Огневой бой. Воевода из будущего (сборник) - Корчевский Юрий Григорьевич. Страница 42
Пока челядь собирала на стол, мы поделились новостями. Собственно, новостей-то было – раз-два, и обчелся.
Когда стол был уставлен яствами, мы перешли в трапезную и отдали должное жаркому из поросенка, гречневой каше с фруктами, вину домашнему да рыбке.
Вот и славно – пообщались! Прощаясь, Никита заявил:
– Что мы с тобою все только в походах и видимся – вроде как и не соседи добрые. Приезжай ко мне на охоту. Медведь повадился на овсы ходить, скоро уже убирать нечего будет.
– Я с удовольствием, только скажи когда.
– А давай завтра – что откладывать?
На том и уговорились.
Я приказал Федору-занозе приготовить рогатины, ножи побольше размером и, немного подумав, добавил – еще и мушкет с пулями чтобы захватил.
Зашел в комнату к Василию. Он сидел за столом у окна, старательно изучая книгу.
– Чего читаешь, сынок?
Василий смутился:
– Вот – великие битвы изучаю.
– Молодец! Хочешь завтра со мной на медвежью охоту поехать?
– Конечно, хочу – зачем спрашиваешь?
– Тогда завтра оденься попроще, кольчугу не забудь надеть и кинжал обязательно захвати. Федор рогатины приготовит.
Рогатина – охотничье копье с толстым и прочным древком, часто перехваченное железными кольцами. Лезвие длиной сантиметров тридцать, широкое, с прочной поперечиной вместо гарды. Фактически – короткий меч на древке.
Утром мы втроем – я, Василий и Федор – выехали со двора. Боевые холопы провожали нас завистливыми взглядами. Охота, тем более на медведя, – самое мужское занятие, окромя войны. И развлечение, бодрящее кровь адреналином. Если медведь молодой – и мясо вкусное, а шкура, ежели ее выделать хорошо, – прекрасный полог для саней – ноги в мороз укрывать.
За шутками и разговорами мы добрались до поместья Тучкова. У его дома уже толпились охотники – человек семь.
Увидев нас, с крыльца спустился Тучков.
– Рад приветствовать! Это кто же с тобой?
– Знакомься – сын мой, Василий, и Федор – нынче десятник.
– А лица-то знакомые!
– Когда на ваш стан татары напали, мы вместе вас выручали.
– Значит, боевые побратимы. Это славно! Ну, раз все готовы – по коням!
Все поднялись в седла и дружно выехали за ворота. Ехали на закатную сторону, удаляясь от моего и Тучкова поместий.
Отъехав верст на десять, мы спешились. С лошадьми остался коногон, а мы, навьючившись оружием, пошли дальше пешком.
– Давайте здесь, на опушке, расположимся. Перед нами – овсы. Медведь обычно с той стороны приходит, ближе к вечеру. Будем ждать, – сказал Никита.
Мы улеглись на траве, а один из тучковских охотников залез на дерево.
Прошел час, другой. Все лежали молча: у медведя обоняние и слух хорошие, звякнет железо – и ушел зверь.
Сверху – с дерева – упала шишка, за ней, попав мне по спине – вторая. Я поднял голову. Охотник на дереве показал на поле. Ага, понятно – медведь появился.
Я толкнул Тучкова, уже прикемарившего на траве. Никита осторожно поднялся и выглянул из-за кустов. Затем прошептал мне на ухо:
– Здоровенный зверь – и прямо посреди поля. Делимся надвое и тихонько обходим его, чтобы не ушел – потом сближаемся. Медведь в кольце и окажется.
Никита дал нам трех своих людей и махнул рукой влево. Туда мы и двинулись, глядя себе под ноги, чтобы не наступить на сухую ветку. Пройдя метров сто, мы повернули на овсы, растянулись цепью и, выставив перед собой рогатины, двинулись к медведю. Я уже видел цепь людей и Тучкова, идущего нам навстречу.
А где же сам медведь? Мишка сидел в овсах – видна была лишь верхняя часть туловища и огромная голова. Он был увлечен овсами – срывал колосья лапами и жадно ел, собираясь нагулять жирку к осени. Видимо, он услышал шуршание колосьев об одежду идущих людей, повернул морду, затем встал. Твою мать! Да в нем, стоящем на задних лапах, изрядно больше двух метров.
Медведь стоял к нам спиной, видя только Тучкова и его людей. Вероятно, они успели подойти ближе.
