Ускользающие тени - Лампитт Дина. Страница 114
– Если ты уйдешь сейчас, ты никогда не сможешь вернуться, – произнесла она в пустой комнате, и зловещая тишина поползла к ней из всех углов.
Сидония ухитрилась отнести в кухню кофейную чашку и принялась разыгрывать пьесу Генделя, но Гендель сейчас был бессилен ей помочь, и она решила прибегнуть к утешению прозрачных звуков сочинений графа Келли. Однако она по-прежнему напрягала слух, и ей казалось, что в мелодию вплетаются шаги людей, идущих по аллее Холленд, что каждый звук из сонного парка, усиленный в миллионы раз, достигает обостренного слуха, способного уловить, как паук сплетает свою паутину.
Но лучше всех этих звуков Сидония различала шаги Найджела, идущего по парку, приближающегося к ней, запертой в ловушку и ждущей в полном одиночестве. Конечно, это было невозможно, но впечатление, каким бы смешным оно ни было, заставило ее в тревоге вскочить. Она готова была бы стремглав броситься в квартиру Финнана, если бы в этот миг не зазвонил телефон. Думая, что это Финнан, почти плача от облегчения, Сидония подняла трубку.
Какими странными бывают воспоминания! Запрокинув голову, пока экипаж плавно катился по аллее вязов впечатляющей длины, Сара видела, что деревья остались такими же величественными и прекрасными, какими она запомнила их, что. подъездная аллея к дому, дороже которого для нее не было на свете, действительно была самой великолепной из всех, какие ей доводилось видеть.
– Тебе она нравится? – спросила она у Донни.
– Самое прекрасное место, какое только можно вообразить. Какое величие! Как тебе повезло, что столько лет ты провела здесь прежде, чем кончился Золотой век этого дома.
– Он еще воскреснет, – с уверенностью ответила Сара. – Я всем сердцем чувствую, что дни славы Холленд-Хауса еще не завершены.
– Да, его конец стал бы трагедией, – капитан Напье всмотрелся вдаль. – Похоже, надвигается гроза. Нам лучше поспешить.
– Да, но давай подъедем как можно ближе, прежде чем повернем обратно, – попросила у него Сара, чувствуя, как падают ей на лицо первые крупные капли дождя, а туча стремительно заволакивает прежде чистое небо.
– Мне бы хотелось взглянуть на дом, – подтвердил Донни.
Самое ужасное, что какая-то частица его мозга продолжала функционировать нормально, наблюдая все его холодные и решительные поступки. Однако, подобно заключенному, она была бессильна, не могла контролировать остальные части. Этот беспомощный наблюдатель, как называл его Найджел, мог следить, мог даже предупреждать, но не имел власти над другими возбужденными чувствами, прилива которых он достигал при правильном сочетании напитков и наркотиков.
Он вошел в Холленд-Парк самым простым способом – всего лишь пройдя по дорожке к молодежной гостинице, обогнув ее, миновав Холленд-Хаус. Он слегка пригибался, чтобы его не заметили. Так он попал в парк – с помощью единственного входа, которым он уже привык пользоваться, но сегодня он был в особенно вызывающем настроении и намеревался пересечь парк напрямую, выйти на аллею Холленд и оттуда пробраться к Сидонии.
Он знал, что в сексуальном отношении она еще хочет его, что вся ее притворная ненависть и страх призваны всего лишь возбудить его, побудить к действиям, к применению грубого насилия. Да, если бы только она знала, насколько удачны ее попытки! Он, который был гомосексуалистом в школе, бисексуалом в университете и нормальным человеком только с ней, никогда еще не испытывал подобного желания. Он желал ее так, что едва не кричал от боли, и надеялся, несмотря на все предупреждения его частицы-наблюдателя об ошибке, что одного хорошего совокупления, возможно, с применением насилия, будет достаточно, чтобы заставить Сидонию вернуться и постоянно желать его. Усмехаясь, Найджел обогнул угол разрушенного дома, чувствуя, что он уже готов ко всему.
На другом конце провода послышался голос Джейн Брукс. Сидония знала, что не в состоянии следить за своим голосом.
– Что-нибудь случилось, дорогая? Ты говоришь как-то странно.
