Разъяренный (ЛП) - Эванс Кэти. Страница 50

Счастья.

— Да!

— Отлично, Пинк. Тогда выбирай. Джаз-бар, рок-бар…

— Рядом со мной рок-звезда, поэтому рок-бар, — говорю я.

Мы вступаем в другой мир. Гремит рок-музыка восьмидесятых. На стенах развешаны гитары. Повсюду изображения рок-кумиров.

Нам не удаётся продержаться и двух минут. Даже с его авиаторами люди начинают удивлённо переглядываться, и через сорок восемь секунд кто-то кричит:

— Это Маккенна Джонс из Crack Bikini!

Он стонет мне в ухо, но держит себя в руках и выпрямляется, поднимая ладони, чтобы остановить людей.

— Эй, ребята, я тут отдыхаю со своей девушкой.

— Не обращайте на его слова внимания, я не его девушка. Но мы действительно хотим тут отдохнуть, — говорю я.

— Спой что-нибудь для нас! — кричит один из них.

— Не сегодня. Мне нужен отдых для голосовых связок.

— Спой что-нибудь!

Вокруг нас собирается толпа, и люди подхватывают:

— Спой! Спой! Спой! СПОЙ!

Маккенна закатывает глаза, смеясь, и встаёт со своего места. Качает головой и поднимает руки, пытаясь всех успокоить.

— Хорошо, хорошо. Но если я поднимусь туда и спою, вы оставите меня в покое и дадите поприжиматься к Пандоре.

Когда он дёргает подбородком в мою сторону, на меня устремляются взгляды нескольких десятков глаз, и я бормочу:

— Спасибо, придурок.

Маккенна смеётся и наклоняется ко мне, чтобы прошептать на ухо:

— Это для того, чтобы они знали, как ты для меня важна.

— Так важна, что ты свалил после того, как переспал со мной.

Когда он встречается со мной взглядом, его улыбка даже не дрогнула.

— Настолько важна, что я пишу о тебе большинство своих песен.

Маккенна проталкивается сквозь толпу. Он выше большинства присутствующих здесь людей. С бритой головой выглядит сегодня так восхитительно. Я сижу за столиком и наблюдаю, как он выходит на сцену. Его магнетизм захватывает всё пространство, в котором мы находимся. Клянусь, он обманывал себя, думая, что его не узнают. Как и я.

Но лица людей? Их выражения? Они выглядят такими взволнованными — как будто это лучший день в их жизни. Каково это — иметь такое воздействие на других? Каково это — петь песни и изменять чью-то жизнь к лучшему? Чтобы люди чувствовали себя менее одинокими, чувствовали себя… понятыми.

Он стучит по микрофону и смеётся.

— Проверка, проверка, — говорит он. Толпа ревёт, а клоун снова смеётся. Ему это нравится, и, несмотря ни на что, я ухмыляюсь. Боже, он совершенно неисправим.

Маккенна начинает петь. Это песня не из репертуара группы Crack Bikini, это серенада, которую я слышала по радио.

— Ты действительно Пандора? — ко мне подсаживается парень и ставит передо мной напиток, кивая на него. — За мой счёт.

— Нет, спасибо, не надо.

— Правда? Я хотел угостить тебя выпивкой, — он смотрит на меня так, словно подсыпал что-то в напиток. Никогда нельзя быть слишком параноиком.

— Я с ним, — тычу большим пальцем в сторону Маккенны.

— Да, я слышал. Но на самом деле ты не с ним, не так ли? Ты правда Пандора?

— Чёрт возьми, она со мной.

Маккенна бросает петь и направляется к нам. Он нависает надо мной и тем парнем. Угрожающе кладёт руку на стол, затем наклоняется вперёд.

— Ты сидишь на моём месте, за моим столиком, рядом с моей девушкой, так что, как ты можешь себе представить, у меня с этим небольшая проблема.

— Эй, я просто хотел с ней поболтать. Остынь, Грю.

— Я даже не знаю, что, на хрен, это значит, — когда парень исчезает в толпе, Маккенна опускается рядом со мной и бросает на меня взгляд, полный одновременно веселья и недовольства. — Тебе обязательно каждую секунду, когда я тебя оставляю одну, разбивать сердца?

— Не обязательно, но это весело, — вру я.

— Не мне. Однажды ты заманишь к себе парня размером с грузовик, и мне придётся грязно драться, чтобы его отвадить.

— Я думала, тебе нравится всё грязное. У тебя грязный рот, грязные мысли, ты любишь грязный секс…

— Господи. — Он притягивает меня к себе и говорит: — Скажи «грязно» ещё раз, и я высосу из тебя это слово.

— Грязно.

Мы целуемся. Поцелуй смачный, дикий и восхитительный, и длится он целую напряженную минуту.

Когда мы отстраняемся, Маккенна улыбается и убирает розовую прядь с моего лица.

— Что означает этот розовый цвет на твоих волосах?

— Это Мелани. Она думает, что я озлоблена, и предположила, что немного цвета могло бы поднять мне настроение.

— Помогло?

— Нет, но она бросила мне вызов, и теперь я на некоторое время вынуждена с этим мириться.

— А мне нравится. Это делает тебя похожей на девушку.

— Это должно означать, что в остальном я выгляжу как мужчина?

Он хватает мою руку и кладёт на свою эрекцию.

— Неужели ты думаешь, что я мог бы испытывать подобные чувства к мужчине?

— Кто знает, какие извращения ты в себе таишь.

— Я буду рад поэкспериментировать с тобой сколько захочешь.

Когда я вспоминаю, как раздвинула ноги и позволила ему сбрить маленькую полоску, которая обычно присутствует у меня на киске, щёки моментально вспыхивают. Это заводило его, и это заводило меня, и даже воспоминание о чём-то столь интимном заставляет меня покраснеть как помидор.

— Ты полна контрастов, не так ли? — с благоговением произносит Маккенна, запуская пальцы в мои волосы. Мы находимся в нашем собственном маленьком мире. На заднем плане играет рок-музыка. Мы можем находиться в отдельной кабинке в центре бара, но прямо здесь и сейчас нет никого, кроме нас. — Розовые волосы на чёрном. Невинная плохая девочка. Язвительная, но милая. Стоит ли удивляться, что я так и не смог тебя забыть?

Сердце замирает, и я отворачиваюсь, чувствуя, как вверх по шее поднимается неловкий румянец.

— Кенна… не надо.

Он поворачивает ладонью мою голову к себе, как будто мы пара, и этот жест заставляет почувствовать слабость в коленях.

— Это правда, Пандора, — повторяет он.

Тело в ответ трепещет, и мне очень не нравится, что он может услышать хрипотцу в моём голосе, когда я говорю:

— Давай не будем придавать слишком большое значение тому, что мы здесь делаем.

Он смеётся и откидывается на спинку сиденья, изучая меня.

— А что мы здесь делаем?

Я делаю глубокий медленный вдох, чтобы успокоиться.

— Развлекаемся. Мы… выводим друг друга из себя. Делаем то, что, возможно, делали бы подростками, если бы ты не ушёл.

— Я бы сделал с тобой гораздо больше, женщина. — Он подаёт знак принести выпивку и ставит напиток, купленный другим парнем, на поднос проходящего мимо официанта. — Я не могу трахнуть тебя так быстро и жёстко, чтобы наверстать все те дни, когда я трахал тебя в своей голове или когда в моей постели была другая женщина.

Я отворачиваюсь, краснея как свёкла.

— Кенна.

Он поворачивает меня обратно к себе.

— Это правда. Были и другие — десятки, сотни, даже не знаю сколько.

— Прекрати, — начинаю я злиться и отталкиваю его.

— Не надо, — говорит он, крепче прижимая меня к себе. — Я лишь пытаюсь быть с тобой честным.

— Я не хочу этого. Уже слишком поздно.

— С какого хрена ты решила, что уже слишком поздно?

— Я не хочу, чтобы ты откровенничал со мной, потому что это заставляет меня чувствовать, что я тоже должна, но я не могу, — пристально смотрю на него, — и не буду.

Он глядит на меня, борясь с чем-то в своей голове.

Затем прижимается губами к изгибу моей шеи.

— Ты такая милая, — шепчет Маккенна. — Даже когда не улыбаешься, ты такая чертовски милая, Пинк, — и этот шёпот звучит почти как песня. Я никогда не слышала этого раньше, но ощущение его дыхания, когда он шепчет что-то мне в кожу, возбуждает так, как ничто никогда не возбуждало. — Впусти меня. Скажи мне, что сделать, чтобы ты могла меня впустить…

— Ты мне солгал, — говорю я.

— Это не было ложью. Я никогда не лгал тебе. Я могу лгать о тебе — ты научила меня лгать о себе, когда никому не позволяла знать, что мы вместе, — но я никогда не лгал тебе, Пинк.