Последний секрет - Вербер Бернард. Страница 21

– Спириты?

– Спириты, люди, интересующиеся духовностью. Мой интерес к гипнозу идет оттуда. Думаю, это путь к духовности. Однако я не совсем уверен, я прощупываю…

Лукреция откидывает назад свои длинные рыжие волосы.

– Вы упомянули о мифологии?

– Другой молчун, тот замечательный Одиссей Пападопулос, был греком. Он показывал брату книги с легендами своей страны. О Геркулесе, Энее, Тесее, Зевсе и больше всего о своем тезке, Одиссее. Мифы порождали мечты у обоих. Они цеплялись за эти истории. А потом умер отец. От гепатита. Его печень хранила память о спиртном и наркотиках и выдавала ему счет с опозданием. Мой брат и его друг Одиссей шептались на похоронах. Именно там я впервые осознал, что Самми выздоровел. Дети лечили друг друга лучше, чем это мог сделать какой бы то ни было врач.

Исидор просматривает заметки, сделанные им на карманном компьютере.

– Что стало с вашей матерью?

– После кончины отца она словно уволилась из собственной жизни. Однажды мой брат спросил ее, что могло бы доставить ей удовольствие. Она ответила: «Будь самым лучшим, превзойди всех своим интеллектом».

Исидор теребит маленькую пластиковую игрушку в виде мозга.

– И с тех пор он чувствовал, что у него есть мотив… – догадывается он.

– Может быть, именно потому он многого добился в учебе. Как только возникало какое-нибудь испытание, он должен был преодолеть его, и чем выше была планка, тем больше он воодушевлялся. Однажды утром мама не проснулась. Но мне кажется, мысль о ней не давала ему покоя…

Паскаль Феншэ дает кролику морковку. Тот резцами грызет ее с характерной кроличьей суетливостью.

– А как там продвигается ваше расследование? – спрашивает Феншэ.

– Теперь мы знаем, что кому-то мешаем, мы перед лицом настоящего убийцы и располагаем вещественным доказательством.

Кролик съел морковку и с благодарностью смотрит на гипнотизера.

– Я помогу вам, чем смогу, в раскрытии этого дела.

Паскаль Феншэ открывает свой холодильник и вытаскивает банку с мозгом его брата.

– Его хранил судмедэксперт, а полиция вернула нам. Как вы меня и просили, я сообщил о вашей просьбе на семейном совете. Все согласились доверить мозг вам, но по окончании расследования вы должны вернуть нам его.

34

Он потер виски, чтобы расслабиться. Не время для мигрени…

Доктор Самюэль Феншэ упрекал себя в том, что один из его больных пострадал. Жестокие санитары свирепствовали за его спиной. Жана-Луи Мартена надо было срочно переместить.

– В общей палате вы будете лучше защищены. А чтобы не было скучно, я поставлю вам телевизор.

В течение последующего часа ему определили койку в корпусе для гебефреников. Там было шесть вялых больных, просыпавшихся время от времени и питавшихся через перфузию.

Самюэль Феншэ велел установить телевизор перед здоровым глазом своего пациента и дал ему наушник, чтобы тот мог слушать, не беспокоя своих соседей. Мартен был рад, что у него снова есть телевизор. Какое богатство стимулов!

Как раз шло шоу «Забирай или удвой». Тревога игрока, готового потерять весь свой выигрыш, автоматически привлекла его внимание и успокоила, но он не мог сказать почему. Его порадовали и провал игрока, и его раздосадованный вид. Программа позволила ему немного забыться. Затем последовали новости. В нарезке было: президент Французской Республики замешан в деле о коррупции; голодовка в Судане, поддержанная северными племенами; массовое убийство королевской семьи в Непале; победа сборной Франции по футболу; исследование сверходаренных учеников, которые мучаются в школах, не соответствующих их талантам; биржа, которая снова поднимается; переменчивые метеопрогнозы; репортаж о пирсинге, который чреват инфекцией, и под конец драматический эпизод об отце, убитом при попытке защитить своего умственно отсталого сына от насмехавшихся над ним детей.

В конце концов Жан-Луи Мартен перестал думать о себе. Если морфий прекрасно утолял боль телесную, телевидение оказалось отличным болеутоляющим для ума.

