Брат мой Каин - Перри Энн. Страница 31

– Давайте я принесу чистую простыню, – предложила Женевьева, как только они закончили.

– Только сначала помогите мне надеть ей рубашку, ладно? – попросила Эстер.

Набрав полную грудь воздуха и тяжело вздохнув, миссис Стоунфилд тем не менее выполнила просьбу. Она вытянула вперед руки, и мисс Лэттерли заметила, что они у нее напряжены и слегка дрожат. Только тогда медсестра догадалась, насколько Женевьева опасается заразиться. Ее буквально трясло от страха – казалось, еще немного, и у нее начнется приступ тошноты.

Сама Эстер не до конца понимала, что она сейчас ощущает. Ее неожиданно охватили, казалось, самые противоречивые чувства. Девушка вполне понимала состояние Женевьевы. На первых порах она тоже испытывала точно такой же ошеломляющий ужас. Однако со временем мисс Лэттерли приобрела философский взгляд на вещи. Ей пришлось иметь дело с сотнями больных, большинство из которых умерло, и это тем не менее не вызывало у нее горьких переживаний. И за все это время она лишь изредка болела простудой, хотя, конечно, эту болезнь тоже никак нельзя было назвать приятной.

– Вы вряд ли заболеете, – громко проговорила медсестра. – Со мной этого никогда не случалось.

На лице у ее помощницы выступил яркий румянец.

– Мне стыдно, что я так боюсь, – запинаясь, сказала она. – Я переживаю не за себя, а за детей. Если со мною что-нибудь случится, о них некому будет заботиться.

– Вы вдова? – спросила Эстер более мягким тоном. Возможно, на месте миссис Стоунфилд она бы почувствовала себя точно так же. Это казалось более чем естественным для матери, ответственной за детей, – какое-либо другое состояние было весьма трудно себе представить.

– Я… – Женевьева тяжело вздохнула. – Я не знаю. Понимаю, это выглядит нелепо, но мне точно ничего не известно. Мой муж пропал…

– Извините. – Мисс Лэттерли и в самом деле жалела ее. – Это, наверное, ужасно – неопределенность и одиночество…

– Да. – Из груди миссис Стоунфилд вновь вырвался тяжелый вздох, но теперь она взяла себя в руки и принялась осторожно надевать на тело Энид сорочку из тонкой хлопковой ткани, следя за каждым движением, чтобы ненароком не толкнуть ее или не ударить.

– Давно? – спросила Эстер, когда они стали снимать с постели простыню.

– Двенадцать дней назад, – ответила Женевьева. – Я… Я понимаю, вам может показаться, что я слишком быстро рассталась с надеждой, но мне кажется, что он погиб, потому что я знаю, куда он отправился, и он бы наверняка уже давно вернулся, если б это было в его силах.

Медсестра подошла к шкафу и достала оттуда новую простыню. Вдвоем они расстелили ее на кровати, осторожно перекатив на нее Энид.

– Куда же он отправился? – поинтересовалась Эстер.

– В Лаймхаус, встретиться с братом, – ответила ее помощница.

– Кейлеб Стоун… – медленно проговорила мисс Лэттерли. – Я слышала о нем.

Женевьева широко раскрыла глаза.

– Значит, вы понимаете, что я не напрасно опасаюсь, – вздохнула она.

– Да, – откровенно призналась медсестра. – Он, насколько я знаю, жестокий человек. Вам точно известно, куда ушел ваш муж?

– Да, – без колебаний ответила миссис Стоунфилд. – Он бывал там довольно часто. Я знаю, это трудно понять – Кейлеб такой негодяй, и у него, похоже, не найдется ни одной положительной черты… Но они с моим мужем – близнецы. Их родители умерли, когда они были еще детьми, и братья росли вместе. – Разгладив одеяло, женщина подоткнула его быстрыми и осторожными движениями. – Лорд Рэйвенсбрук взял их к себе, но он приходится им лишь дальним родственником, и это случилось до того, как он женился на тете Энид. Они воспитывались среди прислуги. У них не осталось никого, чтобы поделиться с ними нежностью, радостью или печалью. Если они болели или кого-нибудь боялись, то могли рассчитывать лишь на помощь друг друга. Кейлеб тогда был другим. Энгус мало рассказывает о нем – наверное, это для него слишком болезненно.

