Смерти вопреки. Реальная история человека и собаки на войне и в концлагере - Вайнтрауб Роберт. Страница 72
Корейские солдаты, которые против воли оказались охранниками лагерей и тюрем, обладали казавшейся бездонной способностью вымещать злобу и отчаяние на военнопленных. «Корейские охранники сильнее всего оскорбляли пленных, – писал Юджин Джейкобс в своих воспоминаниях о Батаане Blood Brothers («Кровные братья»). – Японцы не доверяли корейцам в бою, поэтому использовали их в качестве вспомогательной силы, а корейцы стремились увидеть кровь на своих штыках; тогда они считали себя ветеранами». Пленные, работавшие на строительстве железной дороги из Сиама в Бирму, уже боялись корейских охранников за их жестокость и высмеивали их, как сказал один из выживших пленных, за «идиотизм». Многих из охранников, работавших в Бирме и Сиаме, перевели на Суматру, когда настало время строительства суматранской железной дороги. «Этим жестоким людям было все равно, выживем мы или умрем», – писал Даффи.
Корейцы, служившие в японской армии, по всему Тихоокеанскому театру военных действий отыгрывались тем, что разводили страшную коррупцию и чинили препятствия японцам всегда, когда могли это сделать. В секретном докладе японских военных содержалось предупреждение: «Корейцы могут в любой момент устроить бунт» или «могут сотрудничать с британцами или американцами против нас на передовой». Командиры в Пакан-Барое боялись, что корейцы выступят против своих предполагаемых «господ» в случае, если те будут их жестко контролировать, а потому, по словам Рэя Смита, корейцам «дозволяли использовать малейший повод, чтобы излить гнев на военнопленных». Японский капрал Токаяма, которого голландский пленный Крис Виллемсон в воспоминаниях назвал «не злым, но очень глупым», был номинальным начальником корейских охранников, но с самого начала умыл руки. Ему было все равно, что творили его подчиненные. И такое отношение Токаямы позволило корейцам устроить мятеж.
Корейские охранники часто были пьяны и всегда были садистами. Они вечно отвешивали пленным пощечины, били их прикладами или лопатами. Эти избиения стали попросту частью обычного дня и как бы должны были подгонять отстающих рабочих или давать разрядку раздражению. Когда же корейцы действительно злились, на пленных обрушивались намного более свирепые наказания. Например, пленных обычно заставляли стоять на палящем солнце и часами держать над головой ветви или шпалы. Если пленные опускали руки, их избивали самым зверским образом.
Пленные знали корейцев только по кличкам – Громила, Пацан, Цветочный Горшок, Толстая Губа, Четырехглазый, Призовой Боец, Жирная Свинья, Черная Пантера, Бавалец, Вада, Слизь, Джон-Рукосуй, Слон, Косой, Харимау, Быстрый На Пощечины, Визжащая Обезьяна, Любитель Палок, Крестьянский Сын, Охара, Дикий Билл, Лошадиная Морда, Джим-Тапиока, Жид, Малый-Тормоз, Невротик, Новичок, Каучуковая Шея, Борец, Глэдис, Ага-хан, Китаец. Смешные клички придавали охранникам индивидуальность и позволяли пленным издеваться над ними за глаза. Но от этого охранники не становились менее страшными.
«Я видел, как визжащие, брызгавшие слюной корейцы избивали лейтенанта британского ВМФ, – рассказал после войны австралийский врач П. М. Кирквуд газете Melbourne Age. – Они безо всякого повода лупили его по лицу палками до тех пор, пока он не упал. Тогда его подняли на ноги и снова стали бить. Это было самым отвратительным избиением из всех, какие я видел, но в течение всей экзекуции офицер не произнес ни единого слова. Он стоял и получал удары».
Один свидетель видел, как военнопленному загнали карандаш в ухо, затем ударом кулака протолкнули еще глубже и разорвали барабанную перепонку. Пленные теряли слух после ударов по ушам, после чего лагерным врачам приходилось проводить срочные операции. В нескольких лагерях корейцы ради развлечения заставляли пленных драться между собой. Если «бойцы» не проявляли должной прыти, вмешивались охранники, которые избивали обоих.
