Прекрасней всех (СИ) - Сакрытина Мария. Страница 7

Но она уже получила. И я засыпала в снегу, ни на шажок не отдаляясь от обступивших меня деревьев. Жаль, как жаль… Мама расстроится… На кого она оставит трон? И гномы так и будут стоять печальным караулом у гроба Нэжа? Или додумаются сходить во дворец, привести тамошних служанок? Парочка девчонок точно была в него влюблена. И тогда, если эти служанки его поцелуют…

Так, стоп. Они его поцелуют, он проснётся, женится на них, может, даже сразу на двух. А я тут, как дура, сольюсь в экстазе с деревом? Ну нет!

Я дёрнулась — и нос к носу столкнулась с волком. Мгновение мы таращились друг на друга, потом я гаркнула: «Сидеть!» Он бухнулся на задницу, примяв снег и не сводя с меня оценивающего взгляда. С трудом, сжав зубы, я подняла руку, вцепилась ему в холку. Волк недовольно заворчал. «Вези меня», — прохрипела я, с трудом влезая ему на спину.

А потом мы скакали сквозь метель, и в голове у меня билась одна мысль: «Ну вас всех в бездну, целовать Нэжа буду я. Пусть он оживёт и покажет своей стерве-мачехе, где раки зимуют. Пусть он живёт…»

Не помню, были ли у гроба гномы — но кто-то же поднял крышку? Сама бы я не справилась: все силы потратила, только чтобы сесть рядом. «Живи, живи, ты должен. Если я не могу — за меня живи. Я хочу, я тебе свою силу отдам, хочешь? Только живи! Ради меня, себя, да хоть ради этих гномов — живи», — я наклонилась и коснулась холодных губ, солёных от моих слёз.

А потом они открылись — и украли мой вздох.

Нэж сел, непонимающе огляделся. Нашёл взглядом меня — я лежала рядом, на снегу, из последних сил цепляясь за хрустальную стенку гроба. Глаза его сделались удивлённые — и испуганные, одновременно.

Я усмехнулась.

— Видал? Я тебя по-настоящему люблю.

А потом его лицо снова исчезло среди снега и сумерек, холодных зимних сумерек…

* * *

Тусклый солнечный луч проник сквозь щель занавесок балдахина и лёг на мой нос. Я поморщилась — и проснулась.

И долго потом смотрела на украшенный снежинками синий балдахин, понимая: да, я не дома. Но неужели королева Ивэра одумалась? Или мне всё приснилось? Может быть, я свалилась с коня — и не было Нэжа в гробу, гномов, поцелуя?

Голова гудела, подтверждая версию про «свалилась». Что ж, надо разбираться. И нечего лежать, цепляясь за остатки сна — я умерла в нём, в конце концов. А Нэж… Я закусила губу: лучше он, чем я… Мама сказала бы именно так.

Я рывком села. С трудом поднялась. Шатаясь, по стеночке прошла к сундуку, вытащила первую попавшуюся накидку, надела. Я найду эту стерву, и она расколдует, напоит противоядием, — короче, оживит Нэжа. Чего бы мне это ни стоило. Надо будет, в ноги ей упаду. И в бездну маму с её принципами «ты, Анита, превыше всего».

Дворец изменился. Это было заметно с первого взгляда: свечи теперь жгли, не жалея, и слуги бегали кто с подсвечником, кто с ворохом белья, кто с подносом — и все косились на меня, кланялись, как могли. «Ваше Высочество».

Стоило мне свернуть к лестнице, как передо мной вырос гвардеец. Мысленно я отметила его цвета, незнакомые — а потом чуть не упала ему на руки.

— Отведи меня к королеве.

— К королю, вы хотели сказать, Ваше Высочество?

«Эта стерва ещё и замуж вышла, — сердито подумала я, цепляясь за руку гвардейца. — Это объясняет странную форму стражи. Цвета нового короля… принца-консорта, то есть, но когда чернь разбиралась в тонкостях титулов?»

— Веди.

На самом деле он меня почти нёс, потому что сияющие коридоры, лестницы и галереи я помню смутно. Только отдельные детали, как в бреду: статуя красавицы из чёрного древа, покрытого лаком — лицом копия Нэжа. Разноцветный заморский ковёр, мраморные кони перил, люстры — хрустальные снежинки…

Разбудил меня голос стражника:

— Ваше Величество, принцесса Полесья просит аудиенции…

— Требую, — перебила я, хватаясь за такую удобную бархатную портьеру и выпрямляясь.

