Мир всем - Богданова Ирина. Страница 23

Усталые глаза коменданта обратились в сторону Елизаветы Владимировны:

— Вы тоже ограблены и тоже учёная?

Елизавета Владимировна приосанилась:

— Я поэтесса!

Она немного преувеличивала свою значимость, потому что её творчество исчерпывалось четверостишием в детском журнале «Светлячок», но ведь если тебя хоть раз напечатали, то ты по праву можешь называться поэтом или писателем.

Обратно из комендатуры ограбленные шли вместе. Михаил рассказывал ей об особенностях размножения насекомых, а она читала ему свои стихи и думала, что если бы не бандит Шапито, то она никогда бы не увидела солнечную улыбку Михаила Ильича и не заглянула бы в его глаза с частой россыпью золотистых искорок. В тот день она поняла, что любовь — самая вольная стихия на свете, не зависимая ни от бедности, ни от богатства, ни от времени года, ни от войны и мира, — она существует вне законов природы, но может обрести явь от беглого взгляда или от соприкосновения рук, лёгких, как крылья мотылька.

Антонина

Я шла домой уставшая, словно сутки отстояла на перекрёстке во время передислокации дивизий, когда машины идут сплошным потоком, не оставляя времени даже на глоток воды, не говоря уже о коротком отдыхе. Так происходило в июле сорок четвёртого, когда жара достигала тридцати трёх градусов и палящее солнце выжигало глаза и обмётывало губы сухой кровавой коркой. Пыль стояла столбом, и прохладный Ленинград казался недосягаемым миражом с далёкой звезды.

Несмотря на два трудных разговора с Елизаветой Владимировной и Валей, в душе гнездилось чувство удовлетворения. Если у них склеится дружба, то двумя одиночествами в мире станет меньше и Валя перестанет смотреть на меня затравленным волчонком в ожидании очередного удара судьбы. Да и Елизавета Владимировна должна знать, что кому-то нужна. Если вдуматься, то, решив свести их вместе, я сделала доброе дело.

Чтобы успокоить нервы, я прошла мимо своего дома и дошла до набережной Невы, жадно вдыхая свежий речной бриз. На противоположном берегу золотыми мазками отсвечивал купол Исаакиевского собора. Справа от меня вздымались вверх краны судостроительной верфи. Слева полукруглыми опорами ферм нависал над водой мост Лейтенанта Шмидта. Стройные пропорции особняков набережной Красного флота [4] чёткой линией крыш подчёркивали грифельную серость неба в богатом убранстве серебристых облаков.

Я провела ладонью по шершавому граниту парапета на набережной. Сколько раз на фронте я мечтала, как вернусь сюда и встану лицом к Неве, чтобы рассказать ей, что она течёт по самому красивому городу на планете Земля. Хотя у каждого человека есть свой самый красивый город или деревня, мой только здесь и нигде больше.

Порыв ветра натянул пузырём потрёпанный красный флаг на барже, пришвартованной вплотную к берегу. Поёживаясь от холода, я вскользь подумала, что у меня нет ни осеннего, ни зимнего пальто, а только шинель и шапка-ушанка, но отмахнулась от мысли как от несущественной, настолько прекрасен был вид Невы со свинцово-тёмной водой, зажатой в массивное гранитное русло.

Я гуляла по набережной, пока окончательно не продрогла, но дома вместо чашки горячего чая меня ожидала Рая.

Она сидела на табуретке под вешалкой и при моём появлении вскочила:

— Антонина Сергеевна, как хорошо, что вы пришли! Говорят, на Московский вокзал пришёл эшелон из Сибири. С кошками! Представляете, с кошками! Привезли и выпустили. Пойдёмте скорее, пока коты не разбежались по всему городу.

От возбуждения Рая едва не подпрыгивала.

— Кошка? Кто сказал «кошка»? — Дверь комнаты Гали с треском открылась, и она вылетела оттуда в расстёгнутом халате, из-под которого торчала ярко-розовая комбинация.

— Что, у нас будет кошечка? — протяжно охнула красотка Алексеева с тарелкой каши в руках. — Чудесно! Я обожаю кошечек. Только надо посмотреть, чтоб она была не блохастая.

— Сама ты блохастая, — рявкнула Галя, — нас скоро крысы живьём сожрут, а ей блохастая не нравится.

— Товарищи, товарищи, — я подняла вверх руки, призывая к молчанию, — давайте сначала послушаем Раю.

