Ускользающие тени - Лампитт Дина. Страница 62

Ее пение оборвалось, как только Сидония завернула за угол аллеи, выйдя к пруду и увидев впереди праздник в полном разгаре – прелестный бал в маскарадных костюмах. Улыбаясь очарованию этой пестрой толпы мужчин, женщин и детей, одетых в костюмы середины восемнадцатого века, Сидония поспешила присоединиться к ним.

Она видела детей, как будто явившихся из сказки, – они бегали, гоняя перед собой обручи, видела дам, разодетых по последней моде, элегантные кавалеры которых в военных мундирах учтиво улыбались и грациозно кланялись. В листве деревьев блестел свет фонарей, лодки на пруду тоже были освещены. В толпе виднелось великое множество настоящих денди; цветочницы пробирались между ними с корзинами своего нежного товара. Воздух был напоен удивительными ароматами: сочетанием крепких духов, немытой кожи, гвоздики, конских каштанов и уличной пыли. Вдалеке вспыхивали и рассыпались дождем фейерверки, их сияние придавало сумеречному небу сиреневый оттенок. Ощущение невероятного веселья и роскоши подчеркивалось присутствием одной особенно изящно одетой девушки, которая сидела в тени деревьев и изучала Сидонию с приятной усмешкой. Это была Сара Банбери, урожденная Леннокс.

Сидония поняла, что этого и следовало ожидать. Сам вид и запах толпы показался ей слишком реальным, и она не впала в заблуждение, думая, что присутствует на карнавале или съемках исторического фильма. Сара и в самом деде была в Париже, она произнесла: «Добрый вечер» – и протянула руку, наконец-то сообразив, что от Сидонии не следует ждать опасности, что она не причинит вреда, будь эта женщина живым существом или призраком. Музыкантша хотела ответить, попыталась перешагнуть барьер веков и коснуться руки Сары, но внезапно видение поблекло, смазалось, подобно пустынному миражу, а потом и вовсе исчезло.

Она вновь очутилась в зимнем Болонском лесу, где было светло и холодно и начинал падать снег. Поняв, что холод пробирает ее до костей, Сидония поплотнее запахнула пальто и направилась к стоянке такси, чтобы вернуться в отель на улице Сент-Гиацинт. Но даже, в знакомом номере ее повсюду окружали воспоминания. Отель размещался в особняке восемнадцатого века, принадлежащем одной из старших фрейлин Марии-Антуанетты. В самом деле можно было предположить, что здесь бывали королева и Людовик XVI, не говоря уж о Елизавете I, великой любительнице путешествовать.

Внезапно испытав прилив тоски и не зная, чем занять следующие несколько часов, оставшихся до репетиции, Сидония решила спуститься в бар. Но, проходя мимо стойки администратора, она уловила знакомый голос и начала пробираться поближе, уже предвкушая встречу.

– Здесь остановилась мадам Брукс?

– Да, месье.

– Прошу вас, передайте, что ее ждет Орлов. Алексей Орлов.

«Без трусов», – мысленно срифмовала Сидония и бросилась навстречу скрипачу, который стоял в небольшой приемной. Он был тепло укутан, на голове красовалась огромная меховая шапка, к которой был пришпилен значок со словами «Искусственный материал».

– Вы обманщик, – заметила Сидония, указывая на значок.

Алексей выразительным движением приподнял плечи:

– Мой французский не настолько хорош, чтобы я смог возразить защитникам прав животных, прочитав им лекцию о потребностях русской экономики.

– Что вы имеете в виду?

– Я люблю не только животных, но и людей. Нам необходимо продавать меха и вообще что-нибудь продавать.

– Ну, довольно! – прервала Сидония. – Видеть не могу вас в серьезном настроении! Вам это не идет.

Алексей сгреб ее в охапку, смачно поцеловав в обе щеки и завершив приветствие поцелуем в губы.

– Я всегда серьезен. Вы ели что-нибудь? Успели позавтракать?

– Только перекусила. Сегодня вечером у меня выступление.

– Тогда вам просто необходимо плотно пообедать. Я перед концертами становлюсь настоящим обжорой.

– Видимо, когда у вас есть чем обжираться.

