Media Sapiens-2. Дневник информационного террориста - Минаев Сергей Сергеевич. Страница 37

Я поморщился:

— Все равно давайте девять. Вдруг большой дом будет и строителей много?

Старик воздел руки вверх, видимо, отмечая, что все в руках Аллаха, и вернулся к топчану.

Я стоял у входа, переминался с ноги на ногу и не понимал, что делать дальше. Я посмотрел на накрытый тканью телевизор и спросил Магу:

— Скажите, а почему у вас телевизор тряпкой накрыт, как зеркало при покойнике?

— Нэ смотрю, — Мага посмотрел в сторону телевизора и спокойным тоном добавил: — Его шайтан делал.

— А радио слушать можно? — усмехнулся я. — Разве его не шайтан делал?

— На вашей земле Иблиса избежать нэльзя, — старик презрительно сплюнул через плечо, — а раз нэльзя избежать, то уж лучшэ его слушат, чэм сматрет, понял, да?

— Почему это Иблис только на нашей земле, — я пробую вступить в теологический спор, — везде есть место для Бога, равно как и для дьявола.

— Нэ везде, — отрезал Мага, — у вас только Иблис.

— Может, объясните почему?

— Эта потому, что у нас над каждым городом минарет, а у вас эта… билядь, как её, — Мага скривился, — телебашня. Во.

Мага сделал погромче музыку, взял мундштук и крикнул:

— Салман! — дав понять, что аудиенция окончена.

В комнату вошёл один из спортивных парней. Магомет сказал ему что-то на своём языке и показал девять пальцев. Салман посмотрел на меня и покрутил пальцем у виска. Магомет опять воздел руки к небу. Поняв, в чём суть беседы, я сказал:

— Спасибо большое за замазку. Мне вот только ещё пистолет нужен. Никитос, тьфу, то есть Иса сказал, что вы ещё пистолет дадите.

Салман вопросительно посмотрел на Магомета, тот задумался. В возникшей паузе я более внимательно вслушался в суффийский транс. Наконец я разобрал, что певец поёт что-то вроде "Му Heart is in Highland, wherever I go ooo-o-o-oooohhhh [9].

«Интересно, откуда у хлопцев шотландская грусть? — подумал я. — С другой стороны, всё понятно. Тоже горцы».

Магомет кивнул головой. Салман жестом указал мне на дверь. Не доходя до выхода, я обернулся:

— Простите, Магомет, у меня к вам просьба. Вы не научите меня пояс шахида делать?

Глаза Магомета налились кровью. Он отбросил мундштук и сел:

— Пояс шахида? Инш Алла. За какого бога ты решил умереть, а? За Иблиса, который живёт в той башне? — Магомет махнул рукой в сторону телевизора.

— Я вообще-то… мне в целях самообороны, — обстановка начала накаляться, — я не шахид… вообще-то.

— Ты нэ шахид, ты ишакь, — сказал Мага уже гораздо спокойнее, затем обратился к Салману на русском: — Покажи псу, как это делается. И дай пистолет, — Мага снова лёг и повернулся к нам спиной, — за него хароший чэловек просил…

Перед тем, как идти к зданию Фонда, я закуриваю сигарету и репетирую про себя будущую сцену захвата заложников:

«Захожу. Встаю перед металлической рамой. Внутрь не иду. Прошу охранников вызвать Алексеева. Он приходит. Хватаю его. Достаю волын, приставляю его к голове Алексеева и ору что есть мочи: „БЛЯДЬ, ВСЕ НАЗАД, НА МНЕ ДЕВЯТЬ КИЛОГРАММ ПЛАСТИДА. ОДНО ДВИЖЕНИЕ — И ПИЗДЕЦ ВСЕМУ ЗДАНИЮ!“ Или, может быть, лучше без мата? Ни фига. С матом лучше. Наши люди любую команду, сказанную матом, воспринимают лучше. Точно. Именно так и скажу: „Блядь, суки, все назад!“ Потом мы поднимемся к Вербицкому, и я продиктую свои условия — миллион долларов и свободный выезд из страны через Украину. Почему, кстати, через Украину? Ладно, разберёмся по ходу. А в Киеве у меня кто-то был. Надо вспомнить».

Я отбрасываю окурок, подтягиваю перекосившийся на пузе девятикилограммовый пояс, и направляюсь к офисному центру. Как же тяжело быть шахидом. Это сколько тренироваться нужно?

На ступеньках у входа появляется чувство тревоги. Нет, дело не в том, что меня страшит встреча с моими бывшими работодателями, пытавшимися меня завалить. Просто я боюсь сделать какие-нибудь гораздо более глобальные открытия.