— А что тут слушать? Надо собираться и бечь на вокзал. Может ещё не всех кошек разобрали. — Галя юркнула к себе и прокричала сквозь полуоткрытую дверь: — Я сейчас соберусь, я живо! Не уходите без меня!

Гвалт в коридоре выманил из берлоги Олега Игнатьевича. В костюме с галстуком и кепочке он неспешно шагнул нам навстречу:

— Дамы, кажется, вы собрались за кошкой? Я с вами. В качестве мужской силы.

— Сумку, сумку возьмите, — высунулся из своей комнаты Виктор Крутов, — моя-то хозяйка с мальчишками в кино ушла, а то бы они тоже подсобили.

Я подумала, что для полного дурдома нам не хватало только Маши с мальчишками, уж они бы точно украсили собой нашу разношёрстную гоп-компанию по отлову кошек.

Даже в таком большом городе, как Ленинград, слухи могут разноситься с быстротой реактивного снаряда из «Катюши». Около вокзала мы застали толпу людей, которые хаотично циркулировали перед входом, напряжённо переспрашивая друг друга:

— Кто последний за кошками? Вы не знаете, где кошек продают и почём?

— Куда становиться в очередь? Жена приказала без кота не возвращаться! — весело выкрикнул какой-то мужчина в шляпе, и ему тотчас вразнобой откликнулось несколько голосов:

— Сами ищем.

— Да небось железнодорожники всех кошек себе по блату разобрали, — сварливо пробурчала толстая женщина в плюшевой жакетке с картонной коробкой и пожаловалась: — Хоть бы какую-никакую кошчёнку оставили для развода. Так ведь нет! Вот хапуги!

Я растерянно посмотрела на соседей и перевела взгляд на Раю. Теребя в руках сумку, она едва не плакала с досады. Я взяла её за руку:

— Похоже, мы напрасно приехали. Никаких кошек здесь нет. Но зато мы прогулялись по городу.

— Я знаю, где могут быть кошки, — внезапно заявил Олег Игнатьевич. — Если их просто выпустили из вагонов, значит надо искать на путях.

Он говорил негромко и только нам, но его слова услышали и подхватили находящиеся рядом люди:

— На путях! Кошки на путях!

Взволновавшись, толпа зашевелилась и медленно потекла к дверям вокзала. Я почувствовала тёплое прикосновение к локтю и поняла, что Олег Игнатьевич взял меня под руку. Галя быстро искоса посмотрела на нас и отвернулась, но я заметила, как её лицо болезненно передёрнулось.

— Не надо, Олег Игнатьевич, уверяю, я не потеряюсь. — Я мягко высвободилась и подошла к Гале:

— Поедем домой?

— Нет. Вы как хотите, а я иду ловить кошку! Наверняка вдоль Лиговского проспекта мы увидим хотя бы одну. Хорошо бы найти колбаску, чтоб приманить, да где её взять? Кис-кис-кис! — Галя завопила так истошно, что две бабульки с кошёлками вздрогнули и перекрестились.

— Я пойду первым, — заявил Олег Игнатьевич, — хоть я не служил в армии, но зоркое зрение имею.

Огибая прохожих, он ледоколом двинулся на Лиговку, а я, Галя и Рая посеменили позади, как арабские жёны за своим шейхом. Те углы, куда мы заглядывали в поисках кошек, кишели крысами. Их было столько, что любая кошка и даже лев пали бы в неравной борьбе. Когда я заглянула в очередной мусорный бак, ко мне подошёл милиционер:

— Гражданочка, я уже с полчаса наблюдаю, как вы копаетесь в мусоре. Если вы мне немедленно не объясните свой поведение, то придётся пройти со мной в отделение для выяснения личности.

Я откинула со лба прилипшие ко лбу пряди волос и глубоко вздохнула:

— Вряд ли вы поймёте. Но я ищу кошку. Говорят, что из Сибири в Ленинград…

Он не дал мне договорить и усмехнулся:

— Эх, гражданочка, выглядите культурной женщиной, а верите всяким слухам. Стыдно. Никаких кошек никто не привозил. Идите по месту прописки и ложитесь спать, завтра рабочий день. А кошки пусть вам приснятся, говорят — к нежданным знакомствам.

Обратную дорогу мы ехали в мрачном настроении. Рая с Галей успели вяло поцапаться, а Олег Игнатьевич интимно шепнул мне на ухо: