Моя любовь навсегда (СИ) - Мелевич Яна. Страница 50

— Отлично.

Что он еще мог сказать в подобной ситуации? Ничего. Только с утешением погладить мать Миланы по руке и в очередной раз поклясться, что однажды все прекратится. Должно. Иначе Антон просто убьет Глеба.

— Тебе нужно спрятаться, — Илона на мгновение прикрыла глаза. — Уйти он ушел, но не факт, что не вернется.

— Конечно, — безропотно согласился Антон.

— Милана, идите по лестнице для прислуги. Глеб по ней никогда не поднимается и не спускается. Брезгует.

Спорить не имело смысла, поэтому они послушно поднялись и двинулись к выходу. У лестницы им пришлось разделиться, поскольку камеры фиксировали передвижение всех обитателей дома. А их в коридорах для прислуги понаставили в два раза больше, чтобы пресечь любую попытку воровства. Несмотря на внедренный в систему «Кардинал», Антон не желал рисковать и первой отправил Милану, следом пошел сам.

Будучи почти на втором этаже, он услышал окрик Глеба. Тот с кем-то ругался по видеосвязи. Слов было не разобрать, поэтому Антон с риском для себя спустился на несколько ступенек ниже. Двигался осторожно, чтобы скрип ступеней не привлек чужое внимание.

— Мы же договорились!

— Прости, друг, но для Федора дочь Щеголевского партия, выгодная со всех сторон, — знакомый голос заставил Антона сглотнуть. — В этом плане твоя Милана принесет куда меньше пользы и связей. Плюсом идет любовь к играм. Ты думал, что мы не узнаем о деньгах?

Геннадий Збруев явно говорил о сыне и его видах на Милану. Причем рассказывал так, словно подбирал Феде не будущую жену, а корову на рынке. Со всеми регалиями, родословной и вложениями. Но, помимо этого, в его пафосных речах прозвучало что-то еще. Важное. О чем раньше Антон не догадывался.

— Я все верну, — он затаил дыхание, прислушиваясь к тому, как меняется интонация Глеба. Из разъярённой превращается в писклявое мычание. — Клянусь. Просто дайте мне немного времени. Возьму из фонда. Когда Милана выйдет замуж, то все деньги…

— У тебя было достаточно времени, чтобы вернуть долг, друг мой, — перебил его Геннадий. — Лучше займись им, пока Марат ничего не узнал.

Их голос стихли, потому что Глеб двинулся к выходу. Топот охраны подсказал, что он действительно уезжал надолго.

Антон выпрямился и дернулся, когда услышал рядом шорох. Повернув голову, он встретился с настороженным взглядом Миланы.

— В чем дело? — спросила она.

— Пока не знаю, — ответил Антон тихо. — Но, кажется, твой отец задолжал Донскому крупную сумму.

Глава 38. Страх

— Чем вы занимаетесь?

Марк покосился на моток розовых ниток в руках Насти, которые она упрямо наматывала на две металлические спицы. Рядом сидела Кира, подпирая щеку, и наблюдала за стараниями дочери. На вопрос она отмахнулась, как бы намекая ему, чтобы не мешался.

— Пинетки вяжу, — упрямо заявила Настя. — Для нашей дочери.

Закатив глаза, Марк покачал головой, пробормотал что-то про ерундовые занятия и потер ноющий висок. В последнее время мигрени постоянно одолевали его наряду с плохим самочувствием жены. Как шутил отец: они синхронизировались и чувствовали недомогание друг друга.

Сущая ерунда, конечно, но Марка очень беспокоили головокружения и тянущие боли, на которые регулярно жаловалась Настя.

Сколько раз он просил ее съездить к врачу, однако та отказывалась. Уверяла, что все нормально, беременность протекала по плану. А поездка в клинику — лишняя трата времени и нервных ресурсов, поскольку журналисты из двора никуда не делись. Да и полиция пристально наблюдала за ними, бдела у дома денно и нощно.

Чем дольше Настя затягивала с походом к врачу, тем сильнее внутри Марка росло подозрение. А еще предчувствие чего-то нехорошего. Как будто само провидение толкало его в спину, подгоняло и постоянно долбило в мозг, отчего усилились головные боли.

— Это больше похоже на меховые салфетки, — оценивающий взгляд прошелся по непонятному нечто, лишь отдаленно напоминавшее вязаные носки. — Очень стремные салфетки, кстати.

Настя отложила спицы и бросила на него разъяренный взгляд.

— Ты можешь просто заткнуться?

Открыв рот, Марк практически выдал едкую тираду, но в последний момент его теща наклонилась и ткнула его кончиком острой спицы в бедро. Он возмущенно зашипел, потер больное место и сдвинул брови. Кира же беспечно пожала плечами, затем поднялась и безапелляционно выдала:

— Пошли, зятек.

Настя проводила их мрачным взором, после чего уткнулась в свое вязание. Словно оно приносило ей больше радости, чем общение с мужем. Собственно, в последнее время так и было. Их разговоры свелись к необходимому минимуму и очень часто заканчивались подобными недоссорами.

Благо, что обычно в такие моменты с ними рядом кто-то находился: или родители Марка, или Насти, или тот же Елисей с женой. Иногда еще появлялся Влад, приходящий к подруге в гости, чтобы скрасить ее одинокое существование. В противном случае они бы снова завели речь о разводе.

Потому что Марк был близок к согласию, ибо его достала такая жизнь. Не семья, а черт-те что. Все из-за треклятого ребенка, которого он уже заочно ненавидел всеми фибрами души. Маленький спиногрыз, толком не родившись, отбирал у него жену.

На кухне Кира первым делом устремилась к бару. Удивительно, как хорошо она знала их квартиру, похоже, изучила каждый угол во время посещений Насти. Уж больно быстро она отыскала бутылку джина, затем достала из холодильника тоник и смешала коктейль. После чего протянула бокал Марку и жестко проговорила:

— Пей.

— Я не употребляю алкоголь, — попытался возразить он, но сдался от сурового вида тещи. — Ладно. Всего два глотка.

— Все пей.

— Мне хватит.

— Ничего тебе не хватит. Ходишь, словно по иголкам скачешь. Ее бесишь и себя накручиваешь, — отрезала Кира. — Услышь Паша, как ты с Настей разговариваешь, язык бы выдрал. Что за манера хамить?

— Да что я сделал-то?!

Звериная вспышка в янтарных радужках навела Марка на мысль о львах. Не зря Павел Александрович называл свою жену «львенком». Было в Кире Владимировне что-то от благородных диких кошек: та же холеность в походке, игривый золотистый блеск в волосах.

Ни дать ни взять львица, защищающая своего детёныша.

Красивая женщина, Настя вся в нее. Ей давно не двадцать, а фигура и лицо выглядели безупречными. Руки оставались ухоженными, седина толком не проглядывалась. Лишь тонкими нитями поблескивала на солнце, когда его лучи падали на аккуратную прическу.

Опрокинув в себя бокал, Марк напряженно просверлил взглядом тещу и выжидающе приподнял брови.

— Теперь рассказывай, — сухо потребовала Кира и села за стол. — Что происходит?

— Ничего.

Ничего не случилось, но в то же время изменилось многое. Буквально вся жизнь Марка перевернулась с ног на голову за считаный год, а он все никак не мог к этому привыкнуть.

— Совсем? — Кира недоверчиво постучала пальцем по губам.

— Я проспонсировал проект Тони, — дернул плечом Марк, решив начать с конца. — Считаю, что совершил подвиг. Ибо до сих пор не понимаю, как повелся на его россказни.

— Здесь я не удивлена. Когда-то Сережа поверил в Пашу. Теперь смотри, где мы, — она развела руки в стороны. — А так бы ютились в какой-нибудь ипотечной двушке с кредитом за диван на шее. И ты бы не родился, потому что Ярик окончательно бы спился.

Поморщившись от шпильки в сторону отца, Марк тяжело вздохнул и посмотрел на дно бокала. Вспомнилась первая и последняя отвратительная сцена из детства, когда он застал своего родителя вдрызг пьяным на кухне.

Случай из ряда вон, потому что долгое время Ярослав Тасманов не брал в рот ни грамма спиртного. А тут алкоголь, мерзкий запах перегара, куча бутылок и сползающий в какую-то грязную лужу на полу отец. Картинка настолько яркая, что отпечаталась в памяти Марка на долгие годы. Поэтому любое отклонение от правильного питания для него считалось чем-то сродни предательству.

«Прости, хвостик, папа облажался. Сорвался. Он больше не будет. Никогда-никогда, клянусь», — прозвучал хриплый голос, словно наяву.