Время желаний (сборник) - Вишневский Януш Леон. Страница 7

Мы сидим за пластиковым столом в углу его кухни и пьем чай. Если бы я рассказал о моем визите в институте, никто бы не поверил. До сих пор Клеменс никогда никого к себе не приглашал. Если бы не обязательная графа в анкете «место жительства», большинство считало бы, что у него вообще никакого места жительства нет. Адрес ассоциируется с домом, частной жизнью, семьей. Ни одна из этих ассоциаций рядом с ним не возникала.

– Я пригласил вас потому, что вы мне очень симпатичны, – начал он смущенно. – А кроме того, вы ведь знаете польский, – быстро переходит он к делу. – В отпуск я поехал во Флориду. Просто должен был куда-нибудь поехать, чтобы время убить. И лучше подальше от работы. Моя мама в свое время сошлась с американским офицером родом из Ки-Уэста. Их часть базировалась недалеко от Франкфурта, в Эшборне. Год спустя родился я. Тот военный так и не узнал о моем существовании. Вернулся домой, в Штаты, еще до моего рождения. Недавно я перебирал в подвале старые бумаги и нашел несколько фотографий и его адрес. Пятидесятилетней давности. Это был всего лишь повод, а мне хотелось иметь какую-нибудь важную причину для поездки. Поиск отца показался мне идеальным поводом. Однако уже в аэропорту Майами все пошло наперекосяк. Мне пришлось шесть часов ждать заранее заказанного мной автомобиля! Американцы – безответственные люди. До Ки-Уэста я добрался только за полночь, а добравшись до отеля, узнал, что моя бронь аннулирована. В маленьком Ки-Уэсте гостиниц больше, чем во всем Франкфурте, вот только они страшно переполнены. Пришлось ночевать в машине на парковке возле бензозаправки. Впервые в жизни я спал не в постели. Утром меня стуком в окно машины разбудила молодая женщина: принесла мне горячий кофе. Никогда в жизни я не пил такого ужасного кофе. Проторчал на этой бензозаправке до вечера, пока женщина не кончила работу, а ждал потому, что пообещала она съездить со мной по адресу пятидесятилетней давности. В принципе я мог бы съездить и сам, но – до сих пор не знаю, почему, – вдруг почувствовал, что хочу сделать это вместе с ней. Проживавшие по указанному адресу ничего не слышали о моем отце. Но теперь это не имеет значения. Вечером мы с ней пошли на прогулку. Странное ощущение. Мне еще никогда не приходилось прогуливаться с женщиной. Потом она нашла мне какой-то мотель. Утром приехала с кофе и бутербродами. А раз на прогулке она взяла меня за руку. Я планировал пробыть в этой Флориде только неделю, а остался на пять. Мы переписываемся. Пишем каждый день. А вчера она прислала мне стихи. По-польски, потому что сама родом из Польши. Написала, что если для меня это важно, то я найду способ перевести. Мне еще никто в жизни не был так важен, как она. Вы ведь переведете мне этот стишок, а?

Время желаний (сборник) - i_027.jpg
Время желаний (сборник) - i_028.jpg

День (и ночь) женщины

Dzień (i noc) kobiet

Время желаний (сборник) - i_029.jpg

«Чтобы лечь в постель с мужчиной, женщине нужно ощущение близости и безопасности, мужчине, чтобы лечь в постель с женщиной, нужна только постель…» Это расхожее мнение, возвышающее женщин и принижающее мужчин, на самом деле всего лишь броский мем, мало общего имеющий с истиной. Во всяком случае, так говорит Дэниел Бергнер, американский писатель и журналист «Нью-Йорк таймс», чья книга «Чего хотят женщины?» попала недавно в Соединенных Штатах в списки бестселлеров (в категории нон-фикшен). Ее перевели более чем на десяток языков, в том числе и на немецкий (Die Versteckte Lust der Frauen, Albrecht Knaus Verlag, München, 2014).

Пуританская Америка читает Бергнера с напускным негодованием, в Германии ему, как правило, поддакивают, а феминистки в своих многочисленных статьях и рецензиях так даже превозносят его до небес. А есть за что? Ведь Бергнер не написал ничего нового, он лишь подтвердил давно известную истину: женская моногамия – нежно лелеемый миф, а склонность мужчин к промискуитету, якобы связанная с эволюционным стремлением распространять свои гены, но на самом деле являющаяся результатом гедонистического поиска как можно большего числа партнерш или партнеров, характерна также и для женщин. Бергнер утверждает, что и женщины, и мужчины умеют быть социально-моногамными, то есть поддерживать супружеский союз, но отнюдь не стремятся быть сексуально-моногамными. К тому же гены распространяют не только мужчины, но и женщины, о чем, к сожалению, слишком редко пишут. Двадцать три из сорока шести хромосом у человеческого зародыша – от женщины. Впрочем, вопрос размножения, который все еще важен, видимо, только для Костела и пенсионных фондов, играет в сексе все меньшую роль. Мужчинам в сексе главное – получить удовольствие. Уровень этого удовольствия снижается – и это подтверждают результаты опросов и выводы сексологов – пропорционально времени пребывания в браке. У одних – прямо пропорционально, то есть линейно, у других – в геометрической прогрессии, круто врезаясь в семейную жизнь и резко меняя ее. Согласно данным Германского социологического института WISO (данные за 2012 год), более 34,8 % женатых немецких мужчин – то есть каждый третий – через год после свадьбы мечтали (во время мастурбации) о сексе не с женой, а с другой женщиной! Интересно, что факт мастурбации уже через год после свадьбы не привлек внимания немецких организаторов опроса. Со временем у мужчины угасает влечение к «своей женщине». Аналогично социально-моногамными являются мыши-полевки и самочки еще более моногамных больших синиц. Самец полевки – этот излюбленный объект всех исследователей феномена устойчивой моногамии – прогоняет со своей территории всех чужих самцов и всех чужих самочек, но за границами своей территории охотно спаривается со всеми встреченными самочками, у которых течка. Но на такую же охоту отправляется и самка полевки.

Сексуальное браконьерство, левачество – норма. И не только у гипермоногамных мышей-полевок и больших синиц. В Соединенных Штатах, на родине Бергнера, в 2011 году более 62 % мужчин и 40 % женщин предпринимали попытки отбить чужого партнера и закрутить с ним легкий роман [5]. Бергнер не ссылается непосредственно на эти данные, но просто замечает в своей книге, что цифра 40 % у женщин его не удивляет. Потеря со временем влечения к партнеру или партнерше – это норма, имеющая как биохимическое (все меньше допамина), так и социологическое (привыкание) обоснование. При этом Бергнер обращает внимание, что это относится не только к самцам. У женщин желание со временем тоже угасает. А то, что они на двадцать два процентных пункта менее активно левачат, – следствие главным образом предполагаемых издержек, на которые они могут нарваться. Возможная нежелательная беременность и реальная перспектива матери-одиночки, воспитывающей незаконнорожденного ребенка, больше пугают женщин, чем мужчин. Но, впрочем, не всегда. Последние исследования свидетельствуют, что от 3 до 10 % детей в мире воспитывают отцы, которые не знают, что их чада не имеют с ними общих генов. Яйца в чужие гнезда подбрасывают не только кукушки. В гнездах известных своей верностью лебедей в среднем два из десяти яиц – результат птичьего «романа на стороне».

«Супружескую неверность» у животных еще можно как-то объяснить эволюционно встроенным инстинктом поиска лучших генов для потомства, а вот неверность женщин, принимающих противозачаточные таблетки или вводящих спирали, – уже нет. Бергнер объясняет это естественной, биологически обоснованной склонностью женщин к сексуальному разнообразию, которая проявляется не меньше, чем стремление к полигамии у мужчин. Эта склонность многие века была табуизирована и подвергалась резкой критике, что, по мнению автора, стало причиной того, что сами женщины стали ее сдерживать. Ссылаясь на многочисленные примеры, Бергнер утверждает, что в долгосрочной перспективе такое поведение приведет к сексуальным расстройствам, наиболее частым проявлением которых является гиполибидемия (сексуальная холодность, фригидность). Женщины не меньше мужчин переживают «тяготы моногамии», как называет это состояние Бергнер, и часто платят высокую цену за «трудное воздержание одного лишь тела…»