Ускользающие тени - Лампитт Дина. Страница 60

– Этот актер-ирландец весьма привлекателен.

– Уильям О’Брайен? Разумеется, с его-то влажными глазами и сияющей улыбкой!

Чарльз кивнул:

– Похоже, ваша подруга Сьюзен тоже так считает.

– Неужели?

– Да. И он, бедный глупец, тоже увлечен ею.

– Почему вы так говорите? Почему называете его глупцом за увлечение Сьюзен? Если вы предпочитаете компанию мужчин обществу своей жены, это не значит, что каждый должен следовать вашему примеру.

Тонкий и высокий Чарльз горделиво выпрямился:

– На что вы намекаете, Сара?

– Ни на что, – ответила она. – Ровным счетом ни на что.

Ибо, хотя она и впрямь была предоставлена самой себе, пока Чарльз развлекался с закадычными приятелями – любителями скачек, какая жена могла бы пожаловаться на это? Брак превратился для нее в скучную повинность, чего Сара никак не могла ожидать, но в остальном жизнь ее устраивала.

Однако Чарльз Банбери был прав. Наблюдая за Сьюзен и Уильямом О’Брайеном, каждый мог бы признать, что они сильно увлечены друг другом. Кэролайн и Генри Фокс замечали очевидную влюбленность своей племянницы и равным образом вспыхнувшие чувства О’Брайена, но, утешались мыслью, что после окончания Двенадцатой ночи красавец-ирландец уедет. Однако они, сами некогда довольно умно вводившие в заблуждение родителей Кэролайн, на этот раз просчитались. Наступил новый, 1764 год, а влюбленные продолжали встречаться – совершенно тайно, но тем не менее постоянно.

Весной Сьюзен позировала для своего портрета, который писала известная художница Кэтрин Рид, и у Уильяма появилась привычка присутствовать на этих сеансах. Неизвестно каким образом – то ли с помощью мисс Рид, то ли из-за сплетен ее слуг, – но этот факт стал известен родителям Сьюзен, лорду и леди Илчестер. Их гнев был неописуем. Мистер О’Брайен был объявлен недостойным бедняком, к тому же ирландцем. Сьюзен было приказано забыть его, но после настоящего океана слез родители, позволили, ей последний раз встретиться с ее возлюбленным.

Прощальная встреча парочки состоялась 1 апреля. Через четыре дня Сьюзен Фокс-Стрейнджвейз отпраздновала двадцать первый день рождения и достигла совершеннолетия. И уже на следующее утро она рано утром отправилась к артисту, объявив родителям, что едет на завтрак к леди Саре Банбери, которая по случайности в это время пребывала в своем городском доме. Но только Сьюзен отъехала от дома, как, к собственной досаде, обнаружила, что позабыла чепец, в котором была изображена на портрете. Повернувшись к сопровождающему ее повсюду лакею, Сьюзен попросила его вернуться домой и принести чепец.

Отослав сторожевого пса, Сьюзен буквально помчалась туда, где Уильям О’Брайен ожидал ее в карете. Пара поспешила в церковь Ковент-Гарден, обвенчалась там и отправилась домой к мистеру О’Брайену, в Данстебл, в ожидании, пока новость достигнет ушей разгневанной семьи невесты. За девушку заступился только мистер Фокс, ныне лорд Холленд, вспоминая свое собственное, отнюдь не добродетельное прошлое. Он назначил Сьюзен содержание в четыреста фунтов в год сроком на три года и немало потрудился, чтобы найти Уильяму работу за границей, на безопасном расстоянии от пышущего яростью лорда Илчестера. В сентябре 1764 года леди Сьюзен и мистер Уильям О’Брайен отбыли в Нью-Йорк с намерением обзавестись собственной фермой и выращивать лен.

– Как непривычно без нее, – продолжала разговаривать Сара с Кэролайн.

Кэролайн повернулась к сестре и взглянула прямо ей в лицо:

– Но ведь ты, вероятно, скучаешь по своему мужу, дорогая?

– Конечно, – ответила со слишком показным рвением Сара. – Но он ни в какую не захотел ехать. Как раз сейчас ему предстоит много работы с лошадьми.

– Почему бы тебе не родить ребенка – хотя бы для компании самой себе?

– Я делаю все, что могу, – ответила Сара и повернулась к Луизе, которая сейчас присоединилась к разговору.

