13 ведьм (сборник) - Сенников Андрей. Страница 3

– Да не ее ж, дурак. Жертва нужна. Ты знаешь, чем платить, нет? – Буга начала злиться. – Не будешь помогать – проваливай!

– Помогу, если надо. Куда я денусь. – Люту не нравилось это обещание, но по-другому выполнить свою работу он не мог. – Я отдаю коня, так? И то, что ты попросишь от нее самой. Кровь, зубы, да?

Буга кивнула, продолжая нюхать воздух.

– Только сразу скажу – не язык, – попросил Лют. – Мне нужно спросить ее, и мне нужно, чтоб она ответила, когда я спрошу. Это правда, что… Если ее… вытянуть… то она не сможет врать какое-то время?

– А чего не язык? Пусть напишет, чего тебе надо, – остро осклабилась ведьма.

– Я не знаю, умеет она или как.

– Не бойся, не соврет. Если Костяной ее в лес не уволочит, если она глаза откроет, еще какое-то время будет не вся. Как блажная. Потому и врать не сможет – никто еще не мог. Потом, конечно, оклемается, но это кто через минуту, а кто через месяц.

Лют кивнул. Он начинал замерзать без движения. Темнело, пошел редкий снег, ему хотелось торопиться, действовать, только бы убраться отсюда поскорее, хоть среди ночи, хоть когда, хоть с девкой, свободной или в кандалах, хоть без.

– Мне язык и не нужен. Я забрала бы волосы, да чую палеными пахнет. Коротки небось? Я возьму глаз.

– Зачем тебе глаз? – спросил Лют. Хотел сказать еще, что тут везде палеными волосами несет, раз она ими, видно, топит, да прикусил язык.

– Вставлю себе и буду видеть хоть полдня. А пока буду видеть – позову коз диких, стадо-то мое волки повытаскали в этом году, сарай пустой стоит. Ну да нет уже и тех волков, кончились. – Буга облизнула ошметки губы, словно вспоминая вкус. – А без глаза не помню я слова, как живого зверя приманивать.

– А если я прочитаю? – простодушно предложил Лют.

– Я те, падло, прочитаю! – прикрикнула ведьма.

– Глаз один?

– Один. Работа как раз на эту плату. Лишнего я не беру.

Буга обошла вокруг него, принюхалась. Руки уже затекли держать холодное тяжелое тело.

– Дым чую, – сказала ведьма. Лют возвел очи горе

– Да, – ответил Лют. – Так все плохо?

– Тут, у частокола, не разберу, все смертью пахнет, да и дымом, – сказала Буга.

Ну да, подумал Лют, наконец-то дошло.

– Пошли в дом. Коня тогда… Управишь. Конь плохой.

– Вроде шел нормально.

– Шел, шел, дошел. Дальше ему не идти. А ты ступай за мной. Да не вздумай оружие в дом тащить! Чужого железа нельзя. Меч на седле оставь, никому он тут не нужен. А пистоль давай. Гляди-ка, вот в поленницу засуну.

Лют молча согласился. Даже перетерпел ведьмину лапу, пока она вслепую вынимала пистолет. Тот был заряжен, капсюль вставлен, для выстрела оставалось только взвести курок. И спустить его.

– Осторожно, – сказал Лют.

– Обучена, – огрызнулась Буга, засовывая оружие в дрова. Лют вздохнул.

Они вошли в тесные сени, а после – в просторную, но захламленную комнату. Тепло, с изумлением подумал Лют, тут тепло!

Было темно, только в очаге пылал огонь.

– Клади, – Буга указала на широкий низкий стол из горбылей срезом вверх. Он был весь в жиру, аж лоснился, янтарно-желтый в пламени, по краям грязный. Лют с облегчением положил тело и осмотрелся.

Под высоким потолком проходили круглые брусья балок, маленькие оконца смотрели на две стороны света, каменный очаг занимал четверть комнаты, рядом стоял еще стол, поменьше и повыше, с неприглядным железным инструментом и стопкой тряпок. На стенах были там и тут набиты полки с глиняными и редко стеклянными бутылями и пузырями; а где было ничем больше не занято – сушилась трава. Над окном висела здоровенная, с человечью, сухая рыбья голова без зубов.

Ведьма разрезала красное платье, не церемонясь. Отхватила полосу от подола длинным, как раз свиней колоть, обоюдоострым ножом. Остальное бросила в огонь. Она ворочала голое тело легко, без усилий, как соломенную куклу. Делала все споро, как зрячая.

Запахло жженой тряпкой.

Без одежды девушка казалась старше. По бледной коже ползали блики открытого пламени, во впадинах и под боками плескались чернильные тени. На плече Лют увидел татуировку, перо. Такое ставили, если кто хорошо умел на ножах. У Люта пера не было.

Ведьма сунула Люту охапку свечей.

– Зажги. Расставь где придется.

Она сняла со стены веревку, обвязала лентой, отрезанной от платья, концы вправила в жгут, обвила хитрой петлей девахе вокруг шеи, конец веревки засунула ей между зубами, сжав пальцами щеки, чтоб открыть рот. Нёбо, успел заметить Лют, было бледным и опухшим, засохшая слюна хрустнула коростой.

Ко второму концу веревки ведьма привязала ржавый замызганный крюк, перекинула веревку через балку, словно для казни.

– Вот сейчас проверим, будет толк или нет. Держи ее за плечи.

Буга взяла со стола что-то похожее на остро оточенную железную ложку, свободной рукой подняла девушке одно, другое веко, поднесла нос к каждому глазу, понюхала.

Приставила ложку к внешнему краю правого глаза, нажала. Потекла кровь.

– Течет, – сказала Буга довольно, проведя носом над виском девушки.

Лют взмок.

– Ну она и не дернулась, – сказала ведьма, вынимая ложку из раны. Капли упали на стол, оставили дорожку. – Держи-держи, – велела Буга, увидев, что Лют собирается убрать руки с голых липких плеч. – Сейчас я слова почитаю, а ты пока коня зарежешь. Потом глаз. А сейчас не отпускай, мне палец надо.

Лют закусил губу. Он проливал кровь, приводил людей на казнь, но никогда еще не видел такого деловитого расчленения живого тела.

Буга же взяла тот самый длинный нож, отвела левый мизинец девушки в сторону и, натянув рукав на ладонь, нажала на лезвие. Влажно хрустнуло, и тело под руками Люта слабо дернулось. Потекла, расширяясь лужицей, кровь. Ведьма сунула девичью руку в какую-то тряпку, прямо срезом пальца, даже не замотала. Палец полетел в огонь.

– Чтоб Костяной запах знал, – сказала Буга окаменевшему Люту. – Видишь, дрогнула, тать. Может, и вытянем. А на дворе прямо смертью пахло. Надо же.

Лют промолчал.

– Теперь ступай коня резать. У двери висит тряпка, постели ему под брюхо. Отведи его в лес за избу, прямо вон за то окно. – Ведьма указала длинным корявым пальцем. – Там камень. Поставишь его на камень, кинешь тряпку. Горло перережешь. Как упадет, выпустишь кишки на тряпку. Мяса нарежешь с коня хорошего, кости только не трожь, мясо тоже к требухе бросишь, тряпку узлом завяжешь. Сумеешь?

– На козу охотился.

– Стукнешь в окно, я тебе веревку выкину, мешок этот с требухой на крюк нацепишь, а коня так и брось. Возвращайся тогда, да будешь эту держать, пока я глаз достану. А тогда как раз и Костяной придет. Можно его из костей собрать, да зачем, когда целый конь есть, со шкурой даже. Его тело пусть и берет.

Лют выдохнул, с каким-то щелчком вдохнул. Вон оно как.

Подошел к двери, взял тряпку.

– Эту? – спросил в спину Буге, которая высунула голову в окно, в темный лес. Солнце село, чащу затопили синие сумерки.

Ведьма обернулась через плечо, тусклый свет залег в морщинах, и ее лицо стало похоже на древний камень, лик неизвестного каменного светила, чужой луны.

Лют сглотнул и, скинув ледяной крюк, вывалился на крыльцо.

Дым стелился низом, заливал двор, густой, комковатый, как какая-то белая жижа, драконова блевотина с запахом сгоревших костей и сырых испарений.

Было холодно, и после жирной избяной духоты Лют все-таки почувствовал облегчение.

Он отправился к коню, выбравшись из-под стекавшего с крыши дымного водопада. Тот, оказалось, стоял где оставили, не шевелясь. От этого стало как-то жутко.

Поднялся ветер, в лесу стоял шорох и стук, драное покрывало облаков сползало с луны, какой-то выпуклой, объемной сквозь дым. Она походила на стеклянный фонарь и казалась нереально маленькой и близкой. У Люта кружилась голова, и ему казалось, что луна падает. Он опасливо косился на нее.