Икар из Пичугино тож - Хилимов Юрий Викторович. Страница 9

На даче «У горы Меру» всему было свое время. Жанна объявляла любой труд достойным, допускала абсолютно любые действия, выдвигая лишь единственное условие: все должно происходить в настоящем времени, то есть в состоянии наивысшей степени осознанности. Конечно, бытовые дела преимущественно вел Евгений, однако нельзя сказать, что Жанна вообще не занималась стряпней или уборкой. «Мой Евгений освобождает меня от рутины, — говорила Жанна Елене Федоровне. — Он почти ничего не дает мне делать по хозяйству, хотя мне так нравится возиться по дому. Я ему сказала, что как хочешь, но из цветника ты меня не выгонишь».

Жанна любила медитировать под большой пушистой сосной. Это было ее дерево Бодхи. Сидя в сиддхасане, она проводила так долгие безмолвные минуты своей дачной жизни. Именно под деревом она читала и записывала мысли, готовилась к занятиям. К последним она относилась чрезвычайно серьезно, ведь дача была куплена прежде всего для работы. Периодически она устраивала на даче недельные сессии для своих последователей. Обычно к ней приезжало восемь — десять человек, которые размещались в огромной палатке на участке. Целую неделю ученики жили по специально разработанной программе, в которой одна практика сменялась другой. Рано утром соседи могли слышать пение мантр, а после обеда — дьявольский смех или плач и выкрики «ха» под ритмичную музыку. «Боже мой, они еще платят за это!», — ворчал Пасечник, везя тележку с песком мимо дачи Капналиной. Да, ее услуги стоили немалых денег, и Жанна искренне не понимала, почему она должна скрывать это.

Самые добрые отношения у нее сложились с Еленой Федоровной, потому что та не дичилась своей необычной соседки, признавая за ней право быть такой, какой она хочет. Но самое главное, Елена Федоровна видела в ней нечто, что позволяло считать эту женщину не пустышкой и не мошенницей. Она знала, что за всеми словами Капналиной стоит правда. Она знала это, исходя из собственного опыта. Она чувствовала в ее цепком, заглядывающим куда-то глубоко в нутро взгляде необычайную силу.

— Вы должны обязательно медитировать, — говорила Жанна Елене Федоровне. — Слышите? Обязательно.

Елена Федоровна неопределенно кивала головой, не зная толком, как правильно следует реагировать на это.

— Можете прийти ко мне в любое время. Я научу.

Так вышло, что приобретение дачи вдохновило Жанну на новую форму общения со своими последователями.

На втором этаже ее дома находился маленький балкончик, откуда открывался чудесный вид на реку и на зеленую дубраву, расположившуюся вдали на склоне холма. Высокие крутые берега там внезапно исчезали в тихих водах, которые так маняще блестели в солнечный день, что всякому, кто видел это, невозможно было оторвать глаз. Жанна любила на балконе пить чай и общаться по ватсапу с подругами, одновременно показывая им роскошные виды за своей спиной. Однажды во время разговора одна из собеседниц заметила, что этот фон прекрасно располагает к духовным практикам и что Жанне стоит бы подумать о прямых эфирах в социальных сетях. Капналиной так понравилась эта идея, что уже на следующий день она создала свой аккаунт в одной популярной соцсети. Каждую неделю по пятницам она выходила в прямой эфир и обращалась ко всем не иначе, как «друзья мои». Рассказывала про правильное питание, очищение организма, дыхание и физические упражнения. В своих беседах Жанна касалась вопросов этики и религиозной философии. Всех желающих она знакомила с теми, кого называла своими учителями: Рамакришной, Гурджиевым, Ошо, Рерихами, Блаватской и другими. Она отвечала на вопросы зрителей. Иногда ее провоцировали и даже писали откровенные гадости, ведь времена упоительной моды на восточные учения безвозвратно ушли, но Жанну невозможно было смутить. Она разбиралась с подобными вещами так же лихо, как океан смывает песок с человеческого тела. В ее беседах не было никакой наигранности или экзальтации — лишь существо вопроса. Более того, она резко отчитывала всяких невежд.

«У вас никакая не чистка, вы просто простудились», — могла резко сказать Жанна какой-нибудь даме.

«И вовсе это не высокая энергия. У вас там дует из окна, сквозняк», — могла она ответить на вопрос другой страждущей.

На счету у обновленной дачи «У горы Меру» пока был только один-единственный праздник. Как и предполагалось, Жанна сделала его с эзотерическим привкусом. Хотя первое время соседи относились к ней настороженно, для них это не стало сюрпризом. На самом деле все ожидали от нее именно чего-то подобного. Женщина долго медитировала на предмет того, каким должен быть День летнего солнцестояния, волновалась и даже консультировалась с Еленой Федоровной и Верой Афанасьевной. Сперва Жанна хотела устроить углехождение, но потом поняла, что, наверное, это будет слишком для первого раза. В итоге решено было сделать языческую мистерию.

В самом начале праздничного вечера Капналина провела общую медитацию, как она говорила, пробуждающую в каждом «дух древних славянских праздников». Дачники взялись за руки, образуя замкнутую цепь, закрыли глаза. Негромко играла музыка. Жанна говорила медленно и сладко. Ее мелодичная речь приятно обволакивала мысли, словно патока. Она расслабляла, успокаивала ум, погружая его в дрему и легкое забытье. Вслушиваться в смысл произносимых слов нужно было не для того, чтобы постичь их смысл (своей пространностью для большинства они оставались закрытыми), а совершенно для другого. Вдумываться в них означало «заскучать», то есть погрузиться в полуявь, в которой правила-шлюзы перестают контролировать свои ментальные реки. И действительно, многим показалось, что они вдруг почувствовали движение каких-то внутренних соков, некую пульсацию, а кто-то даже увидел короткометражку авторского кино в стиле Криса Маркера. Подобно Ариадне Жанна тянула нить, увлекая за собой через толщу веков в далекое прошлое, а может, вовсе и не туда, а куда-то, где время не делится на формы. В такое безвременье было приятно падать, там размывались собственные границы, исчезала необходимость противопоставлять себя кому или чему-либо.

Вернув всех в проявленный мир, Жанна сменила ритм. Теперь дачники в венках из полевых цветов водили хороводы и пели песни своих предков, а после того, как они отдали венки реке, когда уже совсем стемнело, начали прыгать через костер. Языки пламени жадно тянулись за ступнями дерзнувших играть с ним в такие игры. Огонь не желал быть укрощенным, хотя, возможно, он всего лишь просто вспомнил что-то доброе из своей праистории и его радость была ошибочно принята за возмущение. В любом случае, соскучился ли он или разозлился, в его объятия никто не желал попасть. Из колонки доносились звуки барабанов. Это заставляло прыгать снова и снова, как в самом настоящем трансе, но даже, когда люди напрыгались вдоволь, когда пик всеобщей буйной радости пошел на спад, ночное небо еще долго могло видеть у костра огромные тени танцующих дачников. Алеша подумал, что, наверное, примерно так когда-то выглядели ритуальные пляски туземцев.

Скепсис некоторых соседей к образу жизни Жанны не мог помешать случиться празднику. Многолетняя договоренность дачников принималась всеми как священная заповедь, нарушение которой должно было неминуемо привести к чему-то ужасному для всей провинившейся улицы. Это ужасное, естественно, необязательно воспринималось всеми как нечто наделенное мистическими свойствами, но оно точно превратило бы святотатца в нерукопожатного маргинала, что уже являлось немыслимым по жестокости наказанием даже для таких независимых и самодостаточных жителей, какими были жители Шестнадцатой.

Возможно, ежегодный праздник получался еще и потому (независимо от того, кто его проводил), что все без исключения дачники очень серьезно относились к его организации. Это был большой труд, вызывающий глубокое уважение. В самом деле, не спать и все думать, чем порадовать и удивить своих соседей, а потом готовиться, репетировать, тратиться, просчитывать все до мелочей — разве это так легко? Этот труд был сродни заботе о своем саде. Праздник был таким же фруктовым деревом или прекрасным цветком, нуждающимся во внимании и уходе.