл, стоял в стороне и, если она задавала ему вопрос, отвечал односложно и только конкретно о том, что спрашивалось.

Через пару дней Элен спросила у Розы, почему она не видит у себя татарку-знахарку.

— Или она мне приснилась?

— Нет, она вам не приснилась, — ответила девушка, немного смущаясь. — Ей трудно ходить, вот она и попросила меня делать всё для вас. Вы не думайте, я умею! — воскликнула она. — Я давно уже у неё учусь. Только вот матушка ругается.

— Да я и не думаю ничего такого… А скажи-ка, когда примерно я смогу ходить, на лошади ездить? Ведь нам нужно в дорогу собираться.

— Ну, засобиралась! — заворчал вошедший Штефан. — Раз вы о дороге заговорили, панна Элена, значит, поправляетесь. Только не торопитесь, а не то, не ровен час, только хуже себе сделаете.

— Да, — подхватила Роза, — нельзя быстро вставать, сначала окрепнуть после болезни надобно.

— О! Слушайте, что вам лекарь с косичкой говорит, — подмигнув, сказал Штефан, — она своё дело знает.

Роза покраснела и выскочила из комнаты. Элен улыбнулась:

— Может, в дорогу и рано пока, но лежать я больше не могу. Сегодня обедать буду со всеми за столом. Ты скажи Розе, чтобы помогла мне одеться. Сегодня мне без неё не справиться будет.

Больше в своей комната Элен не ела, а на следующий день потребовала, чтобы ей помогли выйти во двор «хотя бы на полчаса». На полчаса Роза её не отпустила, но минут пятнадцать Элен провела на воздухе. После этого, обеспокоенная Роза помчалась за советом к бабе Зуле. Но та сказала, даже не дослушав:

— Раз сама захотела, значит, силы свои чувствует. Хуже, когда человека не поднять никакими уговорами. Вот и не спорь. Но рядом будь и следи, чтобы она не перестаралась.

Элен получила возможность гулять, всё больше увеличивая время прогулки. В конце концов, однажды, ни у кого не спросясь, сама оседлала свою лошадь и появилась на дворе верхом, вызвав ужас у Розы и её матери и одобрительную улыбку у Штефана. Что подумал Юзеф, осталось неизвестным, так как он, посмотрев молча на довольное лицо Элен, ушёл в дом.

За ужином Элен объявила, что намерена завтра проехаться по городу, чтобы оценить свои силы. Роза попыталась поспорить с ней, но, как и следовало ожидать, не добилась успеха. Тут, видя расстроенное лицо девушки, которая не смела больше возражать, но понимала, что всё может привести к новым сложностям, вмешался Штефан:

— Что это вы, панна Элена, придумали — в эдакий мороз верхом по городу шастать? Уж поездили один разок, хватит. Вон, после того никак в себя прийти не можете. Уж если вам так хочется развеяться, садитесь в санки да покатайтесь. Вон и Розу с собой возьмите, если матушка ей разрешит. Она вам город покажет. Покажешь? — обратился он к ней.

— Конечно, — кивнула она.

— Это она может, — согласилась хозяйка, — Роза мно-ого всяких баек о нашей Казани знает. Кто где жил, кого где убили, что где раньше стояло. И Кремль покажет и монастырь. И расскажет обо всём, что видит — только слушай! Но, конечно, если вы решите верхами ехать, она дома останется, не умеет она на лошади-то. Вот в санках — другое дело.