Media Sapiens-2. Дневник информационного террориста - Минаев Сергей Сергеевич. Страница 19

Судя по всему, чувак в деловом костюме — я. Вот так. Когда-то мне говорили, что настоящей звездой можно стать только после того, как тебя простебают на ОРТ или РТР. Поздно они спохватились. Пропустили тренд. Я простебал их раньше. Я стал медиа-звездой. Ха-ха-ха. Властелином Медиа.

Бабки тем временем продолжили:

"Приходят люди в серых костюмах и уводят Дроздикова под песню «Антошка, Антошка, пойдём копать картошку».

Неужели намёк на то, что снова на «Кухню» ехать? Пойдём копать картошку… юмористы, бля… нету, нету у вас героев, — я делаю большой глоток, — не читаете классику. Папу не знаете".

Я улыбаюсь и смотрю на плакат в рамке, стоящий в книжном шкафу. Плакат представляет собой стебалово над известной обложкой брауновского «Кода да Винчи». Отличие состоит лишь в том, что леонардовская Мона Лиза носит голову Геббельса с гладко зачёсанными назад волосами. Геббельс, так же, как и она, криво улыбается. На месте названия книги характерным шрифтом написано:

А под фигурой Йозефа-Джоконды то же, но в русском переводе:

Я снова улыбаюсь и закрываю глаза. После коньяка очень хочется спать. Я запрокинул голову и, весьма вероятно, захрапел. Мне опять снились «нокиевские» гонки на спорткарах. Я также сидел в прозрачном кубе-комнате перед монитором и с помощью мыши управлял машинками доброго десятка игроков, которые жали на клавиатуры своих телефонов. Даже во сне я помнил, что всё это уже было со мной: и как я менял игрокам «порши» на «Жигули», и как я увеличивал или уменьшал им высоту трамплина, и как я потешался над тем, что игроки думали, что это они сами управляют своей игрой.

Я зевал. Мне было ужасно скучно. Отчасти из-за того, что я знал финал игры каждого из участников, отчасти из-за того, что я понимал — ни один из них так и не обернётся назад. Слишком уж каждый из них был увлечён собой. И тогда я решил обернуться сам.

За прозрачной стенкой куба позади меня не было ВООБЩЕ НИЧЕГО. Казалось, что кто-то приложил к стенке белый лист бумаги. Вероятно, именно так должна была выглядеть по замыслу создателя АБСОЛЮТНАЯ ПУСТОТА. Лишь изредка по этому листу бегали какие-то блики. Я встал, подошёл к стенке и упёрся в неё лбом. Так, чтобы хоть чуточку посмотреть вниз. Вначале мои глаза, привыкшие к мерцанию мониторов, не уловили границы между пустотой и чем-то ещё. Я всматривался вниз и через несколько минут понял, почему бликовала пустота. Мерцание исходило снизу, от светящихся квадратиков. Они то загорались, то гасли — так, как это происходит с клавишами телефона, на которые нажимают пальцем. Подумав об этом, я в ужасе отстранился от стены и вернулся обратно за стол, ведь ЭТО И БЫЛ ЧЕЙ-ТО ТЕЛЕФОН. Во всяком случае, все на это указывало.

«НЕТ, — подумал я, — ЭТОГО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ, ВЕДЬ ЭТО Я — ТОТ, КТО УПРАВЛЯЕТ ЧУЖИМИ ТЕЛЕФОНАМИ И МАШИНКАМИ?»

Я снова подошёл к стене, прислонился всем лицом и даже встал на цыпочки, чтобы увеличить угол обзора. Клавиши не горели. Какие-то секунды внизу было темно. Затем из ниоткуда выдвинулся белый столб, тыкнул в один из квадратиков — и тот загорелся.

Я проснулся в холодном поту от собственного крика. Я долго сидел на кровати, не включая свет, и тупо смотрел перед собой, пока мне не показалось, что сбоку от меня что-то мерцает. Я повернул голову и увидел лежащий на тумбочке телефон со светящимся экраном. На экране было написано: «Неотвеченный вызов: 1».

Просматривать, кто мне звонил, я отчего-то не стал.

«Киностудия Грузия-фильм»

К месту съёмок приехали в семь часов утра. Пока из автобусов выгружались американцы и аппаратура, я с оператором из своей команды пошёл на встречу с грузинами. Из подъехавшего открытого «уазика» почти на ходу выскочил здоровый бородатый мужик, одетый в камуфляж. Он подошёл ко мне, снял тёмные очки, улыбнулся и протянул руку:

— Ваха.

— Приятно познакомиться, я Антон.

— И мнэ очэн приятно.

— Ты, значит, тут за старшего?

— Вродэ того.

— У тебя общая информация о сегодняшнем событии имеется?

— Имеется, а как жэ. Канешна имеетса, дарагой.

— Вот и отлично. Значит так, Ваха. Мы тут у тебя поснимаем чуть-чуть и уедем. Мне главное понять диспозицию, так сказать. Чтобы мы все, разом, понимаешь, все вместе слаженно сработали, понимаешь?

— Канэшно панимаю, дарагой. Я по-русски харашо панимаю. Русскую школу заканчивал, в армии служил, мнэ три раза гаварить нэ нада. Харашо, дэрагой? А на акцэнт внимания не обращай, дети гор, что с нас возьмёшь. — Закончив фразу на чистом русском языке, Ваха улыбнулся, как человек, готовящийся привести приговор смертной казни в исполнение.

— Прости, Ваха, прости, дорогой. Это издержки профессии. Приходится часто с иностранцами работать, вот и говорю медленно, с повторами. Условный рефлекс. Извини, если обидел.

— Нэ проблэма, дарагой.

— У тебя опыт съёмок боевых действий или вообще опыт подобных съёмок имеется?

— Ну, так… — Ваха отвернулся и сплюнул.

— Большой?

— У меня в девяносто первом — девяносто третьем нэбольшая киностудия была. Там. В лесах, — ответил Ваха и махнул рукой куда-то в сторону Чечни. — Я был что-то вроде продюсера, так у вас говорят? Малэнкая савсем. Мэнше, чем дажэ «Грузиа-филм».

Я посмотрел в глаза Вахе, и мне показалось, что в этот момент в них отразились инструкции по взрывному делу, организации боевых отрядов, внезапным рейдам в тыл противника и всему тому, что должен знать и уметь каждый уважающий себя кинопродюсер, становление карьеры которого пришлось на первую Чеченскую войну.

— Я так и думал. Значит, всем всё ясно. Это хорошо. Это очень хорошо, Ваха. Рассказываю. Работать во время съёмок будем без связи. Вертолёты прилетят со стороны России в семь сорок пять. Отстреляются и в восемь нуль-нуль развернутся обратно. Мы все снимаем и ретируемся отсюда в восемь десять, максимум восемь пятнадцать. Нам дан коридор до восьми двадцати. Дальше, автобусы с аппаратурой уезжают своим ходом, а твои ребята увозят нас на своих машинах и переправляют завтра в Россию. Нам сейчас надо договориться, кто и куда садится после съёмки, где будут стоять твои машины и кто повезёт, потому что через пять минут мы отрубаем рации и мобильники и будем без связи, понимаешь?