Воин древнего мира - Ламли Брайан. Страница 61
Рука Кхайя нашла горло нубийца, и он прошептал:
— Нунди, тихо! Не двигайся — или вспомнишь, почему меня называют Кхай-Мститель!
Нубиец затих.
Они лежали, скорчившись, час или два, пока Кхайю не стало казаться, что его суставы вот-вот треснут. Мускулы полководца были напряжены до предела. Вокруг по-прежнему звучало жуткое чавканье, время от времени — иногда рядом, иногда в отдалении — в ужасе кричала лошадь или человек. И когда Кхай уже думал, что больше не в силах терпеть эти муки, крылатые твари поднялись с одеяла, и через мгновение звук миллионов крыльев снова наполнил воздух. Невыносимый гул стоял минуту, две, а потом затих вдали.
Наступила тишина, и вот Кхай сдвинул одеяло чуть-чуть в сторону и вдохнул свежий ночной воздух сквозь крошечное отверстие. Его суставы заскрипели, как у старика, когда он откинул одеяло в сторону и посмотрел на звезды над головой. Над рекой висел густой белый туман.
— Вставайте! — хриплым голосом крикнул Кхай, с трудом поднимаясь на ноги. — Зажигайте огни, множество огней.
Его крик подхватили и передали дальше. Воины вокруг зашевелилось. Армия Куша возвращалась к жизни.
Нунди топал ногами в темноте, разминая затекшие члены. Кругом все откашливались, прочищали легкие, глубоко вдыхали воздух с большим облегчением.
Рядом Кхай заметил лошадиный скелет — чистые, белые кости. С ними смешались кости человеческие.
Рука скелета обвивала шею лошади. И на обглоданных костях серебрился лунный свет...
Один из воинов Кхайя подошел поближе и взял его за локоть. От удивления Кхай вздрогнул.
— Господин, — шепотом обратился к нему воин. — А из чего нам складывать костры?
— Из веток, дурак! — резко ответил Кхай, нервы которого были на пределе.
— Веток, господин?
— Веток, листьев и... — Внезапно Кхай замолчал, оглядевшись. И в эту минуту он почувствовал себя лишь маленькой букашкой в огромной и неизведанной Вселенной.
— Каких веток, господин? — вновь спросил воин...
Глава 4
Осада Асорбеса
Только утром Кхай увидел, что принесло с собой темное облако — на много миль вокруг не осталось ни листика, ни травинки, ничего зеленого. На деревьях уцелели только самые большие ветви, да и те оказались очищены от коры. Вокруг Кхайя на многие мили простирался лес голых стволов. Сама почва на несколько футов в глубину стала похожа на сухую пыль.
На берегу Нила не осталось ни ила, ни водорослей, ни качающегося тростника. Огромная лента реки текла меж голыми берегами, насколько хватало глаз. Теперь она была не зеленой, а серой.
Асорбес...
Кхай сжал зубы от горечи и ярости, размышляя о городе за высокими стенами, о фараоне, Анулепе, черных гвардейцах и семи черных магах, состоящих на службе у Хасатута. Потом генерал подумал о Манеке Тотаке. Нашла ли его летающая смерть? И что случилось с армией Гендухра Шеббитона?
Получив предупреждение синайского мага, Манек действовал примерно так же, как и Кхай, так что его потери были относительно небольшими. А Гендухр Шеббитон решил, что стал жертвой приступа сумасшествия. Он был простым человеком, хотя и отличным военачальником, и не поверил магу. От ужаса перед видением у него случился нервный припадок. Воины видели, как он носился по лагерю, размахивая мечом, рассекая им пустой воздух, гоняясь за призраками, которые через несколько часов стали реальностью.
Ему повезло, что двадцать пять тысяч воинов — большая часть его армии — отсутствовали в главном лагере, сражаясь с кеметами между Фемором и Асорбесом. В лагере оставалось лишь десять тысяч. Крылатый ужас обрушился на них и... На следующее утро вернувшиеся с победой кушиты увидели лишь голую землю и армию скелетов. Менее двух тысяч лошадей уцелели, убежав из лагеря, но некоторых из них все равно пришлось убить — они обезумели.
Из десяти тысяч воинов Гендухра выжил один. Он был сильно пьян, завернулся в одеяло и спал, когда спустилась смерть на крыльях. Он проснулся трезвым, но тут же сошел с ума. Он был очень молод и теперь сидел среди множества костей, время от времени смеялся и тряс седой головой...
Позднее в тот же самый день всадники прибыли в новый лагерь сына Гендухра, Гахада. Они приехали от генералов Манека Тотака и Кхайя Ибизина с приказом узнать о потерях Гендухра.
Тем временем Кхай подвел свою армию поближе и остановил своих воинов у реки менее чем в пяти милях к северу от Асорбеса. Манек остановил свою армию на таком же расстоянии к югу. К середине дня армии заняли позиции, окружив Асорбес. Армию Гахада Шеббитона усилили пять тысяч солдат Кхайя и еще пять тысяч воинов Манека Тотака. На восточном берегу реки, переправившись через Нил к северу от Мероу-Эха, ждала армия Ньяки. Они готовы были встретить кеметов, если кто-то из них решит бежать на восток.
И вот, наконец, Асорбес оказался осажденным...
Манек Тотак прошелся среди воинов и натолкнулся на четырех огромных нубийцев — телохранителей Аштарты, которых из Нубии привел Кхай Ибизин.
Аштарта оставила четверых у себя в Куше, а этим разрешила отправиться в Кемет. Теперь же кандасса использовала нубийцев, как курьеров, чтобы передать Ньяке свои заверения в дружбе и пожелать ему удачи в предстоящей войне. После того, как Манек поговорил с ними и уже собрался уходить, один подошел к полковнику и спросил:
— Господин Манек! Теперь, когда мы находимся в сердце Кемета, ваша армия соединится с армией Кхайя-Мстителя?
— В конце, да, — ответил Манек. — А почему ты спрашиваешь?
Огромный чернокожий гигант улыбнулся.
— У нас много друзей в отрядах Кхайя, — пояснил он. — Мы хотели бы увидеться с ними.
— А, — понимающе улыбнулся Манек. — Мы, кушиты, хотим того же.
— И у господина Кхайя будет много великолепных историй для своих детей, когда он станет царем Куша! — воскликнул нубиец.
Улыбка тут же сошла с лица Манека. Взяв нубийца за руку, он внимательно посмотрел ему в глаза.
— Кхай? Ты говоришь, он станет царем?
— Не нужно притворяться, господин Манек, — тихо прошептал нубиец. — Вы — названый брат полководца-Мстителя. Вам должно быть известно, что он ухаживает за кандассой.
Манек едва скрыл свою ярость. Ему с трудом удалось улыбнуться, а потом он ответил:
— Конечно, я знаю! Конечно. Но откуда... откуда это известно тебе?
— Да я сам видел, как он заходил в шатер к царице под покровом ночи!
— Ты его видел? — Манек продолжал улыбаться.
Но улыбка, застывшая на его бледном лице, больше походила на гримасу. — Ты его видел — и не остановил?
— Я охранял кандассу от ее врагов, господин, — засмеялся нубиец, — но не от ее любовника!
— Ее любовника, — медленно повторил Манек. — Да, конечно. — Он засмеялся, но смех его прозвучал на более высокой ноте. Голос кушита дрожал. — А я считал себя единственным доверенным лицом Кхайя.
Как я ошибался!.. Но ты должен мне рассказать о том, как ты это заметил...
С этими словами полководец отвел нубийца туда, где они могли поговорить так, чтобы им никто не мешал. И беседовали они довольно долго...
Позднее в тот же вечер огромные ворота Асорбеса открылись, и десятки тысяч воинов-кеметов и наемников вышли из города, заняв оборонительные позиции внутри более широкого круга" осаждающих. Армия фараона превосходила воинства Куша, по меньшей мере, в пропорции два к одному. Но кеметы не предпринимали попыток атаковать.
Когда все перемещения в армии фараона прекратились, и ворота снова закрылись, семеро черных магов вновь воспользовались колдовским оружием. На этот раз не было никакого предупреждения, и Кхай лишь много позднее узнал, почему семеро мудрейших не смогли обратиться к нему. Черные маги наложили заговор, чтобы отмести любое возможное вмешательство. Получилось так, что ужас не был направлен непосредственно на врагов Кемета, хотя, конечно, в конце концов колдовство должно было принести нужный результат.