Время желаний (сборник) - Вишневский Януш Леон. Страница 8
Механизм вытеснения
System wyparcia
Живописная деревушка Обер-Хамбах расположена на окраине тихого городка Хеппенхайм, что в часе езды на авто от Франкфурта-на-Майне. Лучше всего поехать туда весной, когда обочины вьющихся по полям дорог становятся белыми и фиолетовыми от цветущей сирени, или осенью, когда холмы и долины возвышенности Оденвальд напоминают гигантские картины, переливающиеся всеми оттенками бронзы. И вот в этом идиллическом уголке Обер-Хамбаха, на поросшем деревьями и кустарником возвышении, движимые культурным релятивизмом немецкий педагог Пауль Гехеб и его жена Эдит в 1910 году построили школу своей мечты. Преданные реформаторской педагогике, они верили, что интеллектуальному и эмоциональному развитию ребенка может способствовать только школа, в основе которой лежат потребности и интересы ребенка, которая приобщает детей с самого раннего возраста к демократическим ценностям, прививает им с первых дней культурный релятивизм, и в которой учитель и ребенок – равноправные партнеры. Все эти прекрасные идеи должна была воплотить в жизнь их школа, построенная на собственные деньги. Так появилась знаменитая на всю республику Оденвальдшуле в Обер-Хамбахе, храм реформаторской педагогики. В 1963 году школа официально была признана ЮНЕСКО «школой-проектом». Ее пропагандировали и приводили всем в пример в качестве смелого педагогического и образовательного эксперимента, который явно удался. Эдакая абсолютно антиавторитарная школа. Ученики и учителя живут в интернате вместе, в комнатах по многу человек, вместе моются в общих банях, обращаются друг к другу на «ты», а в классе – ученики разных возрастов. В ходе обучения ученики сами решают, кем им быть – хоть столярами – или, может быть, все-таки сдать на аттестат зрелости и пойти в институт. Предмет гордости школы – ее знаменитые выпускники, в числе которых известные немецкие политики, представители культуры и промышленники, такие, как, например, Вольфганг Порше, руководитель известного автозавода. Единственным до поры до времени минусом в этой идиллии был аспект элитарности – цена. Месяц обучения (и пребывания в интернате) обходился родителям и опекунам ребенка «всего» в две тысячи триста восемьдесят евро (данные за 2012/13 учебный год).
В 1998 году совершенно неожиданно обнаружились и другие минусы заведения. Кристально чистое образовательное учреждение Оденвальдшуле вдруг стало информационной бомбой, взрыв которой вызвал цунами не только в немецких СМИ. Бывший ученик школы Андреас Хукеле рассказал во всех подробностях одной заслуживающей доверие франкфуртской газете о своих «неизжитых до сих пор» страданиях жертвы после длившегося много лет грубого насилия со стороны педофила, а именно директора школы. После опубликования «исповеди» Хукеле заговорили и другие. В итоге выяснилось, что в 1960–1991 годы жертвами директора школы (и десяти других учителей) стали, по крайней мере, сто тридцать два мальчика в возрасте от двенадцати до пятнадцати лет. Некоторые рассказы этих бедняжек потрясают. За фасадом живописного рая, как называли интернат школы (открытки с его изображением до сих пор продаются в Хеппенхайме), и впрямь был рай, но только рай для педофилов. Интернат более тридцати лет являл собой средоточие экстремальных извращений, жертвами которых стали мальчики-подростки. Как писал один из них: «Я чувствовал себя надувной куклой из секс-шопа, когда директор школы вызывал меня в свой кабинет и заставлял делать ему минет». Другой выпускник рассказывал, как «каждый день выбирали нового мальчика для „утехи“ учителя музыки». Большинство жертв подтверждают, что директор школы не только терпимо относился к наркотикам и алкоголю, но и регулярно выпивал с учениками. Будто знал, что алкоголь для многих был «единственным средством, позволяющим перенести боль унижения среди ненасытных педофилов, находящихся в состоянии перманентного сексуального возбуждения», как точно выразился один из бывших учеников школы в интервью для телевидения.
Дело Оденвальдшуле недавно напомнило о себе, вернувшись на страницы газет и экраны телевизоров. Первого октября по первому каналу немецкого телевидения (ARD) в прайм-тайм показали фильм «Избранные». Режиссер фильма Кристоф Рёль, уроженец Англии, в течение двух лет преподавал английский язык в Оденвальдшуле и, как и другие учителя, проживал вместе с учениками в интернате. Как утверждает Рёль, кроме одиночества, которое в превозносимых до небес «единстве и партнерстве» не должно было иметь места, он не заметил там ничего настораживающего. Снятый на территории школы и интерната в Оденвальде фильм прекрасно показывает механизм вытеснения эмоций у жертвы, в основе которого всесильный порабощающий стыд. Родители, когда до них доходила отрывочная информация от детей, не допускали даже мысли, что «в такой школе, за такие деньги» может твориться нечто столь ужасное. А ничего не подозревавшие учителя (были и такие) отбрасывали это «как грязную клевету, порочащую престиж школы, как высосанные из пальца оговоры».
P. S. Срок давности освободил причастных к этому делу от наказания, ни один из них не предстал перед судом…
Пляж в Москве
Plaża w Moskwie
Я боюсь этого города. Я начала бояться его еще в небе, когда самолет заходил на посадку, а я смотрела в иллюминатор. Мне казалось, что Москва бесконечна. А может, она и на самом деле бесконечна… Я в Москве уже долго, но лишь недавно сама ездила на метро, приехала на конечную станцию, оттуда на маршрутке тоже до конца маршрута, и когда я вышла из маршрутки, передо мной все так же простирался город, который даже больше, чем Денпасар, а Денпасар настолько велик, что многие на Бали считают, что только сумасшедшие могут жить там.
Я родилась далеко от Денпасара, на пляже, рядом с Булеленгом, на севере Бали. Тридцать пять лет назад. Ночью у мамы начались схватки, она разбудила бабушку, и обе вышли из дому. Пока добирались по пляжу к морю, у мамы отошли воды. На коленях она доползла до линии прибоя, села на песок и родила меня. Все это когда-то давно мне рассказала бабушка. А еще сказала, что из маминого живота меня вытолкнула огромная пенистая волна и что в это мгновение небо осветила яркая зарница. Вот почему меня зовут Питриани, что на нашем языке означает «свет». Мама говорила, что бабушке это просто привиделось на нервной почве, что она перепутала зарево со светом фонарика, с которым по пляжу бежал мой отец. После меня, и тоже на пляже, родились две сестренки, а когда мне было уже двадцать – родился мой братик. Мой папа рыбачил. С дядей у них была лодка, одна на двоих. Улов продавали прямо с лодки на кухни отелей, которые, сколько помню себя, выглядели как дворцы, но закрывали людям вид на океан. Часто на наш пляж приходили туристы. Мама с бабушкой расстилали под пальмами две циновки, зажигали ароматические свечи, включали магнитофон и приглашали туристов на массаж. Звучала музыка, а я стояла в сторонке и наблюдала. Когда не стало бабушки, ее место заняла я. Без этого «салона под пальмами» отцу не удалось бы прокормить нашу семью. С какого-то времени сюда стали приезжать русские. Приезжали даже после событий 2002 года на курорте Кута-бич, когда «Аль-каида» убила более двухсот человек, и испуганный мир надолго забыл про Бали. Русские никогда не торговались, к тому же оставляли щедрые чаевые. Два года назад у меня на массаже был Сергей – крепко сложенный мужчина с золотой печаткой и золотыми зубами. Приходил под пальмы каждый день. А однажды спросил, не хочу ли я поехать в Москву, где он собирается открывать спа-салон. Мне всегда хотелось на мир поглядеть. То, что он обещал, было как чудесная сказка про сокровища Али-Бабы. У меня тогда уже была дочка, мама стала чаще болеть, а работавшие в паре отец и мой муж потеряли лодку. Сергей оказался деловым человеком: мы съездили с ним в Денпасар, где за день успели выправить российскую визу.