– В церкви Сент-Кир есть особые мощи – если хочешь иметь детей, надо молиться им. Так сделала дофина и теперь уже забеременела.

– И ты собираешься туда поехать?

– Конечно, и тебе бы не мешало, Сара. В конце концов, ты замужем уже почти три года.

– Хорошо, я буду сопровождать тебя, если ты так хочешь, – беспечно ответила ее младшая сестра.

– Говорят, королева вскоре вновь должна родить.

– А когда она не была на сносях? Замужем меньше четырех лет, а уже обзавелась двумя с половиной детьми.

– Сара! – воскликнула Луиза, пытаясь изобразить возмущение неприличными словами. Но она улыбалась, представляя, что бы случилось, если бы ее сестра, стала королевой.

Глядя на Сару, Луиза вспомнила историю, которую часто повторяла Кэролайн. Их сестра отправилась во дворец проведать новорожденного принца Уэльского, лежащего в колыбели и уже начинающего мило лепетать. Сара нежно поцеловала маленькое существо, назвав его прелестным, сильным и на диво привлекательным ребенком, а затем попеняла няньке на то, что та забывает называть малыша принцем. Как раз в этот момент в детской появился заметно трепещущий король и поинтересовался у Сары, была ли погода хороша все лето. Она коротко подтвердила, и на этом разговор был закончен. Весь свет сошелся во мнении, что король еще слишком сильно привязан к Саре.

«А теперь, – думала Луиза, – она здесь без мужа и без ребенка. Надеюсь, что с ней все в порядке и она уже не так сильно тоскует о нем».

Но сестра Сары не высказала свои опасения и принялась слушать оркестр, откинувшись на спинку удобного садового стула и поглядывая на танцующих.

Сте, по-видимому, по просьбе Сары, пригласил ее танцевать и теперь кланялся, отводя ее на место. Оба подсмеивались над ревниво надутым лицом Чарльза Джеймса.

– Не хочешь потанцевать со мной? – заботливо предложила расстроенному юноше Луиза, ибо она в любых обстоятельствах оставалась великодушной и доброй.

– С удовольствием, миледи, – галантно ответил ее племянник, и они направились к площадке, а позади шел друг Чарльза, ведя под руку Кэролайн.

Меняясь партнерами, семейная группа продолжала веселиться до тех пор, пока, окончательно устав от движения, они не расселись по местам в ожидании фейерверка. Сте громко сопел.

Стоял чудесный вечер, высокие фонари уходили цепочкой вдоль деревьев рядом с деревянной круглой площадкой для танцев, освещая не только лица собравшихся на ней людей, но и листву, и небо мягкого лавандового оттенка, слегка затуманенного сумерками. С внезапным, шумом, одновременно с которым в небе расцвел дивный букет огней, начался фейерверк, и посреди великолепного вечера Сара вдруг вздрогнула от необъяснимого предчувствия.

Париж казался единственным ярким пятном в скучной серой перспективе. Как бы ни пыталась презирать себя Сидония за такую слабость, она впала в уныние со времени рождественского телефонного звонка Финнану, когда ею внезапно овладело желание обменяться поздравлениями устно вместо того, чтобы посылать друг другу письма.

Первой ее ошибкой, как она понимала теперь, был прерванный визит к родителям и поездка домой в канун Дня подарков, чтобы поговорить с Финнаном наедине. В поздравительной открытке Финнан писал, что будет звонить около двух часов дня по британскому времени, но Сидония была в квартире уже в двенадцать и коротала время, включив телевизор. Она отчаянно скучала в этот праздничный день, который по праву должен был проходить весело. Пробило четыре часа, телефон так и не зазвонил, и она начала паниковать, а еще два томительно длинных часа просто металась по квартире, не зная, что делать. В шесть вечера Сидония наконец набрала номер Финнана, узнав его в разговоре после того памятного дня, когда звонок Найджела стер сообщение Финнана с автоответчика.

На другом конце провода послышался женский голос, и Сидония застыла с трубкой в руках, слишком изумленная, чтобы произнести хотя бы слово. Наконец ей удалось справиться с собой. – Можно попросить доктора О’Нейла?

– Конечно! – отозвался хрипловатый голос с канадским акцентом. – Эй, Финнан, дорогуша, тебе звонят.