Моя любовь навсегда (СИ) - Мелевич Яна. Страница 54

— Что? — протянула она.

— Хренью маешься, сестра, — честно признался Антон, чувствуя, как ступил на опасную территорию.

Под ним словно хрустнул бетон, и покрылась трещинами мраморная плитка. Давление белых стен вернулось, а от злого скрежета зубов Насти захотелось вырвать себе язык. Он уже триста раз за секунду пожалел, что поднял эту тему. Просили же помалкивать. Елисей шесть раз при входе в палату повторил.

Но сколько можно? Настя здесь, Марк там через стенку. Грузился и убивался внутренне, пока внешне оставался спокойным. Даже слишком. Не ел, не пил, не спал, только изредка ходил туда-сюда и сбрасывал многочисленные звонки от секретаря.

Бдительная Александра Галанова, помощница отца, только раз умудрилась вручить ему стаканчик кофе за ненавязчивой болтовней без ответа. На том все. Остальные старательно избегали мрачного Марка и почти не заводили с ним бесед.

— Думаю, сейчас не лучшее время для подобных тем, — осторожно выдавил Влад, а в воздухе пахнуло подступающим штормом.

Он выпрямился, дернул Алису за руку, переглянулся с Миланой и кивнул на разъярённую Настю.

— Кому кофе? — неожиданно подскочила Милана, словно заведенная.

— В задницу кофе, — процедила Настя и прищурилась. — Скажи-ка мне, братец, с какого перепуга ты у нас заделался защитничком Тасманова? Или отшибло память?

Прижав ладонь к лицу, Антон тяжело вздохнул. Потом поднял голову, глянул на Елисея, но поддержки не получил. Впервые в жизни его старший брат самоустранился от назревающей ссоры между близкими.

Качанием головы тот ясно дал понять, что помогать и вступать в полемику здесь не станет. Потому что речь о его младшей сестре и лучшем друге. Ссора с любым из них ударит по нему нещадно, только с разных сторон.

«Хрен с вами, золотые рыбки. Сам разберусь», — зло подумал Антон, а вслух сказал:

— Я сейчас о благоразумии.

— Ты мне говоришь о благоразумии, Татошка?

Короткая пауза дала шанс на передышку. Втянув носом воздух, Антон затаил дыхание, чтобы перетерпеть словесный удар от Насти. Неприятно и очень обидно, но ничего другого он не ждал. Она себя почти не контролировала, сыпала безосновательными обвинениями и едкими стрелами намеков в желании защититься от правды.

Можно кричать, поссориться в хлам, наговорить кучу гадостей друг другу. Но кому из них станет легче?

— Да, — выдал, наконец, Антон и ткнул в сестру пальцем. — Я тебе говорю о благоразумии. Том самом, которым ты всегда славилась.

Она затрясла головой и заткнула уши.

— Прекрати. Хватит! Ты ничего не знаешь…

— Ты же умная, Насть! — он повысил голос, потому что не желал сдаваться на полпути. — Неужели ребяческое поведение как-то поможет тебе справиться с болью от потери?

Дальше давить некуда, нарыв вскрылся. Сорвавшись, Настя опустила руки и ударила по постели.

— Он его не хотел! Заявил об этом перед самым выкидышем! И вел себя, как настоящая скотина! — проорала она сквозь пелену слез. — Для него это счастье, ясно?! Он, твою мать, доволен, что никаких препятствий больше нет!

Настя всхлипнула, обхватила голову руками и принялась раскачиваться взад-вперед под собственный вой. На объятия друзей и Елисея она никак не отреагировала, только скулила, точно раненное животное.

— Ему все равно… Все… Равно… — заревела горько, отчего внутри Антона провернулась мясорубка с его сердцем.

Отлипнув от стены, он решительно прошел вперед. Проигнорировал шипение Влада и цыканье Алисы. Сел на постель, услышал тихий скрип, после чего благодарно кивнул Елисею, когда тот уступил ему место. И Милане, потому что она ободряюще улыбнулась, затем осторожно дотронулась до его руки.

Легкий жест придал сил для продолжения сложного разговора, иначе Антон бы сдался.

— Иди сюда, — преодолев легкое сопротивление Насти, он прижал ее к себе и позволил уткнуться шмыгающим носом в плечо. — Скажи на милость, сестренка. Неужели за столько месяцев ты не узнала отношения Марка к ребенку?

Раздался очередной всхлип, потом писклявое:

— Знала.

— Тогда в чем он виноват? — мягко спросил Антон и ойкнул, когда Настя его резко оттолкнула.

Она упала на подушку, затем стерла тыльной стороной ладони влагу под носом. Потом повернулась к застывшему Елисею, чтобы обиженно спросить:

— Ты тоже за него, да?

Помявшись и переглянувшись с Антоном, тот выдал осторожно:

— Насть…

— Говори!

— Слушай, я все понимаю, ты зла. Марк — редкий долбонафт, но… — Елисей сложил ладони вместе и поднес их к губам.

— Но? — тише спросила Настя.

— Пройдет время, боль утихнет, а обидные слова, сказанные на психе, и злые поступки никуда останутся с вами. Оставят раны, которые превратятся в болезненные шрамы. Через год, два, три, десять лет они не исчезнут по мановению волшебной палочки, — он провел пальцами по светлым волосам. — Всю жизнь будете их ковырять? Неужели это того стоит?

Настя растерянно хлопнула слипшимися от влаги ресницами, когда в палату заглянул Ярослав. Окинув их строгим взором, он проник внутрь и поинтересовался:

— Что у вас здесь происходит? Почему кричите?

— Семейные разборки в птичьем гнезде, — криво улыбнулся Антон.

Ярослав озадаченно переводил взгляды с одного на другого, затем остановился на невестке. Много времени, чтобы разобраться в произошедшем, ему не понадобилось. Он подошел вплотную, коснулся ее плеча и погладил. А Настя не сдвинулась с места, только схватилась за его кисть. Будто утопающий за последнюю соломинку.

— До этого не спрашивал и сейчас не стану, — мягко сказал Ярослав. — Ты взрослая девочка, он тоже давно не ребенок. За те сказанные глупости Марк себя поедом ест. Скоро Рысенок тревогу забьет, когда от хвостика останется одна шкурка. Пожалей бедолагу.

— Пусть войдет, — опустила голову Настя, спрятав выражение лица за спутанными волосами.

— Тогда мы пошли, — сразу засобирался Влад. — Дел до жопки, аж все пылает. Верно?

— Угу, — хором откликнулись остальные.

Бочком они двинулись к двери. Последними из палаты выходили Антон и Милана, которая в пороге переплела их пальцы. Он с удивлением посмотрел на своеобразный замок, затем склонил голову к плечу и дождался ответа.

— С каждым днем ты становишься все взрослее, Тони, — похвалила его Милана.

— Мне теперь не пять годиков, а целых восемь? — шутливо спросил Антон.

Поцелуй в кончик носа вызвал невероятную бурю в душе. Краски вокруг обрели яркость, и воздух в здании потеплел.

— Еще парочка хороших поступков и превратишься в полноценную четырнадцатилетку, — Милана отстранилась и подмигнула ему.

— Уф, развратница. Соблазняешь ребенка.

— Впрочем, погоди, нет. До четырнадцати тебе расти и расти.

Антон ничего не ответил, поскольку его неожиданно дернули за рукав. Оглянувшись, он понял, что за спиной стоит Марк. Весь собранный, молчаливый, как и час назад, но настойчиво тянущий его куда-то в сторону.

— Мил, погоди чуть-чуть, — пробормотал огорошенный Антон.

— Конечно, — многозначительно хмыкнула она и подвигала бровями. — Марк, поторопись, тебя ждет Настя, — добавила негромко.

Тот лишь кивнул.

— Тасманов, куда ты меня тащишь? Я не хочу с тобой оставаться наедине. У меня аллергия на пресмыкающихся.

— Заткни клюв и шагай, Канарейкин, — огрызнулся Марк, но без обычного яда в интонации.

Скорее… Со смущением?

— Больше никогда-никогда не встану на твою защиту. Так и знай, — проворчал Антон и спокойно двинулся следом за ним.

— Об этом речь и пойдет.

— Ты подслушивал? Бесстыдник.

— Где у тебя кнопка выключения? Помолчи минуту.

— Зачем? Ладно, Тасманов, я все понял. Ты сейчас падешь ниц и скажешь: «Тони, я так благодарен тебе за спасение моего брака. Проси, что захочешь. Дам денег на любой проект! И даже бизнес-план с прогнозом прибыли на пять лет вперед не потребую!»

Марк остановился возле интерактивной доски с фотографиями работников клиники, обернулся и покосился на Антона, как на конченого идиота. Столько в синем взоре было раздражения. Он и глаза закатил к потолку под конец пафосной речи, после чего протестующе фыркнул: