Возвращение в Чарлстон - Риплей Александра. Страница 136
– Странно. Он так похож на командира моего Джерри.
В магазине теперь бывало гораздо больше покупателей, чем летом, но настоящий сезон еще не начался. До Рождества было еще далеко. Когда магазин пустел, Гарден выходила во двор. Она открывала дверь, видела Джона, и сердце ее приятно и пугающе замирало. Он всегда поднимал голову, с улыбкой смотрел на нее, и сердце замирало снова. Гарден давным-давно решила, что Паула права: эти глаза на таком загорелом лице действительно убийственно-синие. Они были окружены глубокими морщинами, которые превращались в бледные полоски, когда он не щурился и не улыбался.
Пока Джон работал, они мирно беседовали. Гарден рассказывала о последнем аукционе, о своих покупках, о вещах, которые хотела купить, но не купила, о том, что говорят другие антиквары.
Джон жаловался, что застрял на берегу и занимается бумажной работой, рассказывал о местах, где побывал.
Казалось, он побывал везде. Но больше всего любил Японию и Средиземноморье.
Гарден не говорила, что знакома со Средиземноморьем, но не так, как он, с борта корабля, а с берега. По молчаливому соглашению они никогда не говорили о себе. Рассказы Джона касались истории или были описаниями разных мест. Личные нотки звучали, только когда он упоминал о своих вкусах. Что касается Гарден, она словно и не существовала вне роли антиквара. Ни ребенка, ни мужа – живого или мертвого – никакого прошлого.
Их дружба была удивительно сдержанной и осторожной. Гарден говорила себе, что именно это ей и нравится. Это не налагало никаких обязательств. Не заставляло думать о своих чувствах. Даже не давало права думать о них вообще. В разговорах с Паулой она никогда не упоминала Джона. И уверяла себя, будто рада, что и Паула никогда о нем не заговаривает.
Перед самым Днем Благодарения Джон сделал последний мазок, и мебель была готова.
– На следующей неделе начинается рождественская торговля, – сказал он, – но вы должны мне кое-что пообещать.
– Что именно? Хотите получить Эстер в награду за труды?
– Почти. Сухой закон отменят со дня на день, и у меня уже приготовлена бутылочка легального шампанского. В тот день, когда его отменят, я принесу ее сюда, и мы выпьем за Эстер.
Гарден согласилась. Позже она сообразила, что Джон Хендрикс попросил о первом свидании.
«Отмена!» – кричали заголовки газет пятого декабря. В этот день Гарден открыла магазин на час позже. Она купила себе шелковое платье, одно из тех, что рекламировались в газетах. Это было первое платье, купленное с тех пор, как она покинула Европу, и стоило оно два доллара девяносто пять центов.
– Да, это не Фортюни, – сказала она зеркалу в примерочной, – но оно новое. – Она скатала платье, которое сняла, и сунула его в сумочку. Она уже два года носила не снимая это и другие платья Фортюни, и они все еще выглядели как новые. Но Джон уже видел все по нескольку раз. Она не укорачивала только белую тунику, приберегая ее для первого похода в гости. Она была уверена, что ждать приглашения уже недолго. Она может подождать. Жизнь складывается не так уж плохо.
– Потрясающе, – сказала Гарден, передавая вазу Джону.
Он сделал большой глоток.
– Это точно, – согласился он. – Серебро придает шампанскому какой-то особенный вкус.
Он протянул ей вазу. Их пальцы соприкоснулись, и Гарден быстро взглянула на Джона – есть ли реакция?
– Завтра я уезжаю в отпуск, – сказал он. – Буду встречать Рождество с семьей.
99
– С днем рождения, мама. Дашь мне еще кусок кекса?
– Можно мне… – хором поправили Гарден и Элизабет.
– Можно мне еще кусок кекса? – спросила Элен.
– Нет, нельзя, – ответила Гарден. – Ты и так уже съела два. К тому же тебе давно пора спать. Санта Клаус не придет, если ты не уснешь.
Элен мысленно взвесила: с одной стороны, удовольствие остаться, с другой – заманчивая перспектива получения рождественских подарков. Она нахмурила лоб и сморщила носик. Потом, решившись, поцеловала на прощание Гарден и Элизабет и отправилась в постель.
– А ты мне подоткнешь одеяло? – донесся с лестницы жалобный голосок.
