Гений - Слаповский Алексей Иванович. Страница 23

Эх, не успею договорить, подумал он. А потом говорить как-то уже… Нехорошо. Даже подло. Лучше уж завтра.

– Главное, – вслух размышлял Аркадий, – притащился в такую даль на ночь глядя. Ведь он не знал насчет Анфисы, почему так спешил?

– Узнал про меня. Я в военной форме. Он что-то заподозрил, – предположил Евгений.

– Точно! На разведку приходил! Подумает еще, что я с Анфисой связь поддерживаю для чего-нибудь такого. Тоже для разведки.

– Я уверен, что подумает, – подтвердил Евгений.

– Женя, но ведь это выход! Не хочется ведь женщину подставлять, понимаешь? Я Нинке так и скажу! Что общался с Анфисой не как с женщиной, а как с женой представителя вражеского лагеря!

– Нина считает, что ты этот лагерь поддерживаешь, – напомнил Евгений.

– Я тоже думал, что поддерживаю. Но они же зарвались, хохлы эти, у них голову уже снесло от национально-освободительной идеи! Кто их захватывал, от кого освобождаться? Лучше бы своих воров и жуликов к ногтю прижали! Тут, в Грежине, они тихие, но сколько их воюет против России, сколько в своих братьев стреляет? Да и тут у них неизвестно что. Кто такие третьяки? Наши? С какой стати? Им выгоднее воду мутить. Если подумать, идея насчет дружины – вполне здравая. Будет контроль, будет ясно, кто на самом деле все эти бесчинства творит!

– Напиши об этом статью, – посоветовал Евгений.

– И напишу! Да, у нас с Вагнером разногласия, в том числе из-за Светланы, повел он себя, мерзко, прямо скажем, но мужик он в принципе нормальный! Болеет душой за Грежин, за… За все! Неравнодушный человек. И профессионал. А Нинке надо объяснить насчет Анфисы, что тут не любовь, а политика. Прямо завтра с утра и объясню.

– Евгений подумал, что, если бы Аркадий его спросил, он посоветовал бы не откладывать, – сказал Евгений.

– Считаешь? А в самом деле! Куй железо, пока оно есть, как говорит наш Вагнер. Остроумный человек, между прочим, когда-то в одесском чемпионате КВН участвовал, а это тебе не что-нибудь! Точно. Пойду и стукнусь. Не пустит – ей же хуже. Пустит…

Что будет, если пустит, Аркадий не сказал. Как бы само собой подразумевалось.

Он натянул шорты, выскочил из комнаты. Послышался негромкий стук в стекло.

Нина не спала. Кровать стояла возле окна, створки были по летнему времени открыты, а само окно затянуто марлей.

Стук повторился.

– Чего тебе? – спросила Нина.

И Аркадий сразу же воспрянул: он не услышал в голосе жены ни злости, ни раздражения, ни даже обиды. Значит, успокоилась!

– Объяснить хочу, – сказал Аркадий. – Я к Анфисе приходил, чтобы ты знала, по делу. И в этот раз, и раньше.

Нина после мыслей о Торопком чувствовала себя виноватой, поэтому не стала слушать дальше.

– Ладно, замнем. В дом иди.

Аркадий впопыхах хотел отодрать марлю и влезть в окно.

– Комаров напустишь, через дверь! – велела Нина.

Она слышала, как Аркадий бегом поспешил к крыльцу, как споткнулся о ведро, ойкнул, выругался. И тихо засмеялась.

Анфисе в какой-то момент показалось, что она не руками и ногами обвивает Торопкого, а щупальцами, будто она и впрямь инопланетянка, превратившаяся в подобие осьминога, и сейчас задушит землянина, а потом выпьет из него кровь и опять станет похожей на туземцев, будет такой, как все.

Торопкий застонал, Анфиса испугалась, ослабила хватку.

– Ты чего?

Торопкий упал рядом, бурно дыша и улыбаясь. Даже если у нее что-то было с Аркадием, думал он, и что с того? Несправедливо, если вдуматься, что такая женщина принадлежит одному человеку. Но кто сказал, что жизнь справедлива? Кому везет, тот и счастлив.

Глава 9

Поки розумний думає, то дурень вже робить

[12]

Степа Мовчан любил дорогу.

Он любил фильмы про дорогу – те, что у американцев называются «роуд-муви». Там обычно что-то приключается. Едут себе люди, и к ним кто-то садится. Если странный мужчина, жди фильма ужасов. Если девушка, значит, будет про любовь. Хотя не гарантия, девушка может оказаться зомби или вампиром. А еще часто в таких фильмах кто-то от кого-то убегает. Или, наоборот, догоняет. Это интересно, но Степе больше всего нравятся те кадры, когда просто едут. Обычно под музыку. Кругом пустыня с кустами и камнями. Вдали горы. Только дорога, и больше ничего. И одинокая машина. Красиво.

Степе хотелось когда-нибудь попасть в те места и проехать там. Можно с девушкой, но лучше одному. Или так: когда хочешь, чтобы была девушка, она есть, а когда не хочешь, ее нет.

Дорога, мотели. Никто тебя ничем не достает. Ты едешь и едешь.

Например, такое кино: знакомишься в мотеле с девушкой, едешь с ней до другого мотеля. Там знакомишься с другой, лучше предыдущей. И опять дальше. От мотеля до мотеля. Кино так и будет называться: «От мотеля до мотеля».

Ничего себе, подумал Степа, я сочинил сценарий. Надо же. Человек не знает своих талантов.

Он думал про кино, чтобы не вспоминать о своих неприятностях.

Степа учился на предпоследнем курсе Белгородского юридического института МВД. Он попал туда не сразу. Сперва отец решил, что сыну неплохо бы послужить. Через знакомых устроил Степу в белгородский батальон ППС (патрульно-постовой службы). Что считается за службу в армии, то есть два зайца сразу.

Потом Степа вернулся в Грежин, поработал под началом отца, попросился продолжить обучение. В институт МВД его, уже служившего, взяли практически без экзаменов.

Началась молодая студенческая жизнь со всеми ее плюсами и минусами.

Откуда минусы? Оттуда, что Степу губили его доброта и отзывчивость. Это проклятие его жизни. Взять ту же Светлану Зобчик. Почему-то в школе все решили, что Степа должен за ней ходить. Так у них это называется: ходить. Степа признавал, что Светлана Зобчик красивая и умная девушка, но ходить не собирался. Ему и так было хорошо. Но все ждали, что он будет за ней ходить, и он начал ходить, чтобы не спрашивали, почему не ходит. Ничего такого между ними не было, но Степе казалось, что Светлана чего-то ждет. Однако он терпел, лишнего не говорил и не делал. И вот они танцевали на выпускном вечере. Степа танцевал молча. И Светлана молчала и была печальной. Ждет объяснения в любви, думал Степа. Он не хотел ее обидеть и сказал: «Я тебя люблю». Она ответила: «Это твои проблемы». Наверное, печаль у нее была от чего-то другого.

Степа обрадовался, что свободен. Но поселок маленький, Степа и Светлана постоянно сталкивались, и всегда вокруг были люди. И всегда эти люди со значением улыбались. Будто чего-то ждали.

Степа уезжал, приезжал, Светлана тоже приезжала и уезжала, и опять они пересекались, и зрело само собой общее мнение, что они наверняка поженятся. Уже начали впрямую спрашивать и его, и ее: когда свадьба-то у вас, чего тянете? Степа со смехом отмечал: никакой свадьбы не будет, чего вы? Ему не верили. Светлана сердилась и просила отстать с дурацкими вопросами. Ей тоже не верили, считали, что стесняется.

Однажды был праздник, застолье, Трофим Сергеевич Мовчан посадил рядом с собой Михаила Михайловича Зобчика, отца Светланы, оказывая ему этим уважение, и в ходе веселья спросил:

– Ну что, Михал Михалыч, когда наши дети поженятся?

– Да хоть сейчас! – ответил Зобчик.

И пошел домой советоваться с женой Кристиной. Она была старше его на восемь лет, выше на полголовы и шире в плечах и считала себя умнее. В округе ее уважительно звали Кристиной Игоревной, она вела обширное домашнее хозяйство: свиньи, утки, гуси, поэтому семья жила крепко.

Кристина Игоревна сказала мужу:

– Миша, ты совсем дурак? Надо было согласиться!

– Я и согласился! Я сказал: хоть сейчас!

– Миша, когда люди говорят – хоть сейчас, это все равно что никогда! Он за издевательство это принял, будь уверен!

Зобчик недоумевал.

Меж тем Мовчан вовсе не принял ответ за издевательство. Он сказал сыну: