Предатель. После развода (СИ) - Арская Арина. Страница 18

Это была своего рода проверкой. За день я пригласил ее на свидание. Она сидела и ковырялаь в планшете, разглядывая фотографии с какого-то очередного европейского показа мод. Напитывалась идеями. Я подошел сзади, обнял ее и прошептал, что хочу завтра поужинать в нашем любимом ресторане в семь часов вечера.

Дождался “Да, да, дорогой” и оставил ее.

На вечер следующего дня была запланирована по расписанию через день няня, с которой бы Анфиса могла оставить детей, нарядиться и прийти ко мне, но она пропустила мимо ушей мои слова.

Потом я совсем выпал в осадок, когда вернулся домой и мне задали вопрос:

— А чего ты задержался?

До этого вопроса я хотел закатить скандал, но после него и лишь пожал плечами и сказал:

— Так получилось.

— Ну, ты хотя бы предупреждай, — на руках захныкала Афинка, будто намекая маме, что она неправа. — Слушай, там Борька няню нашу измордовал. Возьмешь его на себя?

Не услышала, была занята и нефиг мне заниматься проверкой жены, которая недавно родила. У нее ведь гормоны пляшут, внимание рассеивается.

В следующий раз я разверну ее к себе, четко проговорю свое желание о свидании, дождусь твердого ответа и переспрошу детали.

Но следующего раза не случилось.

— Пап, — Боря вырывает меня из своих мыслей. — Давай я открою?

— Мне жаль, Борь, — смотрю на сына. — Как любят говорить, я не потянул твою маму. Возможно, нам не стоило вступать в брак…

— Вы же по залету, — Боря кривится.

— Кто тебе такое сказал?

— Я считать умею, — прищуривается на меня. — Мой день рождения, ваша свадьба… По залету, — сглатывает и у него подбородок дрожит. — Вот и все.

— Мы любили, Борь, — сжимаю ключи в кулаке, и зубчики впиваются в кожу ладони. Подаюсь в его стороную. — И я был рад, что ты у меня будешь. Прекращай, Борь. И не смей матери такое ляпнуть.

— А чо?

— Ничо, — наклоняюсь и вглядываюсь в глаза, — ты меня услышал?

— Да, — зло отворачивается, — маме не говорить, что она по залету вышла за тебя замуж.

Дети — это счастье. Дети — это цветы жизни. Дети — это мелкие говнюки, которые умеют так подковырнуть, что глаза наливаются кровью.

— Залетный ты мой, — цежу я сквозь зубы и вставляю ключ в замочную скважину. — Залетный, бляха-муха, вертолетный.

— Очень смешно, — фыркает Боря и пинает дверь.

— Прекрати, — перевожу на него взгляд.

Цыкает, закатывает глаза и отворачивается. И опять цыкает. Я тоже цыкаю в ответ. Передразниваю. Оглядывается.

— Мы так и будем стоять у двери? И где Диана?

— Мы с Дианой только планировали съехаться, — проворачиваю ключ. — На этой неделе.

Глава 30. Вы были такими красивыми

— Бесячая, — опять вздыхает Аня, — но, может, ему такая дура и нужна?

Я улыбаюсь. Мне приятно, что Аня пытается меня поддержать, но это лишь ненадолго меня успокоит.

— Да не дура она, — бьюсь затылком о запертую дверь. — Нет, бесит, конечно, — признаюсь со смешком, — но это уже мои проблемы, Ань. Не ее.

— Почему ты не поговоришь с Германом?

Закрываю глаза.

— Он козел, — Аня вздыхает, — и ее голос становится тише, но тогда и наш папа — тоже.

— С папой все по-другому было, — крепко зажмуриваюсь. — Ань, перестань…

— Но я же все равно в курсе, Фиса, что я родилась от его интрижки на стороне, — ее голос вздрагивает. — Мы никогда не говорили об этом, но… я же знаю, Фиса, но мама…

— Там было все иначе…

— Мама его простила, — Аня вздыхает, — и я их очень люблю. И они друг друга любят. Ты же не будешь это отрицать?

— Любят, да… — киваю я. — Может, в этом и проблема… Мама любила папу…

Накрываю лицо руками и всхлипываю.

— Что ты такое говоришь?

Аня пытается открыть дверь, но я приваливаюсь к ней спиной:

— Нет… — сиплю я.

— Я хочу к тебе.

— Не надо, не сейчас…

Анютка за дверью настороженно затихает. Я не помню той любви, что горела во мне к Герману, в последние два года нашего брака.

