Vip-зал - Лапидус Йенс. Страница 80

— Время вышло.

Глаза Сары сияли.

— Борис, да ладно, дай нам еще пятнадцать минут. Я знаю, что ты всегда позволяешь другим.

— Четырнадцать с половиной, — пробурчал ее бывший коллега.

Шли недели. Осень сменилась зимой, самой холодной с начала века, и отопительная система в тюрьме не справилась с нагрузкой. В камерах температура не поднималась выше семнадцати градусов, и пол был таким холодным, что Хассе раздал всем двойные колючие носки из дешевого супермаркета. И поговаривали, что он их купил за свои кровные, зная его характер.

Шип распинался о продуманной политике холода, которую вело министерство юстиции, чтобы их парализовать, и объявил голодовку. Охранники в ответ бросили его в изолятор на четыре недели. Когда он оттуда вышел, то выглядел хуже, чем Саддам Хусейн в катакомбах.

Тедди и Сара созванивались через день, только так часто и позволяли правила. Она приходила к нему на час два раза в месяц, это тоже был максимум. У них появились свои привычки: разливали друг другу кофе и чай, держались за руки, говорили о книгах, которые они читали, фильмах, которые они смотрели, и тюремных сплетнях. Укладывались на диван, как и все остальные.

Но потом кое-что произошло.

Во время одного их ее визитов в марте он заметил, что она как будто отсутствовала.

— О чем ты думаешь? — спросил он.

Сначала она ответила, что ни о чем, но когда он снова спросил спустя десять минут, она ответила:

— Ты знаешь, что Матс Эмануэльссон покончил с собой?

У Тедди все похолодело внутри, все вокруг остановилось. Мир замер.

Они раньше не обсуждали, за что его посадили. Похищение Матса Эмануэльссона. Или «похищение и причинение вреда здоровью», как было написано в приговоре.

— Откуда ты узнала? — спросил он.

— Я видела в газете.

— И почему ты думаешь, что это самоубийство?

— Так было написано, то есть это была статья, не некролог.

— И как ты узнала, что я имею к нему отношение?

— Я это давно знаю, я читала твой приговор, еще когда здесь работала.

— Читала? Ты никогда об этом не говорила.

— Зачем мне было говорить? Это ничего между нами не изменит.

— Правда?

Сара покачала головой, но в то же время у нее на лбу появилась морщина.

На заднем плане шумела вентиляционная труба. Тедди опустил глаза. Он сфокусировал взгляд на ногах Сары, на ее ботинках. Они были из черной кожи, без шнурков, только с пряжкой у щиколотки.

В дверь постучали, и Борис возник на пороге.

— Попались! — крикнул он и ухмыльнулся. Но они не лежали на диване.

Когда Тедди вели обратно в камеру, его подташнивало.

Дни потянулись обычной чередой.

В семь утра они просыпались от того, что охранники ходили по коридору, стуча в двери камер. Большинство из них были неплохими и старались желать доброго утра как можно более мягким голосом. Потом всегда были вареные яйца.

После завтрака Тедди обычно работал в мастерской; теперь, когда Сары не было, он нормально себя чувствовал почти что только там. Сейчас он делал парковые скамейки. Самым сложным было обтачивать длинные балки так, чтобы они приобретали нужную форму.

После обеда многие шли в свои группы, как это называлось. Официально это назвалось «Программа реабилитации пеницитарной системы». Были группы для наркоманов, драчунов, рукоприкладчиков и бандитов. Для насильников тоже существовали группы, но в их отделении таких зеков было мало, Шип за этим следил.

За все годы здесь он прошел три курса. ЗАП: Замещение агрессивного поведения. ПДП: Поведение. Диалог. Перемены. И наконец НСМ: Навыки совершенствования мышления. С самими программами все было в порядке — просто они ни одному хмырю здесь не помогли бы. Сейчас он не посещал ни одну из групп. Но ему все равно не разрешали сидеть в камере. Во время занятий групп охранники занимались инспекцией камер и общих территорий.

Обычно он играл в пинг-понг с другими ветеранами, для которых уже не осталось курсов.

Потом он отправлялся на прогулку: у них было право проводить один час на улице. Иногда он успевал на еще одну смену в мастерской, иногда готовил еду вместе с Шипом и Локи.

После ужина приходили посетители. Тедди считал дни до следующей встречи с Сарой, но в последнее время она вела себя странно. Хотя когда он говорил с ней по телефону на следующий день, все снова было отлично.

— Я посмотрела еще кое-что о нем, — сказала она однажды вечером через две недели, когда они говорили по телефону.

— О ком?

— О Матсе Эмануэльссоне, которого ты похитил. Надеюсь, ты ничего не имеешь против.

Впервые в отношениях с Сарой он почувствовал что-то вроде раздражения. Он не понимал, что происходит. Его эта ситуация ранила. Если она читала приговор, то должна знать, в чем его признали виновным и как дико все это выглядело. Она знала о его отношении к обвинению. Что он признал себя виновным в похищении, но не в пытках. Если уж она ненавидела его за то, что он сделал, тогда ей вообще не стоило с ним встречаться. Если он ей нравился только потому, что он «опасный тип», как любят многие девахи, приходившие к зекам, то она просто ненормальная, и тогда им не по пути.

— Мне все это показалось очень странным, — сказала Сара. — С тех пор, как мы встречаемся, я не могу избавиться от мыслей об этом деле.

— Почему?

— Кое-что не сходится. С Матсом Эмануэльссоном не сходится. Я была на семинаре о похищениях, они так часто проводятся в Швеции, и я задержалась, чтобы поговорить с лектором. Он порекомендовал немного литературы, и я ее прочла. Самое обычное похищение — ради денег, часто еще бывает конфликт об опеке, когда отец забирает ребенка с собой за границу. Потом еще есть так называемый трафикинг, когда женщин отправляют в другие страны. И еще разборки между преступными группами. Но куда отнести Эмануэльссона?

— Что ты хочешь сказать? Нам надо об этом говорить сейчас? Мне страшно стыдно за то, что произошло. Ни дня не проходило, чтобы я не раскаивался, не только потому, что для меня это закончилось так дерьмово, но прежде всего из-за семьи Эмануэльссона. И я знаю, что ты мне не веришь, но я не участвовал в пытках, хоть меня и признали виновным.

— Но зачем нужен был Матс? Я это хочу знать. Что ты скажешь? Это ведь ты его похитил.

— Сара, неужели мы должны?..

— Мы не должны. Но я думаю, что это нужно тебе. Тедди, пожалуйста, я действительно так считаю. Я это делаю ради тебя.

— Ладно, ладно.

— В общем, я хочу знать вот что. Матс Эмануэльссон не был связан с криминалом, ведь так? У тебя не было с ним старых счетов? И твой приятель, которого ты не назвал в суде, тоже ничего не имел против Матса?

Тедди подумал о Деяне. Нет, конечно, Деян ничего не имел против Матса Эмануэльссона. Ни Тедди, ни Деян даже не встречались с ним до похищения. И что касается Ивана, Тедди и правда думал, что и он никак не был связан с Эмануэльссоном. А Кум? Тедди понятия не имел, но ему показалось, что это была заказная работа.

Тедди вспомнил телефонный разговор с женой Матса. Как он смотрел на нее, паникующую, там, у Ратуши, и не сводящую с него глаз. «Попробуй только пойти в полицию или еще кому рассказать — и мы его убьем», — сказал он. Иногда ему казалось, что это было только вчера.

— И торговлю людьми, и дележку наследства можно вычеркнуть сразу. Остается только классическое похищение, из-за денег. Но ведь это не так, — сказала Сара.

— Почему не так? Нам бы хорошо заплатили. Он был богатым, у него были бабки.

— Нет, он не был богатым.

— Был. Я знаю, что прокурор в суде заявил, что я вру, но это галиматья. Он был богатым, нам с корешем светило получить три миллиона за эту работку. Ну вот ты и знаешь, мне нечем здесь гордиться. Я похитил другого человека ради трех миллионов крон. Я бы никогда этого не повторил. Я жалею, что вляпался в это дерьмище, каждый день, но тогда для меня имели значение только деньги. Я пытался связаться с Матсом Эмануэльссоном и его женой, чтобы попросить прощения и сказать, что я был идиотом. Но я это сделал. Ради денег.