– Признаюсь, я сражен, – ответил Алексей и протянул Сидонии руку. – Я соскучился по вас, товарищ, и был жутко счастлив, когда Василий сообщил, что вы будете в Париже одновременно со мной. Сколько вы пробудете здесь?

– Меня пригласили дать благотворительный концерт в Шато-де-Шамбор, на Двенадцатую ночь. Спонсор концерта – фирма «Рено». Третьего января я уезжаю.

– Я тоже, – ответил Алексей и усмехнулся. – Род так составил расписание.

– Значит, это начало вашего европейского турне?

– Это точно. По всем крупным городам Франции, затем Италии, а потом Англии. Думаю, все сойдет успешно. Роду удалось устроить мой концерт в Уигмор-Холл.

– Вас ждет овация, – серьезно предсказала Сидония и невольно взяла его за руку. – Вы придете послушать меня сегодня вечером?

– А где вы выступаете?

– В частном доме в Марэ – там состоится нечто вроде вечеринки для избранных в честь Нового года.

– Меня туда пустят?

– Я сделаю все возможное.

– Куда же мы отправимся потом?

– Я приглашена остаться с гостями, но, думаю, нам удастся улизнуть.

– Не стоит. Главное, чтобы мы встретили Новый год вдвоем.

– Пожалуй, я бы не отказалась.

Казалось, они расставались всего на несколько часов. Их шутливая болтовня без смущения возобновилась после расставания, и Сидония с легким сердцем отправилась репетировать, предварительно позаботившись о том, чтобы для Алексея было оставлено место в зале.

– Концерт начинается в девять, а вечеринка – в восемь. Кстати, вам надо быть там в смокинге.

– Почему бы и нет?

– У вас все еще прежний?

– Естественно. Обожаю эту одежду.

– Что же, она того стоит, – ответила Сидония и со смехом ушла.

Для этого концерта она одевалась особенно тщательно: изысканностью парижанок было невозможно пренебречь. Она остановила свой выбор на пышном алом шифоне. Дорогой французский «куафер» всего за час сотворил с ее волосами настоящее чудо, верх элегантности и в то же время естественности, о чем свидетельствовали два локона, небрежно ускользнувшие из греческого узла. На шею Сидония надела венецианское ожерелье и подобрала к нему небольшие серьги, которые не стали бы «приплясывать» во время ее игры.

– Недурно, – проговорила она, оглядывая себя в зеркало, а затем нарушила впечатление от ансамбля, натянув шерстяные перчатки, чтобы руки оставались теплыми до того самого момента, когда они опустятся на клавиатуру.

Сегодня Сидонии предстояло играть на клавикордах Франсуа Бланше, изготовленных в Париже в 1756 году. Днем их увезли в Марэ и настроили, а Сидония репетировала на старом ученическом инструменте на улице Ришелье, неподалеку от квартиры своей бывшей преподавательницы Моник Амбуаз. Мадам Амбуаз, которой уже перевалило за шестьдесят лет, тоже была приглашена на сегодняшний концерт.

Некогда Марэ был аристократическим районом Парижа, его составляли живописные особняки, построенные в шестнадцатом, семнадцатом и восемнадцатом столетиях. У одного из этих особняков на улице Сент-Антуан, в настоящее время принадлежащего представителю семейства французских банкиров Пьеру Севинье, такси Сидонии затормозило точно в семь вечера. Войдя в огромный вестибюль, откуда поднималась великолепная двойная лестница, музыкантша попыталась заставить себя не слишком открыто глазеть в упор, по сторонам, отмечая признаки состоятельной и великосветской жизни.

Рядом с дворецким в английском вкусе возник хозяин дома, человек, идея которого оригинально отметить Новый год со своими друзьями сослужила хорошую службу знаменитой английской музыкантше. Ее агенту была выплачена за такой концерт немалая сумма.

– Дорогая моя мадам Брукс! – воскликнул француз, целуя ее затянутую в перчатку руку и не выказывая ни малейших признаков удивления. – Я просто очарован вами! Клавикорды готовы в большом салоне, но, вероятно, вначале вам потребуется привести себя в порядок.

С этими словами Сидонию препроводили в соседнюю приемную, рядом с которой располагалась ванная комната. Горничная, ждущая в приемной, помогла Сидонии снять и повесить пальто, с удивлением взглянув на перчатки.