В этот самый момент Феншэ в задумчивости разгуливал по пустынным коридорам. Увольняя двух санитаров, он выступал против собственных порядков, не говоря уже о профсоюзах.

Страх изменения присущ человеку. Он предпочитает знакомую опасность любым переменам в своих привычках.

Доктор Самюэль Феншэ решил, однако, что ему надо заново пересмотреть устройство своей больницы не только как управляемого административного учреждения, но и как утопического городка.

Прежде всего необходимо удалить побуждения к смерти. Ведь больные так чувствительны. Все преувеличивают. Это может привести к несоизмеримым последствиям.

Он свернул в пустой коридор. Вдруг позади него возник пациент и с воплями вцепился в его горло. Врач не успел среагировать, воздух в его легкие уже не поступал.

Я сейчас умру.

Хватка больного была сильна. Его глаза закатились, зрачки расширились.

Феншэ узнал напавшего. Это был наркоман, который уже доставил ему немало хлопот.

Неужели героин, разрушивший моего отца, косвенным путем погубит и меня?

Больной продолжал сжимать горло. Феншэ задыхался, другие больные чуть ли не прыгали на одержимом, чтобы заставить его ослабить хватку. Но тот не выпускал своей добычи. Он обладал неслыханной силой, удесятеренной бешенством.

Началась суматоха. Все новые больные спешили на помощь доктору.

Мне страшно? Нет. Думаю, меня больше волнует, что будет с ними, когда меня не станет.

Наркоман встряхнул его так, словно хотел сломать позвоночник.

Мне больно.

Наконец, погребенный под кучей больных, наркоман убрал руки.

Феншэ стал дышать, кашлять, отплевываться.

Главное – не показывать, что меня огорчило это нападение.

Он поправил свой пуловер.

– Все продолжают выполнять свои обязанности, – произнес он охрипшим голосом.

Четыре санитара потащили напавшего в изолятор.

35

Исидор и Лукреция отдыхают в отеле «Эксельсиор».

Розовые половинки мозга Феншэ, покрытые серыми волокнами, плавают в банке.

Засунув кусочки ваты между пальцами ног, чтобы твердой рукой перекрасить ногти в карминный цвет, Лукреция не отрывается от беседы. Сцена походит на церемонию, где каждый палец по очереди, независимо от соседей, представляется для покрытия лаком.

Исидор придвигает ночник, берет лупу и хватает большую книгу.

– Тот, кто убил Феншэ, и тот, кто пытался убить вас, знают о мозге что-то, чего не знаем мы.

– Что это за книжка?

– Она была на столе Жиордано. Он изучал ее, когда его убили.

Исидор Катценберг просматривает страницы, останавливается на двух цветных картинках и сравнивает рисунок с тем, что видит. Он погружает руку в пакет со сладостями, дабы снабдить топливом свою собственную мозговую котельную.

Лукреция Немро придвигается, подняв пальцы ноги, чтобы они не касались пола.

– Это будто новая страна, – говорит ее колле га. – Неизвестная планета. Мы вместе посетим ее. У меня такое чувство, что, когда мы поймем, как работает наш мозг, мы поймем, кто убийца.

Она не может подавить гримасу отвращения. Он продолжает:

– 1450 кубических сантиметров серого, белого и розового вещества. Наша «машина для думания». Именно там все и создается. Простое желание может повлечь за собой рождение ребенка. Обыкновенное недовольство – спровоцировать войну. Все драмы и вся эволюция человечества сначала записываются в маленькую вспышку где-то в одной из извилин этого куска плоти. Лукреция, в свою очередь, берет лупу и осматривает мозг с более близкого расстояния. Она уже настолько приблизилась к нему, что ей кажется, будто она шагает по розовой планете из каучука, покрытой кратерами и расселинами.

– Здесь, сзади, – говорит Исидор, – вот этот кусочек, что потемнее, – мозжечок. Именно там постоянно анализируется положение тела в пространстве и согласовываются жесты.

– Это благодаря мозжечку мы не падаем на ходу?

– Возможно. А если мы двинемся вперед, по направлению ко лбу, окажемся в первичной визуальной зоне, ответственной за восприятие цвета и движений. Прямо перед ней вторичная визуальная зона, где изображения интерпретируются путем сравнения с уже известными изображениями.