Миновав стеклянные двери на фотоэлементах, я оказываюсь перед турникетом с охранниками, которые пребывают в стандартных позах. Один сидит и делает вид, что изучает график движения гостей и сотрудников, другой стоит рядом и читает «Инструкцию по действию охраны во время чрезвычайной ситуации», под обложкой которой наверняка скрывается детективный роман. Всё выглядит обыденно. Лица охраны, окраска стен, только вот логотип на стене напротив входа…

…вместо лаконичного герольдического щита с аббревиатурой фонда большие золотые буквы во всю стену:

гласит надпись, сделанная светящимися буквами. Я прохожу через турникет:

— Вы куда направляетесь, мужчина? — Охранник преграждает мне путь.

— Я?

— Вы, вы. — Второй охранник встаёт рядом с первым.

— Я… я к… Позовите Алексеева, — в замешательстве прошу я.

— У нас нет никакого Алексеева.

— Тогда сразу Вербицкого, — я делаю два шага назад, — скажите, что Дроздиков пришёл.

— Мужчина, вы, наверное, адресом ошиблись, — охранник двигается на меня, — валил бы ты отсюда, мужик. Сам не знаешь, куда и к кому идёшь.

— К Гогелю! — я указываю пальцем на вывеску и чувствую, как изнутри меня начинает давить хохот. — К Го-гель-бла-ту!

— По вопросу? — Первый охранник угрожающе постукивает резиновой дубинкой по турникету.

— Это к нам, к нам, — вдруг сзади него возникает девушка в деловом костюме серого цвета, — молодой человек, вы из «ПЗК»? От Мамедова?

— От… Магомедова… — улыбаюсь я и отворачиваюсь, чтобы не заржать в голос, — из Зека.

— Пропустите его, пожалуйста. — Девушка жестом приглашает меня пройти через дверь, которая находится рядом с металлической рамкой.

— А Генрих Анатольевич вас ждёт уже полчаса. Вы документы привезли для регистрации? — говорит она, не оборачиваясь.

— Ага, — хихикаю я на ходу, — привёз. А вы на каком этаже сидите?

— На четвёртом. А вы у нас не были ни разу?

— Я, кажется, был раньше в этом здании. А на шестом этаже тут кто сидит?

— Авиакомпания какая-то. «Большой Кайман», что ли, — поворачивается она ко мне уже в лифте.

— Ясно, — я снова подхихикиваю.

— А что вы смеётесь всё время? — Она нажимает на кнопку. — Я что-то смешное делаю?

— Нет, не вы, — давлюсь я хохотом. Двери лифта закрываются.

Мы приезжаем на четвёртый этаж. Тут раньше располагались большие переговорные и кабинеты финансистов. На стене напротив лифта, там, где раньше висел логотип Фонда, теперь висит огромный постер в хромированной раме, похожий на обложку журнала. На постере изображён человек в костюме, на ходу вырывающий у себя из области сердца налоговую декларацию. С декларации капает кровь. На том месте, где у глянцевых журналов положено находиться названию, красными буквами написано:

А под ногами у человека значится:

«Отмываем, значит. Интересно, зачем это Вербицкому такая клоунада?» — думаю я. По коридору мы доходим до последней справа двери и заходим в неё. Пройдя мимо секретарши, девушка в сером открывает вторую дверь:

— Генрих Анатольевич, к вам из «ПЗК» приехали.

— Отлично, зовите, — послышалось из-за двери.

— Прошу вас, — пригласила меня девушка.

Я захожу в кабинет и вспоминаю, что раньше тут сидел некто Туринский, отвечавший за иностранные платежи. У противоположной стены стоит стол прямоугольной формы с приставленным к нему круглым стеклянным. За столом сидит лысый мужичок в свитере с У-образным вырезом, под который надета рубашка с галстуком. Над ним висит картина, исполненная в духе Виноградова-Дубосарского. Полотно имитирует известный агитационный плакат времён Отечественной войны. Но если в оригинале была изображена русская женщина, в ужасе укрывающая сидящего на руках ребёнка от грязных лап фашиста, то тут фантазия неизвестного гада разыгралась не на шутку. Вместо женщины с ребёнком на картине нарисован клерк с растрёпанными волосами в розовом костюме и фиолетовом галстуке, прижимающий к груди пухлый чёрный портфель. Лицо его, пепельно-серого цвета, искажено ужасом. К портфелю же тянет руки одетая в кроваво-красную накидку Родина-мать. Да, да. Та самая Родина-мать, которая звала всех на фронт на плакате, являющимся одним из ярчайших образцов пропаганды Советского Союза. Между двумя персонажами проходит пунктиром линия государственной границы с пограничной будкой посередине. На будке висит белый листок бумаги с мелким шрифтом. Подойдя ближе, я разбираю, что на нём написано: