Media Sapiens-2. Дневник информационного террориста - Минаев Сергей Сергеевич. Страница 18

— Гениальная идея. — «Господи, как же ехать-то не хочется», — думаю я. — Вадим, а ты уже прикидывал даты реализации проекта?

— Август — лучше всего, я полагаю.

— Почему это? — хором спрашиваем мы с Вербицким.

— Ну, во-первых, есть время для подготовки. А во-вторых, — Вадим смотрит на потолок, — во-вторых… в августе всегда что-то происходит, так? То лодка, то самолёт, это уже традиция. Теперь вот военные действия.

— Да, Антон, действительно. А почему бы и не август? — спрашивает меня Вербицкий.

— Да я, в общем, не против, господа.

«Действительно, бля. А мне вот интересно, почему иных вопросов не возникает? Ни с кем проект согласовывать не надо, не нужны предпроектные записки, даже „Мне нужно все обдумать“ не произнесено вслух. Вы уже полностью нам доверяете, Аркадий Яковлевич? Или просто такое головокружение от успехов?»

— Август — хороший месяц для таких событий, я согласен с Вадимом.

Все замолкают. Вадим улыбается с чувством полнейшего превосходства. Вероятно, он думает о том, что моё кресло теперь не так уж и недосягаемо.

«Надо бы тебя в Москве оставить, друг мой, а то ты зарвёшься окончательно», — думаю я. О чём думает Вербицкий, я не знаю. Может, о пенсии?

— Кто будет медиа-реагированием в Москве рулить, а кто поедет в Грузию на съёмку? — нарушает тишину голос Вербицкого.

— Я мог бы уговорить поехать со мной съёмочную группу СNN — предлагаю я. — Вадим уже имеет опыт координации департаментов, а «тёмник» я напишу.

— А ты уверен, что нам так уж необходима там западная съёмочная группа? — пытается отыграться Вадим. — Может быть, просто передадим им кассету, как с метро?

— Лучше будет, чтобы такую операцию проводил на месте Антон, — Вербицкий смотрит в окно, — а мы тут отрулим. В конце концов, основная война в СМИ начнётся дня через два после самого события. Антон уже будет здесь.

— Логично. — Вадик кивает с бесстрастным лицом, но в глазах его мелькает недобрая искра.

«Хер тебе, а не медали». Я смотрю на него и добродушно улыбаюсь.

— Когда будем детали обсуждать?

— Ребят, мне нужно ехать, предлагаю встретиться завтра-послезавтра. — Вербицкий смотрит на часы. — А вы днями «тёмник» набросайте.

Проводив Вербицкого, мы возвращаемся.

— Ну, ладно. Я «тёмник» начну писать вечером, завтра вместе продолжим, ОК?

— Хорошо, — Вадим стоит на пороге кабинета и ждёт момента, чтобы войти внутрь, — как скажешь.

— ОК. — Я разворачиваюсь и иду к себе. В конце коридора я встречаю Орлова с листами бумаги.

— Привет, — здоровается он.

— Привет.

— Видел, какой мне прикол прислали? Чувак один сказал, что это реальный плакат «комитетовцы» готовят к печати. — Он протягивает мне лист А4, на котором изображены Ксения Собчак и Ксения Бородина на фоне гербового щита КГБ, поверх их голов написано:

— Смешно, да, Антон?

— Обхохочешься, блядь, — говорю я и зачем-то сплёвываю три раза через плечо.

— А мне кажется… — начинает Генка, но я не даю ему договорить и ухожу.

Сев в кресло в своём кабинете, я размышляю о том, что идея с Грузией неплоха, но всё-таки вторична. И есть риск того, что не получится у нас все замутить так же ловко, как и с метро. А главное — это неясная цель. Для чего? Чтобы западная медиа обвинила Россию в агрессии против маленькой горной страны? Типа танки против роз? И как это нам поможет?