Нэж в окружении незнакомых мне лордов стоял у письменного стола с разложенными на нём свитками, разбросанными перьями и парочкой чернильниц. И удивлённо смотрел на меня.

— Анита, ты снова разгуливаешь ночью в сорочке?

— Ш-ш-живо-о-ой, — прошипела я, цепляясь за портьеру. — Ты-ы-ы! — и, так как слова всю мощь моего гнева уже не отражали, паркет позади Нэжа вспучился и выплюнул розовый куст.

Принц… Король? не глядя на распускающиеся алые розы, прошёл ко мне, бросил удивлённым лордам через плечо: «Господа, я отлучусь ненадолго», подхватил меня и понёс обратно в спальню.

Мы молчали. Я злилась, Нэж задумчиво улыбался уголками губ, слуги тоже молча нам кланялись и спешили по своим делам.

Уже в спальне, уложив меня в кровать и поправив подушки, Нэж задумчиво спросил:

— Анита, ты не против провести свадьбу в Ивэре? Мы могли бы совместить её с коронацией.

Я не стала спрашивать, что он с королевой сделал — да и неважно это уже было. Вместо этого я сказала обиженно:

— Ты же меня не любишь.

Он усмехнулся и мягко погладил меня по волосам.

— Мы это обсуждали, Анита. Есть разница между любовью и развлечением, — и тише добавил: — Я не буду унижать любимую, не поклявшись ей в вечной верности перед алтарём.

— И ты мне поклянёшься? В Вечной верности? Перед алтарём?

— Обязательно, — он улыбнулся. — И лучше сделать это в Ивэре. Коронация, свадьба, Новогодье…

— Ново… чего?

Он наклонился и выдохнул мне в губы:

— Неважно, — а потом мы целовались и… что-то в этом есть, ну, что настоящая любовь даже мёртвого подымет. Такие вот поцелуи — они всё могут.

— Так я могу рассчитывать, что ты убедишь мать перенести свадьбу в Ивэр?

— Да-а-а…

— Отлично, — его глаза были совсем рядом: звёзды, каждая из которых отражала меня. — Ты действительно очень красива, Анита.

— Да… Это единственное моё достоинство?

Он усмехнулся:

— У тебя их достаточно, но скромность в их число точно не входит. Отдыхай, Анита.

Но он остался со мной, пока я не заснула — не очень долго, я думаю. И даже во сне мы были рядом.

* * *

Ёлка была пушистая, щедро посыпанная снегом и украшенная яблоками. И стояла она ровно там, где нас — уже завтра — должны были венчать.

— Я подумал, это символично, — сказал Нэж, глядя на ель, — дерево символизирует Полесье, снег — Ивэр, яблоки — любовь…

— Тогда надо ещё свечки по кругу поставить, раз уж ты гномов на свадьбу позвал, и хрустальный гроб, который они нам в подарок притащили, на видное место установить. Как символ моей отваги. Вот.

Нэж усмехнулся и притянул меня к себе.

— Ты полагаешь? Что ж, я подумаю…

Мы снова целовались. Мы только и делали в эти дни, что обсуждали политику и целовались. Жарко. Он жаркий оказывается, мой Нэж. И принципиальный — до свадьбы ни-ни.

Про королеву мы не говорили, только однажды я спросила:

— Почему ты дал ей тебя отравить?

Он с грустной улыбкой покачал головой.

— Тогда мне не за что было сражаться.

Надо ли говорить, что после этих слов мы снова целовались?

Ночью (наверное, из-за предсвадебной мозговой горячки) мне приснилась королева. Она плясала на нашей свадьбе, и на ногах у неё были раскалённые туфли.

После такого кошмара конечно было не заснуть. Я встала, накинула подбитый мехом плащ — и побрела к внутреннему дворику подышать свежим воздухом.

И снова каким-то непостижимым образом заблудилась. Не дворец, а лабиринты какие-то!

В общем, так получилось, что я нашла потайную комнату королевы с её волшебным зеркалом. Ну нашла и нашла. Побродила по ней — и впрямь пустая, надо бы цветы сюда принести, что ли. Или гобелен какой. А лучше вообще навсегда закрыть и ключ выбросить.

Только я повернулась к двери, как со стены раздалось:

— Даже не спросишь, принцесса? Кто на свете всех милей?

Я обернулась и громко фыркнула.

— А зачем? Это и так ясно: я.

И тихо закрыла за собой дверь.