(Не) люби меня (СИ) - Красовская Марианна. Страница 17
Хлопнула входная дверь. Вернувшиеся за зонтами дети – на улице начинался дождь – растерянно смотрели на непристойную сцену, не зная, что им делать: убегать прочь или прервать увлекшихся родителей.
Аяз очнулся первым. Покосившись на зрителей, он принялся застегивать крючки на платье жены обратно.
– Что встали? – поинтересовался он спокойно. – Совести у вас нет, я же просил погулять!
Раиль поспешно отвернулся, весь покраснев. Лилиана же, напротив, кусала палец. Ее глаза улавливали детали: упавшая вешалка, шелковый чулок на полу, полурасстегнутая рубашка отца и криво сидящее платье на матери. Но главное было, конечно, не это. Просто мужчина и женщина перед ней стояли обнявшись и смотрели друг на друга по-особому: нежно и без всякого смущения. Видимо, они вовсе не собирались в их отсутствие скандалить, а сразу перешли к более приятным вещам.
Что родители любят друг друга далеко не платонически, девушка знала давно. Нет, они не выставляли свои отношения напоказ, но живя в одном доме, невольно замечаешь то брошенную на пол мужскую рубаху, поверх которой красуется женский елек, то скрип кровати ночью, то коробку с противозачаточными пилюлями в шкафу у матери. В Степи вообще не слишком скрывали любовные отношения. Откуда берутся дети, отец рассказал ей довольно рано. Как сделать, чтобы детей не было, в подробностях поведали подруги. Лилиане всё это казалось естественным течением жизни.
А сейчас, глядя на столь явную любовь, она вдруг осознала, что совершает огромную ошибку, вообще затеяв этот брак. И что с того, что Кьян ей нравится? Ведь это же отнюдь не залог счастливой семейной жизни! Она совершенно ничего не знает о нем. Да узнает ли она этого мужчину, если встретит на улице?
– Лили? – встревоженно дотронулась до ее плеча мать. – Что с тобой?
Лили поглядела на нее и вдруг расплакалась.
– Я не хочу замуж, – прошептала она, глядя на мать испуганными голубыми глазами и комкая в руках перчатки.
– Отлично! – обрадовался Аяз. – Я немедленно дам знать королю!
– Погоди! – отмахнулась Виктория. – Мы с Лили поговорим как девочки и всё обсудим. Пришло время Того Самого разговора.
– Какого разговора? – с любопытством спросила Лилиана, спешно утирая слезы.
– Про жизнь и судьбу.
Мать и дочь прошли в гостиную, сели на диваны и замолчали, размышляя каждая о своем.
– Знаешь, Лили, – мягко начала Виктория. – Много лет назад в этом самом доме мама, леди Милослава, рассказала мне совершенно невероятные вещи. Она сказала, что жизнь – сложная штука, что ничего нельзя предсказать наперед. Она собиралась выйти замуж за князя Волчека, любила Тамана, а потом ее насильно выдали замуж за лорда Оберлинга.
– Погоди, леди Милослава? – изумилась Лили. – Та самая леди Милослава? Образец добродетели? Любила степного хана? Собиралась за жениха сестры?
– Ну, с сестрой было наоборот. Это Святослава ее жениха нагло увела. А с ханом, знаешь, как я удивлена была? Я ведь маму не представляю ни с кем, кроме отца. Они созданы друг для друга.
– Да ну! – с сомнением в голосе протянула Лилиана. – Леди Милослава и Таман-хэ! Это вообще невероятно!
– А теперь слушай дальше, – усмехнулась Виктория. – В юности у меня был роман с королем Эстебаном. Я была даже моложе тебя.
– Не-е-ет! – Лилиана уставилась на нее с открытым ртом. – Быть не может!
– Мне сейчас тоже так кажется, – улыбнулась Виктория. – Но было время, когда я любила его, а потом твой отец просто украл меня и силой сделал своей женой.
– Я знаю про это, но… это всегда казалось мне таким романтичным!
– Никакой романтики, Лили. Мне накинули мешок на голову, привезли в незнакомое место и сказали, что я права выбора не имею. А потом еще пытались накормить стряпней Наймирэ-нэ.
Лилиана фыркнула недоверчиво. Казалось просто невероятным, что ее родители когда-то не любили друг друга.
– Я его просто ненавидела, Лили, – продолжала мать. – Мне он был противен. Я его рубашки в помойную яму выкинула.
– А дадэ рассказывал, что в нужник.
– Это неважно. Важно то, что сейчас я жизни своей не мыслю без твоего отца и ни за что не пожелала бы себе другой судьбы. Я для чего тебе это всё рассказываю, Лили: мы не можем знать, как повернется наша жизнь. Ты решила спасти от смерти Кьяна Ли. Признаться, для меня это дико и страшно. Но почему-то ты делаешь это? Может быть, это и есть твоя жизнь?
– Бабушка предсказала, что он – моя судьба.
Виктория нахмурилась. Она была во многом не согласна с Наймирэ, но сейчас дело было не в этом.
– Ты хочешь выйти за него замуж, потому что бабушка так сказала? – уточнила Вики.
– Нет. Мама, я всегда думала, что люблю его… Но сейчас, правда, не знаю. Вот вы с папой… У вас любовь. А я, кажется, всё себе придумала.
– У нас было так: сначала твой отец себе всё придумал, а потом уже любовь. У тебя есть время, Лили. Утром всё кажется проще, чем вечером. Не нужно сейчас плакать. Вернемся к этому разговору утром. И знаешь, я очень рада, что ты научилась думать.
***
– Что это за разговоры про Эстебана? – спросил Аяз, резко толкая жену в стену и притворно хмурясь. – Кого это ты там любила, кроме меня? Отвечай!
– Ты подслушивал?!
– Разумеется. Должен же я знать, что за разговоры у моих девочек. И знаешь, Вики, я теперь отчаянно ревную.
Он скользнул рукой по в волнении вздымающейся груди жены и обхватил ладонью ее затылок, поглаживая большим пальцем голубую жилку на шее. Казалось – в любой момент он сможет сжать руку и причинить ей боль.
–О, помогите, – простонала Виктория, закрывая глаза руками. – Меня хочет похитить дикий степняк!
– Ну нет, – фыркнул супруг ей в губы. – Если бы дикий степняк хотел тебя похитить, он бы уже похитил! А сейчас он хочет совсем другого…
– Это чего же? – Виктория убрала ладони с глаз и с интересом уставилась на Аяза.
Он низко наклонился к ее уху и подробно рассказал, чего он хочет. Виктория заливалась краской и тяжело дышала. За столько лет брака она, зная своего мужа, отчетливо представляла всё то, что он ей сейчас говорил. Ему даже не нужно было касаться ее тела, чтобы возбудить жену до предела.
– Я буду кричать, – предупредила она, взволнованно дыша. – Ты не посмеешь.
– Будешь, – самодовольно согласился Аяз, опуская вторую руку на ее поясницу. – Ты очень несдержанна. Но мне это нравится.
– Зато ты очень медлителен, – укорила его Вики. – И слишком болтлив. Только угрожаешь, а сделать ничего не можешь!
– Я понял, – ухмыльнулся Аяз, подхватывая ее на руки и закидывая на плечо. – Моя жена уже в нетерпении. Еще немного, и снова появится дракон.
– Еще как появится! – сердито воскликнула Виктория, пытаясь вырваться из его вдруг ставших просто железными рук. – Сейчас тебе такой дракон появится! Мало не покажется!
Увесистый шлепок по обтянутому юбкой заду заставил женщину сначала замереть, а потом начать вырываться с новой силой. Она шепотом ругалась на славском и галлийском, а Аяз торжествующе смеялся, таща супругу в спальню, время от времени встряхивая и снова шлепая. Уже в комнате он опустил жену на пол, а она сама прижалась к нему всем телом и принялась целовать и стаскивать с него рубаху.
– Ах ты, собака степная, – шептала она. – Медлительная степная собака…
– Я не медлительный, – отвечал он, быстро расстегивая крючки на корсаже, а потом, не выдержав, рвал платье своими сильными пальцами. – Я просто растягиваю удовольствие. Ты еще будешь просить у меня пощады, моя голубка!
14. Приговор
Кьяна Ли разбудило ведро ледяной воды, вывернутое ему на тело.
– Вставай, висельник, – заявил ему зверообразный мужчина со шрамами на лице и убранными в хвост светлыми волосами, видимо, палач. – Пришел твой час.
«Висельник – это хорошо, – подумал Кьян Ли, послушно поднимаясь на ноги. – Лучше виселица, чем гильотина». Было страшно, так страшно, что руки тряслись и во рту пересохло. Вчера он думал, что готов к смерти, что встретит ее со спокойным достоинством, но сейчас, когда час пришел, достоинство куда-то испарилось. Усилием воли он заставил себя подавить надвигающуюся истерику, выпрямляясь и оправляя на себе рубашку. Она была из грубого полотна, но хотя бы чистая и не рваная. Прежнюю у него отобрали. Бок, разодранный страшными когтями лорда Браенга, заболел так сильно, что катаец испугался за швы, наложенные лекарем. И к чему, спрашивается, было тратить на него силы и время? Неужели только для того, чтобы привести его на место казни в относительно приличном состоянии? Хотя почему нет? Король в Галлии справедливый и милостивый, узников своих не пытает без нужды. Недаром народ его любит.