Лицо Женевьевы исказилось от боли и от сознания того, что ей так и не удалось подарить успокоение любимому человеку, которого ему так не хватало в детские годы. Теперь она даже не знала, где находится этот человек, и ее уделом стало лишь ожидание.

Эстер захотелось подарить ей облегчение или надежду, однако девушка не могла сказать ей ничего оптимистичного, а придумывать что-либо ради ее утешения казалось ей жестоким. Ведь тогда миссис Стоунфилд придется не один раз, а дважды пережить отчаянное осознание правды, принять это как должное, испытав нестерпимую тоску.

– Вы, наверное, устали, – проговорила мисс Лэттерли вместо этого. – Пусть Дингл принесет нам завтрак, а потом вы переоденетесь и отправитесь к себе в комнату отдыхать.

Едва они закончили есть, как послышался резкий стук в дверь, и прежде чем кто-либо из них успел ответить, она распахнулась, и на пороге появился Майло Рэйвенсбрук. Прикрыв за собой дверь, он прошел еще пару ярдов и остановился. Лишь мельком посмотрев в сторону Эстер и Женевьевы, мужчина устремил пристальный взгляд на Энид. При этом лицо его сохраняло суровое выражение, а заливавшая его мертвенная бледность и красные круги возле глаз свидетельствовали о том, что он провел без сна бо́льшую часть ночи.

– Как она? – спросил хозяин дома, по-прежнему не глядя ни на одну из женщин.

Миссис Стоунфилд промолчала.

– Ей очень плохо, – ответила Эстер тихим голосом. – Однако то, что она до сих пор жива, дает неплохой повод для надежды.

Рэйвенсбрук стремительно обернулся к ней, и лицо его сразу сделалось напряженным и жестким.

– Я попрошу вас говорить со мною откровенно! – потребовал он. – Надеюсь, вы более добры к вашим пациентам, чем к их близким!

Мисс Лэттерли слишком часто приходилось видеть, как страх порождает гнев, и поэтому теперь она не стала сердиться.

– Я сказала вам правду, милорд, – ответила она спокойно. – Или мне следовало заявить, что ей лучше, хотя это на самом деле не так?

– Дело не в ваших словах, а в том, как вы их говорите, – возразил лорд, явно не собираясь уступать. Он осуждал ее, и, следовательно, она была не права, и он готов был простить ее, только когда сам сочтет это нужным. – Я вызвал к ней врача – он должен подъехать в течение часа. Буду вам признателен, если вы дождетесь его здесь. Потом, если он сочтет это приемлемым, вы сможете ненадолго отправиться к вашим пациентам в Лаймхаусе. С одним условием: если вы, по его мнению, не принесете сюда новую инфекцию, когда вернетесь. Я не сомневаюсь, вы сами этого не желаете.

Эстер собралась возразить ему, однако хозяин дома не позволил ей этого сделать, обернувшись к Женевьеве:

– Я восхищен, что ты сочла возможным прийти сюда, дорогая. И дело не только в том, что ты оказываешь огромную помощь бедной Энид. Мне теперь представился случай лично предложить тебе помощь в том затруднительном положении, в котором ты сейчас оказалась. – Его лицо чуть смягчилось, и на нем появилось выражение, отдаленно напоминающее нежность, которое, однако, быстро исчезло. – Нам, как родственникам, следует держаться вместе во время подобных испытаний и поддерживать друг друга, даже если они обернутся для нас утратой. – На лице у Майло промелькнуло какое-то неловкое принужденное выражение. – Я искренне надеюсь, этого не произойдет. Возможно, мы сумеем выяснить, что с ним случилось какое-нибудь несчастье, но что все еще можно исправить. Кейлеб – жестокий человек, он действительно лишился почти всех достоинств, которыми обладал в юности, но мне кажется невероятным, чтобы он мог намеренно причинить Энгусу зло.

– Он его ненавидит, – ответила миссис Стоунфилд. Голос ее звучал глухо, и в нем чувствовалась внутренняя опустошенность, вызванная вовсе не тем, что ей пришлось провести бессонную ночь у постели Энид, и не опасением заразиться самой. – Вы не представляете, до какой степени!

– Как и ты не представляешь, дорогая, – заметил Рэйвенсбрук, не пытаясь даже приблизиться к родственнице. – Тебе известны лишь опасения Энгуса, его вполне естественные переживания за брата, который настолько опустился. Я отказываюсь верить, что это абсолютно непоправимо.