И, вообще, эти два года в памяти как-то смазались, и я помню себя только в окружении выкроек, зарисовок, манекенов.

Герман был в стороне.

Прикусываю кончик языка.

Не хочу.

Не хочу я в этом копаться. Не хочу.

Я вот сейчас вспомнила, как он молча заносит в мою мастерскую поднос с завтраком, целует в макушку, а я игнорирую, прикалывая тонкую резинку к краю муслина.

И мысль в голове — отвлекает. А потом раздражение, когда целует в шею со словами:

— Доброе утро, пчелка моя.

— Блин, Герман, ты поставил поднос прям на подол! Убери! Черт!

Поджимаю губы и медленно выдыхаю в ладони.

Это в прошлом. Мы развелись, и я не хочу ранить себя острыми осколками воспоминаний, в которых я увижу Германа, которого потеряла. С завтраками, поцелуями, ласками.

Я два года избегала вопроса “почему так произошло?” и меня устраивала позиция гордой и обиженной женщиной, которая не прощает предательства.

Диана все испортила, но мне надо выдохнуть, осознать, что у Германа новая жизнь, и вернуться к своим целям.

Чего я там хотела?

Выйти на международный рынок?

— Ты опять будешь кричать, но с Германом тебе надо поговорить, — шепчет Аня. — Высказать ему какой он козел, урод, мудак, сволочь последняя…

— Поздно, — убираю руки с лица. — Говорить надо тогда, когда готовы слушать, а Герман теперь будет слушать Диану.

Аня несогласно и громко цыкает и красноречиво тяжело вздыхает. Наверное, еще и глаза закатывает.

— Ой, а чо я это тут сижу, — фыркает она. — Подумаешь, Герман не отвечает. У Борьки же есть телефон.

— Аня.

— Отстань, — щелкает замком, запирая дверь. — Хочу поговорить с племянником. Имею право.

Гудки, и я шепчу:

— Аня, даже Борька не такой наглый, как ты.

— У него все впереди. Он еще маленький.

— Але, — раздается недовольный голос Борьки, и я замираю, — чо надо?

— Как ты с тетей разговариваешь?

— Да блин… чо вы все сегодня ко мне прикапываетесь?

— Как дела? — Аня меняет тон голоса на хитренький и тягучий.

— Нормально, — огрызается Борька. — Ань, я спать собирался.

— Да знаю я, как подростки спят. С телефоном в руках, ага.

— Да, блин!

— Ты у папы?

— Угу.

Сжимаю кулаки. Вот же мелкая засранка.

— Я не могу до него дозвониться, — Аня с наигранной печалью вздыхает.

— Я разбил его телефон.

— Ясно, — растерянно отвечает Аня, а потом быстро возвращается в легкий и беззаботный настрой, — по жопе получил за телефон?

— Ань, чо надо?

— Ничо, — передразнивает интонации племянника. — Если папка тебе по жопе не дал, то я дам. Понял? Позвонила, блин, любимому племяннику… Ты знаешь, а я тебя даже на руках качала. Потом правда уронила, — врет, — вот ты и вырос такой. Головой ударился. Моя вина.

— Ты меня уронила? — охает Боря.

— Невысоко, — слышу по голосу, что Аня едва сдерживается от хохота. — Я же сама была не очень высокой…

— Борь, — на стороне раздается строгий голос Германа, от которого у меня мурашки бегут. — Спать ложись. С кем ты говоришь?

— С Аней, — обиженно отвечает Боря. — Она, правда, меня уронила в детстве?

— Что?

— Она так сказала.

— Не роняла она тебя. Шутки у твоей тети такие. Несмешные. Дай телефон.

Несколько секунд, и голос Германа звучит прям совсем близко:

— Ань, ты время видела? — злой и раздраженный. — Ему завтра в школу. Звони в дневное время, чтобы поболтать.

— Козлина! — неожиданно и резко рявкает Аня.

Видимо, она не совсем продумала свой разговор с Германом.

— Вот так и знай, что ты козлина!

— А что-нибудь новое будет? — насмешливо интересуется мой бывший муж. — Ты, что, сейчас у Анфисы?

— Нет!

— Ты никогда не умела лгать, Аня, — вздыхает Герман. — И ты сейчас за себя говоришь, что я козел, или за мою бывшую жену?

Опускаю лицо и до боли сжимаю переносицу. Чувствую себя нашкодившей школьницей, которая с подружкой решила позвонить директору и сказать ему гадость.