– Я очень устала. Думаю, это просто переутомление.
– Тогда устрой себе вечер отдыха.
– Так я и собиралась сделать. Только что хотела подняться в верхнюю квартиру.
– Я звонила по тому номеру, но там включен автоответчик. Финнан уехал?
– Да, читает лекции в Шотландии. Завтра он должен вернуться.
– Знаешь, я так рада. Мы с папой просто очарованы Финнаном.
Как же закончить разговор, не выдавая своих чувств?
– Мама, мне кажется, кто-то звонит в дверь. Пойду посмотреть. Послушай, я перезвоню тебе через час, ладно?
– Конечно, дорогая. Будь осторожна, посмотри, кто там, а потом поднимись наверх.
– Обязательно. Пока.
Повесив трубку, Сидония застыла в холле, прислушиваясь к грохоту собственного сердца, и вдруг, вместо того чтобы сбежать, вернулась в музыкальную комнату, решив, что, если Найджел и в самом деле появится, она поймает его, вызовет полицию и наконец-то сможет отомстить этому человеку. Осторожно выдернув розетку другого, переносного, телефона, Сидония спустилась по лестнице и приготовилась ждать.
– Вот, – торжествующе произнесла Сара. – Разве это не великолепно?
Они остановились у самого дома, у низкой ограды и западных ворот, которые сейчас были открыты – вероятно, к прибытию лорда Розбери. Они стояли у самых ступеней огромного двора.
– Даже в дождь это одно из самых восхитительных мест, какие я когда-либо видел, – удовлетворенно произнес Донни, и любовь Сары вспыхнула с новой силой от его детского восхищения.
Ливень усиливался, и как бы они не желали остаться на аллее подольше, было бы глупо рисковать промокнуть до нитки.
– Лучше вернемся в гостиницу, – предложила Сара, напуганная неожиданной вспышкой молнии.
– Ты отдашь мне вожжи?
– Нет, я хочу править сама. На этой аллее мне знакома каждая выбоина. Здесь я могу запросто обогнать тебя.
С этими словами Сара развернула экипаж, выехала через восточные ворота и направилась назад по аллее, нахлестывая лошадей.
– Боже, какая свобода! – внезапно воскликнула она, встала, сдернула с головы шляпу и засмеялась в приливе радости, еще раз хлестнув мчащихся галопом лошадей.
Спящий парк наполнился еле слышными звуками – шуршанием насекомых, криками ночных пичуг, редким шумом автомобилей на Хай-стрит, а над ними плыл неопределенный гул – гул, который был неотъемлемой частью ночной жизни Лондона, пульсом засыпающей метрополии, большинство тайн которой уже покрылось мраком.
Хотя Найджел слышал все эти звуки, он непрестанно думал о Сидонии и предстоящем наслаждении, экстазе от собственной победы. Чтобы подбодрить себя, он глотнул водки из плоской фляжки, остановившись неподалеку от развалин фасада старинного особняка, на зеленой лужайке. Когда-то на ней играли в крикет и футбол, но в опьянении она представлялась Найджелу огромным пышным лугом, по которому он будет скакать всю вечность на спине огромного вороного жеребца, увозящего его на край света.
Внезапно все прочие звуки заглушил звонкий топот копыт, и Найджел с радостью понял, что сбывается его мечта. Он приедет к Сидонии верхом, перекинет ее через седло и помчит туда, где ему не надо будет делать ничего, кроме как заниматься любовью с утра до ночи.
– Боже мой! – пробормотал он, полный нестерпимого желания.
Конь был уже совсем рядом – Найджел слышал его дыхание и храп, запах его шкуры и разгоряченной плоти.
«В Холленд-Парке не может быть лошадей», – подсказал наблюдатель.
– Что за чушь! – ответил настоящий Найджел, властный и жестокий Найджел, которого любит и всегда будет любить Сидония. Он оглянулся посмотреть.
Почти над ним возвышались два жеребца – мощные вороные животные с пышными султанами из перьев на головах, с упряжью, сияющей, как полная луна. Ими правила женщина – она стояла там, где должен был быть кучер. Смоляные кудри этой женщины разметались по плечам, всем своим видом она напоминала ангела мщения.