Внезапно он опустился на все четыре лапы и бросился бежать прямо на нас. Мы застыли на месте, отставив назад правую ногу и выставив вперед рогатины.
Шуршание раздавалось все ближе и ближе. Но и медведь учуял наш запах. Он поднялся на дыбы в десяти метрах от нас, взревел, оскалился и пошел на задних лапах. Медведь был здоров, могуч и, судя по белым клыкам, молод. И что самое плохое – он пер на Василия, стоявшего от меня в десяти метрах. Что делать? Бежать на помощь? Унижу парня перед другими охотниками.
Дальше – за Василием – стоял Федька. Он повернул ко мне лицо, но молчал, как бы ожидая от меня подсказки – что делать будем?
Я решил – пусть все идет своим чередом, нужда возникнет – на помощь придем.
Медведь приблизился к Василию. Я видел побледневшее лицо сына, пальцы рук, вцепившиеся мертвой хваткой в древко рогатины.
Сын ударил медведя рогатиной, но неудачно – в брюхо. Раздался дикий рев. Медведь, размахивая лапами, пер на Василия, а тот, хоть и упирался ногами, не мог сдержать напора огромной туши и пятился назад. Пока ситуацию спасала мощная железная перекладина, не дававшая зверю приблизиться к охотнику.
Пора и нам вмешаться.
Я в несколько прыжков подскочил к медведю и всадил ему в правый бок свою рогатину. Медведь махнул громадной лапой, ударил по древку, и меня отшвырнуло в сторону, как пушинку.
Положение спас Федька. Морда медведя была повернута ко мне; Федька незамеченным подобрался к медведю и ударил его кинжалом в левый бок, в самое сердце.
Ранение, казалось бы, смертельное, но медведь продолжал стоять, размахивая лапами. Федька, сбитый ударом, покатился кубарем по овсу.
Подоспели двое охотников из тучковских – и с размаху всадили в медведя свои рогатины.
И лишь тогда рев утих, медведь закачался и упал на спину.
Я перевел дыхание, бросил взгляд на Василия. По лицу его стекала струйка крови. Поднявшись, я бросился к нему.
– Цел?
С тревогой осмотрел голову сына. Слева, чуть выше уха, была глубокая царапина, обильно сочившаяся кровью. Кость цела, других повреждений нет. Слава богу, обошлось!
А шрамы – не беда, они даже украшают мужчину.
Я побежал к Федору – что-то он долго не встает. Федор лежал без чувств, но дышал. Я осмотрел его бегло – крови не видать, ощупал руки-ноги – вроде целы. Похлопал слегка по щекам.
Федька приоткрыл веки, повел глазами.
– Медведь?
– Завалили уже.
– Василий цел?
– Царапиной отделался.
Федька сел, схватился руками за голову.
– Звенит и кружится, как после хорошей пьянки.
– Посиди, спешить уже некуда. Видно, косолапый по голове тебя ударил.
Подоспел Тучков с охотниками.
– Завалили уже? Жалко, что без меня!
Обошли медведя, подсунули под него рогатины, перевернули.
– Эка вы шкуру попортили! – сокрушался Никита.
– Сам бы попробовал! – огрызнулся я.
– Да это я так, сгоряча, понимаю ведь. Эй, кто-нибудь! Телегу сюда гоните.
Кто-то из охотников пошел через поле к деревеньке, что была за перелеском, пригнал телегу. Лошадь всхрапывала, косила на медведя фиолетовым глазом. Возничий из деревенских обошел тушу, покачал головой.
– Да ведь в нем пудов двадцать пять веса. Не погрузим.
Погрузили. Ухватились, приподняли, подсунули под него древки рогатин и, подняв, уложили на телегу. Тяжел! И духом звериным несет.
Васька придерживал у головы тряпицу, прижав к ране, а я помогал идти Федору. Его покачивало, скорее всего – сотрясение мозга.
Ничего, главное – кости целы, отлежится с недельку и будет как новенький.
Мы оседлали коней и не спеша ехали за подводой, делясь впечатлениями от охоты. Никита все сожалел, что медведь не на него вышел. Шкура трофея полагалась охотнику, принявшему основной удар зверя на себя, то есть Василию, а мясо – пополам меж боярами.
Прибыли в поместье.
Пока охотники свежевали тушу, мы передохнули, выпили винца.
– Ну, Василий, сын Георгия, с тебя причитается. Такого матерого зверюгу завалил. Небось, шкура на половину комнаты будет. Первый трофей?