– Я уже подоткнула. И почитала. И дала попить. И поцеловала. А ты пришла просить еще кекса. Сейчас же отправляйся спать, не то завтра получишь от Санта Клауса только розги и уголь. – Она покачала головой. – Интересно, они все такие? – спросила она Элизабет.
– Даже хуже, – отозвалась та. – Однажды, когда Трэдду было восемь лет, я обнаружила его на крыше. Он собирался взять в плен Санта Клауса и отобрать у него все подарки.
– И что же вы сделали?
Несколько мгновений Элизабет смотрела на огонь в камине.
– Представь себе, не помню. Это так грустно. Когда твои дети делают или говорят что-то необычное, ты уверена, что никогда этого не забудешь. И почти всегда забываешь.
Гарден подбросила угля в огонь.
– Что мне делать с мамой, тетя Элизабет? Элизабет фыркнула:
– Да, это уже трудности дочери. Может достаться такая мать, как твоя. Ну что ж, она написала, что хочет видеть вас с Элен. Сейчас Рождество. Думаю, тебе придется пойти.
– Меня это беспокоит. Она чего-то хочет, я знаю. После того как я вышла замуж, в каждом письме ей было что-то нужно от меня. Даже не представляю, что ей надо на этот раз.
– Завтра узнаешь. Не ломай над этим голову сейчас… Наверху уже все стихло. Будем доставать подарки?
Гарден поколебалась. Она достала сигарету, закурила и с притворным равнодушием произнесла:
– Тетя Элизабет, а вы любили Гарри Фицпатрика?
– А я все думала – когда же ты спросишь меня о Гарри? Да, я была влюблена в него – то, что нынешняя молодежь называет «безумно влюблена». В этом есть элемент безумия.
– Почему же вы не вышли за него замуж? Элен Лемуан говорила мне, что Гарри хотел на вас жениться.
Элизабет улыбнулась:
– Элен написала, что очень ревновала его ко мне. Я ей верю и понимаю ее. Я тоже ее ревную, потому что ей принадлежала та часть Гарри, которой не было у меня.
– Но почему вы не вышли за него замуж?
– Знаешь, Гарден, для того, чтобы не выйти замуж, всегда больше причин, чем для того, чтобы выйти. Одна из них возраст. Гарри был на семь лет моложе меня. За время нашего знакомства я успела стать бабушкой. Он утверждал, что это не имеет значения, и был прав. Но для меня это имело значение. Он был такой обаятельный. Вокруг него всегда вились женщины.
Гарден была поражена. Она никогда не считала Элизабет трусихой.
– Но возраст был только предлогом, – продолжала Элизабет. – На самом деле у Гарри был соперник, и этот соперник победил.
Гарден попыталась представить себе не одного, а двух поклонников. И не смогла. Однако она ни на секунду не усомнилась в словах тетушки.
– Кто же он был? – спросила она.
– Это был не он, это была я сама. Мы с Чарлстоном. Я многое пережила в жизни, испытала страх и преодолела его. Я была сама себе хозяйка. Мне не нужно было выходить замуж за Гарри или за кого-то другого, чтобы стать личностью. И я любила Чарлстон. И сейчас люблю. Люблю каждый кирпич и каждый камень на мостовой. Люблю его порядок, предсказуемость и надежность. Мне нравится сознавать, что я составная часть того мира, который все еще ценит любовь к ближнему. Я люблю его красоту. Я много путешествовала по Европе, но никогда не видела места красивее Чарлстона. Я люблю бухту и океан, болота и сосновые леса. Когда я уезжала, мне не хватало его запахов, деревья без шалей из испанского мха казались мне озябшими. Нет, я поступила правильно. Как бы я ни любила Гарри, а я очень любила его, я никогда не сомневалась, что поступила правильно.
– Но вы отпустили Трэдда. Вы сами отправили его отсюда. Чарлстон ведь был и его домом.
– И был ему слишком тесен. Он был в Чарлстоне как взаперти. У него было воображение, интерес к жизни, и он хотел учиться. Если бы он не уехал, то, что украшает и обогащает мою жизнь, погубило бы его. Для некоторых людей жизнь в Чарлстоне оказывается слишком легкой. Чарлстон не дает им возможности проверить себя, построить свою жизнь. Я ждала, что он вернется, и он действительно уже возвращался, но корабль потерпел крушение. Чарлстонцы всегда возвращаются. Как ты, Гарден. Нет места лучше своего дома.