Грузия, Грузия… Что меня связывает с Грузией? На ум приходила только съёмка в программе Моти Ганапольского «Спорная территория». Трёхмесячной давности. Там была грузинская тема… весьма смешная… В начале программы первый вопрос: «От кого зависят СМИ?» Ганапольский задал грузинскому журналисту Зурабу, который сидел в Тбилиси и разговаривал с нами в режиме телемоста:

— Я хачу сказат, что преждэ всэго нада раздэлят СМЫ на государствэние и нэзависимие! — начал Зураб и затем довольно долго и путано объяснял, кому какие СМИ в Грузии принадлежат. Сидящие в московской студии некоторое время слушали его, потом начали свою дискуссию, совершенно выключив Зураба. Пару раз я отвечал на вопросы журналистов из зала, давал какие-то комментарии выступлениям коллег. Так прошло минут сорок, пока Матвей не попытался снова вовлечь Зураба в процесс обсуждения.

— Скажите, Зураб, как вы считаете, в Грузии сейчас более независимые СМИ, чем в России?

Услышав, что к нему обращаются, Зураб оживился и начал по новой:

— Я хачу сказат, что преждэ всэго нада раздэлят СМЫ на государствэние и нэзависимие!

— Мы поняли, Зураб, мы поняли, — остановил его Матвей, — мы уже перешли к другому вопросу. Вы слышали его, батоно Зураб?

— Что? — Зураб снова обезоруживающе улыбнулся. В этот раз его улыбка уже реально раздражала. — Нэт, павтаритэ, пажаласта.

Все засмеялись, Ганапольский поворачивается спиной к монитору и обращается к нам:

— Коллеги, Зурабу очень не просто. Мы все вместе обсуждаем тему в студии, практически выключая его из дискуссии. А когда Зураб отвечает, то слышит себя в наушнике с трехсекундной задержкой. Поверьте, это очень не просто. Давайте будем уважать друг друга. Итак, Зураб, я повторяю вопрос: «Как вы считаете, в Грузии сейчас более независимые СМИ, чем в России?» И в этот момент у грузина выпадает из уха микрофон, и он снова не слышит Ганапольского. Когда Ганапольский заканчивает говорить и поворачивается к экрану, Зураб снова расплывается в улыбке и говорит:

— Батоно Матвей, извэнитэ, у мэня микрофон из уха выпаль. Тот жэ вапрос? Так я считаю, что прэждэ всего…

— Вот мудило тупое, — выдыхаю я, забыв, что ко мне прикреплён микрофон. Зураб продолжает говорить, и тут моё высказывание доходит до него по телемосту. Услышав собственную речь с задержкой в три секунды, как и полагается, он встрепенулся.

— Ээээ, ты чо сказал, а? — Зураб вскакивает, вынимает из уха микрофон, который ему мешает говорить, отбрасывает его в сторону и начинает орать: — Ты каво мудилой назвал, ищак? Я твой рот ибаль, понял, да?

— Сам ты ишак. Тоже мне, орёл… — Я встаю, снимаю микрофон и двигаю к выходу.

— Ребята, ребята, — пытается примирить нас Ганапольский, — Антон, Зураб — перестаньте.

— Ээ, Матвей, а че это за дэло, э? Чо он меня так назвал? Я его так называл? — Зураб стоит в своей студии и по-бабьи разводит руками.

— Антон, ты не прав, — Ганапольский идёт следом за мной, — последнее, что мы сейчас должны делать, — это ругаться между собой. Тогда как нам нужно сплачиваться.

— Вот и сплачивайтесь. — Я хлопнул дверью и вышел вон.

Я улыбаюсь. Действительно, смешно получилось, хотя весьма вероятно, что и не правильно. Я, полулёжа в кресле, курю и пью прямо из горла довольно дрянной французский коньяк неизвестной марки, подаренный мне кем-то из коллег. Включаю телевизор. По РТР показывают «Аншлаг, аншлаг». Клоун, одетый метростроевцем, или метростроевец, одетый клоуном, не поймёшь, поёт комические куплеты:

«Халтурщики, — я отпиваю коньяк, — неужели тоньше нельзя? Хотя, наверное… наверное, и не нужно тоньше-то».

Клоуна-метростроевца сменили две «новые русские бабки». Одна из них играла на маленькой гармошке, другая — на гавайской гитаре. Рядом с ними топтался на месте дурацкого вида чувак в деловом костюме. Бабки запели хором: