Слово серпентара (СИ) - Фроми Яна. Страница 26

От нового витка боли Сайриш непроизвольно поднялся на хвосте и выгнулся, запрокидывая голову назад.

Надо перетерпеть… Просто перетерпеть. Скоро всё закончится…

Он окинул взглядом площадь Далара. Поверх осыпавшейся части здания она была видна как на ладони. Темно-синий бархат неба на востоке уже начал окрашиваться алыми проблесками восхода. Еще немного и первый луч солнца отразится от золотистого шпиля магистрата.

Боль ушла так же внезапно, как и появилась.

Ей на смену пришел холод.

Ледяными пальцами он обжигал серебристую чешую змея, то изощренно мучая, то даря обманчивое тепло.

«Холодно! Всезнающий Шакти, как же мне холодно… Такого лютого холода не может существовать в этом мире!»

Если бы серпентар был в своем человекоподобном обличии, он бы уже точно стучал зубами. Но сейчас Сайриш не мог даже шелохнуться. Бездушный и безучастный ко всему живому, холод сковал и обездвижил его могучее тело.

В очередной раз серпентар оказался абсолютно прав — холод был не из этого мира.

Надежда угасала, и полупрозрачные лепестки астэрий печально облетали в его замерзающем сердце. Сайриш Сир уже не питал иллюзий, чем всё закончится.

Последними каплями тепла его согревали образы родной Серпентании: утопающая в изумрудной зелени долина в окружении острозубых вершин Шиарийских гор, ласковые бирюзовые воды священного озера Иштар, берега которого покрыты ковром белоснежных астэрий. И посреди этого благоухающего пейзажа стоит хрупкая рыжеволосая девушка с сине-зелеными глазами. Приветливо взмахнув рукой, Мирела бежит к нему навстречу и изредка хмурится, когда подол ее летнего платья цепляется за цветочную корзину. Один только миг, равный взмаху ресниц, и Сайриш прижимает к себе беглянку, купаясь в лучах ее тепла и слушая мелодичный девичий смех. Он прокладывает дорожку из легких поцелуев от ее виска к уголку приоткрытых губ. Девушка обвивает его руками за шею, доверчиво прижимаясь, пропуская белоснежные пряди сквозь гребень тонких пальцев. Сайриш чувствует тепло ее руки на своем затылке, и легкое давление заставляет его слегка наклонить голову, чтобы встретиться в упоительном поцелуе с ее теплыми…

Последняя искра жизни погасла в окаменевших глазах мраморного змея.

ЭПИЛОГ

Аккуратный, ничем не примечательный домик торгового квартала хранил маленькую тайну.

На его заднем дворе расцвел настоящий сад. Точнее крохотная, сокрытая от посторонних взглядов долина цветов. Окруженный высоким каменным забором цветник можно было пересечь в шесть размашистых шагов. Миниатюрная водяная мельница весело журчала среди ухоженных клумб, наполняя воздух желанной свежестью и прохладой.

В этом царстве цветов не было ни величественных лилий, ни томных роз. Полевые разноцветы весело тянули свои нежные бутоны к голубой небесной выси. Жизнерадостные газании, солнечные вербейники, синеглазые ирисы и лиловые лиатрисы. Но истинными правителями в этом цветочном царстве были белоснежные астэрии. Любимые цветы хозяйки дома занимали большую часть сада, источая тонкий, дивный аромат, навевающий грезы о неведомых землях.

Каждую седмицу молодая женщина с букетом астэрий отправлялась к центральной площади, где перед входом в отстроенное книгохранилище возвышался гигантский каменный змей.

Первое время посмотреть на удивительную статую, появившуюся после событий той трагической ночи, стекался весь город. Говорят, среди толпы видели даже нескольких серпентаров. Люди шептались, что страшный аспид был порождением недр, выползшим, чтобы вкусить человеческой плоти. Другие говорили, что змий был создан магами как оберег от темной силы, сокрытой в недрах плоскогорья. Даларцы шумно обсуждали и даже спорили, а не убрать ли этот постамент в другую часть города, например, во двор Академии магов. Никто из шумевших горожан не знал, что убрать змея с площади было неподвластно ни строителям, ни даже магистрам Ордена.

А те, что знали, хранили молчание, связанные нерушимой клятвой.

Клятву молчания принесли все участники той судьбоносной ночи, давшей начало новой эпохе в истории Далара. У Ордена магов появились новые артефакты, впитавшие древнюю силу — магическую энергию, которую люди хотели покорить и заставить служить им. Вопреки совету серпентара, не все отмеченные темной магией предметы в Академии и книгохранилище были уничтожены. Орден сохранил три книги, и назначил их хранителями самых искусных магов, способных противостоять искушению темного могущества: Верховного магистра Витизаса Берколь, магистра Гельвика Вольбе и декана Максимилиана Фери.

Со временем страсти вокруг событий той ночи и неожиданного появления змея поутихли, и даларцы привыкли воспринимать обновленную площадь с массивной статуей как своеобразную достопримечательность Далара.

Привыкли они и к цветам, появлявшимся у основания статуи каждую седмицу.

Рыжеволосая женщина в простом платье приносила благоухающие белые цветы и бережно укладывала их на каменную плиту, из которой соорудили гранитный пьедестал. Белоснежные соцветия россыпью хрупких снежинок лежали на сером камне, словно снежные шапки на вершинах Шиарийских гор.

Шли годы, и облик центральной площади Далара менялся. Подворье «Смарагд» обзавелось третьим этажом, а здание магистрата — изящными барельефами. Неизменным оставался лишь каменный змей, равнодушно взирающий на магов, торговцев и праздных гуляк. И белые облака астэрий на гранитной плите. Последний раз к статуе на площади букетик белых цветов принесла девочка-подросток, которая последние годы приходила сюда под руку с седовласой старушкой. Девочка встала на цыпочки и положила цветы на пьедестал. Она посмотрела наверх, туда, откуда бесстрастными застывшими глазницами на площадь взирал змей.

Каменного змея просила высечь на своем надгробии ее бабушка перед смертью. Но каменщики запросили слишком высокую плату за работу, и семью отговорили от этой задумки. На могиле Мирелы Лампони-Бранже установили добротную фигурную плиту, вокруг которой внучка посадила бабушкины любимые астэрии. Во время их цветения, казалось, что надгробный камень стоит в снегу.

На камне была простая надпись:

Впредь ничто души не потревожит,

Бремя жизни обернулось в пыль.

Но вовек разрушить смерть не сможет

Память вечную о тех, кого любил…

И та, что упокоилась под этим надгробием, до конца дней помнила, что нерушимее уз любви и оков памяти может быть лишь одно — слово серпентара.

КОНЕЦ