"Библиотечка военных приключений-3". Компиляция. Книги 1-26 (СИ) - Овалов Лев Сергеевич. Страница 108

Мы с вами заставим, чтобы они поверили нам, навяжем им свою волю.

Он положил руку на плечо лейтенанту.

Помните, как учит нас Ленин: «…попробуйте заменить софистику (то есть выхватывание внешнего сходства случаев вне связи событий) диалектикой (то есть изучением всей конкретной обстановки события и его развития)». Только диалектически рассматривая все данные дознания, сможем мы разобраться в этом деле.

Значит, этого брать нельзя? — лейтенант шевельнул лежавший на столе фотоснимок.

Рано! — сказал майор Людов.

— Иногда бывает: и смотрим, а не видим! — говорил потом, вспоминая события ночи, предшествовавшей началу похода, Сергей Никитич Агеев.

Был уже поздний час, когда к борту «Прончищева» подошел последний рейсовый катер. Агеев сидел на стапель-палубе дока, в лунной безветренной полутьме, вертел в руках томик рекомендованного Таней романа.

Книга прочитана давно, но случилось же так, что никак не успевал вернуть ее в библиотеку! И какое-то странное удовольствие испытывал оттого, что носил ее с собой, в боковом кармане кителя, чтобы, как уверял сам себя Сергей Никитич, в свободные минуты перечитать некоторые, особенно понравившиеся места.

Пришедшие с берега поднимались на борт ледокола. Среди вернувшихся была и Татьяна Петровна.

В свете, озарявшем палубу «Прончищева», Агеев увидел, как она перешагнула фальшборт, исчезла за надстройкой.

«Пошла, значит, к себе в каюту, не встретимся сегодня», — подумал Агеев. Но тотчас увидел ее уже на корме, она шла к сходням, соединяющим ледокол с доком.

Она шла деловитой, торопливой и вместе с тем осторожной походкой, боясь запнуться о швартовы и тросы. В электрическом свете, освещавшем деревянные поручни сходней, мичман различил толстую книгу, которую Таня держала под мышкой.

«Неужели в передвижку идет? Как будто поздновато… — подумал Агеев, еще сам не веря своей удаче. — Если идет в передвижку, с книгой в руках, значит, не будет навязчивостью подойти к ней…»

Легкий силуэт ступил из полосы света в темноту. Девичья фигура забелела у отвесного трапа, ведущего на доковую башню. Агеев поспешно направился к трапу.

Над головой слышалась ее поступь, звон каблуков по металлу. Он догнал ее уже наверху, у сигнальной рубки. Она собиралась спуститься в люк, ведущий к передвижке.

— Татьяна Петровна! — окликнул мичман.

Она оглянулась так порывисто, как будто он схватил, а не окликнул ее. В лунном, зеленовато-серебряном свете ее лицо казалось очень бледным. Она стояла неподвижно, прижав к груди большой том.

— Здравствуйте… Простите — я тороплюсь.

Его удивил холодный, нетерпеливый, напряженный тон ее голоса. Он смущенно держал в руках библиотечную книжку.

— Вот — вернуть вам хотел. Давно с собой ношу… — Она ждала неподвижно, не сводила с него широко открытых глаз. — А это что-то новое вы достали? Взглянуть разрешите?

Преодолевая неловкость, он говорил так, как привык всегда начинать разговор с ней. Она обычно любила показывать вновь приобретенные для библиотеки книги… Протянул руку и с недоумением увидел, что Таня чуть ли не отшатнулась от него.

Только много времени спустя, перебирая в памяти пережитое, осознал боцман подлинную причину необычного поведения Татьяны Ракитиной в минуты той встречи.

И конечно, тот факт, что она принесла увесистую книгу на док, никак не увязывался, не мог увязаться тогда с таинственным убийством в комнате девушки из ресторана.

И нервное поведение Тани, ее неприязненный взгляд, порывистость движений Сергей Никитич Агеев приписал главным образом тому, что проявил невыдержанность сам. Проявил недостойную настойчивость, навязывался с неслужебным разговором… Ведь он безразличен Татьяне Петровне, в разговоре на берегу она ясно дала понять, что ее сердце принадлежит другому…

Смущенный, расстроенный, мичман все же взял у нее из рук книгу. Взял почти машинально, преодолев легкое сопротивление. Недоумевал, почему с таким беспокойством, с затаенным испугом смотрит на него Таня.

Но он должен был высказаться, слишком наболело на сердце…

А Татьяна Петровна явно не хотела поддерживать разговор, хотя бы по поводу книги.

Едва лишь он завладел книгой, она резко сказала:

Это техническая. Для специалистов.

Техникой я интересуюсь…

Она хотела взять книгу обратно. Все получилось не так, как мечталось. Явно не налаживался разговор. Он шагнул к лампочке у рубки, продолжал перелистывать толстый том, не запомнив его названия, не видя страниц. Запомнил только массивность, вескость книги, толщину ее переплета.

— Татьяна Петровна, — сказал Агеев, — там, на берегу, давеча, вы мне вместо любви дружбу свою предложили. Ясно вижу — это вы по доброте душевной, чтобы не очень я огорчался. Только, может быть, и вправду нужна вам моя дружба?

Она молчала. Он продолжал, перелистывая книгу:

Беспокойной вы стали, тревожной, вижу — душа у вас не на месте… Если могу чем помочь…

Оставьте книгу в покое!

Этот окрик прервал его на полуслове. Глубоко обиженный, протянул ей толстый том. Она снова сжала книгу под мышкой.

— Сергей Никитич, не сердитесь на меня, извините. Мне нужно идти… Это вы тот роман принесли? Давайте, оставлю его в передвижке. Завтра приходите.

Спускаясь в люк, она запнулась было о высокий стальной порог, но удержалась на ногах, крепко прижала книгу локтем…

Это была тревожная, беспокойная, бессонная ночь. После полуночи на стапель-палубе ударил оглушительный взрыв, взметнулось в небо отвесное дымное пламя.

Вспышка была такой высоты и силы, что, как сообщили с берега и с соседних кораблей, там предположили: не ударилась ли о док попавшая сюда каким-то чудом плавающая мина. Осветили док прожекторами, запрашивали — нужна ли помощь.

Широкий дымовой гриб поднимался над доком все выше, сплошной черно-бурой завесой затягивал понтоны и башни.

Моряки дока не растерялись. Все оказались отлично подготовленными к борьбе с огнем и водой. Все мгновенно разбежались по местам.

«Повреждены и затоплены отсеки шестой и седьмой. Крен на правый борт. Пожар продолжается» — было сказано в переданной по трансляции «вводной».

— Открыть отсеки шестой и седьмой. Аварийной партии приступить к заделке пробоины! — гремел в мегафон голос Агеева.

От горевших дымовых шашек плыли густые клубы душного чада. Сквозь чад и пламя пылающей пакли матросы тащили доски, упорные брусья, жидкое стекло, разворачивали на палубе пластырь. Водолазы Костиков и Коркин первыми спустились в понтоны…

Эта ночь была беспокойной не только на рейде.

Перед рассветом на горизонте, со стороны открытого моря, взлетали в небо сизые прожекторные лучи, световые лезвия прорезали забитый облаками край неба, медленно опускались к воде.

Утром сигнальщики с вернувшегося из учебного похода эсминца, сменившись с вахты, выйдя для перекура на пирс, рассказывали друзьям, что увидели в море перед рассветом.

В прибрежной полосе, на траверзе новостроек Электрогорска, они увидели рыбачий бот, крепко взятый в световую вилку прожекторными лучами.

Странно было то, что широкий парус суденышка, на мгновение забелевший в скрестившемся на нем прожекторном свете, вдруг свернулся, исчез — и мотобот на необычайной скорости, резко лавируя, стал вырываться из мчавшегося за ним света.

Мотобот круто уходил в море, за линию наших территориальных вод, и наперерез ему пронеслись мимо эсминца два пограничных катера. Катера, догоняя мотобот, не спускали с него своих ослепительных прожекторных глаз…

Верно, контрабандиста поймали, — сказал сигнальщик, закончив рассказ.

А может, ушел? — усомнился один из слушателей.

От наших пограничников попробуй — уйди!.. А что это у вас за взрыв такой был?

Но спрошенный матрос с ледокола промолчал, раскуривая папироску, и сигнальщик с эсминца не повторил вопроса…

Глава одиннадцатая

НАЧАЛО ПОХОДА

На рассвете зазвонили колокола громкого боя. Моряки вскакивали с коек. Узкий и длинный кубрик, легкое покачивание под ногами, на подволоке — забранные железными сетками яркие лампы…