Охранники экспериментировали с приемами. Рэймонд Смит писал, что его, вместе с офицером Аптоном, избивал палкой кореец по имени Инюи. «Нас поставили бок о бок и заставили встать на колени. Я ходил в кломперсах, которые сбросил в сторону. Когда мы опустились на колени, кореец вставил бамбуковую палку под коленки между бедром и голенью. Затем с омерзительным смехом он нажал мне на оба плеча. Результатом был страшный спазм боли в обоих коленях. Эту штуку он проделал с нами обоими. А потом подобрал один из моих кломперсов и резко ударил меня этой деревяшкой по лбу. Когда в глаза мне потекла кровь, я на самом деле подумал, что лишился глаза. Инюи подошел к столу охранников, взял маленькую бутылку синих чернил и вылил их Аптону на голову. Поскольку у Аптона была малярийная желтизна, в результате обливания чернилами его лицо приобрело цвет зеленки!»
Избиения достигали апогея к концу рабочего дня – ради исполнения дневной нормы по валке деревьев и забиванию костылей. Охранники кричали и, не сдерживаясь, тыкали пленных палками, заставляя людей с натруженными, растертыми плечами извиваться под тяжелым грузом. В районах, где добывали не каучуковое, а тиковое дерево, было еще хуже. Тик слишком тяжел, чтобы его мог нести один человек, поэтому из джунглей бревна вытаскивали группы пленных. Если груз падал, все дело замедлялось, так как человека, уронившего бревно, и его ханчо избивали.
Болезни только усиливали раздражение охранников. Избивая узников, они специально целились по пораженным язвами участкам тела. Тем, кому особенно не повезло, пришлось ампутировать израненные конечности после регулярных избиений. А в госпитале Второго лагеря охранники гасили сигареты о лежавших в кроватях людей.
Как это было и с японцами, некоторые корейцы выводили жестокость своих соотечественников на новый, более высокий уровень. Одного особенно здоровенного охранника-корейца пленные прозвали Кинг-Конгом. Кинг-Конга, который был почти на две головы выше среднего охранника, вызывали для того, чтобы он избивал людей примерно его габаритов, то есть, преимущественно, долговязых голландцев. И этот громила еще и заставлял избиваемых становиться на колени, чтобы получить дополнительное преимущество. Одного из пленных он избил за то, что тот был слишком изранен, чтобы помочь в строительстве футбольного поля для охранников. Другого измордовал почти до смерти за то, что тот тайком передал несколько бананов ромуся.
Но не все бои заканчивались хорошо для Кинг-Конга. Однажды он разозлился на японского солдата и вызвал его на бой. Но хрупкий на вид японец определенно владел боевыми искусствами. Он провел красивый прием – взяв в захват лодыжку Кинг-Конга, начал бегать вокруг него. Придя в бешенство, Кинг-Конг замахал руками, как мельница, но японец ловко фиксировал его, заставляя тратить все силы на неуклюжие попытки удерживать равновесие. «Все заливались смехом», – вспоминал голландец, очевидец этого поединка.
Другого особенно жестокого корейца пленные называли Порки [13], или Свиным Рылом. В начале строительства железной дороги он служил в Третьем лагере, находившемся возле притока реки Сиак, который назывался Кампар-Кананом. Однажды голландский монах Ян Нанинк пошел на реку умыться и нашел невероятно щедрый подарок – кусок мыла, который, несомненно, обронил один из охранников. Нанник зажал бесценный дар между ягодиц, чтобы пронести мыло в лагерь, но в решающий момент мыло выскользнуло. И упало к ногам Свиного Рыла.
Охранник осклабился в чудовищной улыбке: теперь у него появился повод для пытки заключенного. Сначала он избил Нанинка, но этого было мало. Набедренная повязка пленного упала, и он остался практически голым. Потом голландца подвесили на ветке дерева за запястья. Нанинк едва касался пальцами ног земли.
Свиное Рыло собрал огненных муравьев и стал вводить их в разные отверстия тела Нанинка, в том числе в рот, нос и, самое ужасное, в уретру. После чего Свиное Рыло ушел, хихикая, а Нанинк остался мучиться на целые сутки. Когда наконец другой охранник отвязал Нанинка, тот был в горячке и на грани обморока. Его отвели в барак, где голландец потерял сознание. А когда очнулся, то увидел Свиное Рыло: тот хлопотал над ним, улыбаясь так же, как и раньше. Охранник-садист принес две грозди бананов, которые бросил своей жертве в качестве извинения слабоумного. Свиное Рыло не уходил до тех пор, пока пленный не проглотил все бананы.