Десантники «Сил Спасения» - Каплан Виталий Маркович. Страница 6

А вот с живыми объектами оказалось посложнее. Василий Андреевич вытаскивал из подсобки живого кролика, и нужно было убить его взглядом. Не раздавить, не сжечь – никаких грубых методов. Убить, не прикасаясь. Действовать только силой мысли. Просто сделать живое мёртвым.

Но это оказалось куда тяжелее дождя или пламени. Костя тратил почти всю свою силу на жалких, по всей видимости, давно не кормленных грязновато-серых кроликов, а после его шатало, в животе рождался ледяной ком, ширился – и к горлу подкатывала жгуче-кислая волна рвоты.

Василий Андреевич объяснил, в чём дело. Костя пока не умеет выделять из общего потока Энергий нужную волну. Но не стоит расстраиваться. В своё время всё придёт.

И Костя ждал, когда же оно придёт, это время. Ясно, что без отличной оценки по Энергиям на Стажёрство рассчитывать глупо. Серпет однажды дал ему это понять. Конечно, ещё оставалось много времени – почти три года, но Костя иногда нервничал. А вдруг и потом не получится? Ведь разделять Энергии куда сложнее, чем вызывать. Тут одних ощущений мало, нужно ещё что-то, о чём ни Василий Андреевич, ни Серпет ему до сих пор не говорили, но он знал – есть какой-то барьер. И если этот барьер не взять – плакало его Стажёрство.

Впрочем, сегодня он разделывался с кроликами без особого труда. Кажется, он всё-таки понял, как настроиться на нужную волну. Сперва надо очень ясно почувствовать объект – лопоухого испуганного кроля, увидеть внутренними глазами, как колотится его маленькое багровое сердце, как ему страшно и одиноко, представить его во всех подробностях, как бы слиться с ним в единое целое. А потом резко, точно нанося удар, отключиться от него, не просто оборвать связь – этого мало, – а выбросить всякую мысль об объекте из головы, из времени и пространства. Перейти в мир, где кролика нет. И никогда не было. Вот и всё, только делать надо быстро, иначе Энергия уйдёт, рассеется в тёмном и холодном воздухе зала.

Василий Андреевич одобрительно кивал, наблюдая Костину расправу со зверьками, не поправлял, не делал замечаний, а когда последний объект, коротко дёрнувшись, застыл на тускло поблёскивающем надраенными паркетинами полу, негромко сказал:

– Ну что, Константин, большое продвижение. Кажется, сегодня ты уловил принцип. Однако не слишком задирай нос. Выделить в общем потоке какую-то одну волну – это не одно и то же, что уметь выделять любую. Видишь ли, решение задачи ещё не означает овладение методом. Тут, можно сказать, универсальный принцип. Так что упражняться и ещё раз упражняться.

Костя сел. Голова у него слегка кружилась. Всё же намучился он с этими кролями – но усталость ощутил только опустившись на холодную, слегка пружинящую скамейку. Трудно было двигаться, болели виски. Ну ничего – скоро пройдёт. Пока же он следил за остальными.

Конечно же, у них у всех получалось плохо. Времени они тратили уйму, кролики дохли неохотно, перед смертью верещали, дёргались в нелепых судорогах. В общем, грязная работа, недовольно оценил Костя. Видно, плохо усваивают. А почему? Лентяйство. Думают, козлы, только о том, когда урок кончится. О борще думают, о котлетах. Какая уж там концентрация.

Но Васёнкин, как и следовало ожидать, вновь отличился. Когда подошла его очередь вставать со скамьи и работать с кроликами, он почему-то заморгал, побледнел. Выйдя на середину зала, он долго смотрел на пушистого серого зверька, потом уставился в пол, напрягся, но всё, что ему удалось, – это вызвать лёгкий, неуверенный какой-то ветерок.

– В чём дело? – сухо спросил его Василий Андреевич. – Объяснись, пожалуйста.

Васёнкин молчал, не поднимая головы, потом тихо ответил:

– Не могу я… Жалко.

– Кого жалко? – бесцветным голосом поинтересовался Василий Андреевич.

– Кролика, – еле слышно прошептал Васёнкин.

Василий Андреевич слегка опешил от такого ответа. Но тут же справился с собой и холодно заметил:

– Идиот! Себя бы лучше пожалел… Впрочем, это твои и только твои проблемы. Меня они не касаются. Садись – «два»!

Когда Васёнкин опустился на скамью, Костя слегка придвинулся к нему и прошипел:

– Ну, смотри у меня, Санёк, допрыгаешься. Всю Группу назад тянешь! Плохо это для тебя кончится.

Васёнкин промолчал.

Теперь, стоя перед Серпетом, Костя понял, что́ его тогда удивило. Странная фраза Василия Андреевича: «Идиот! Себя бы лучше пожалел… Впрочем, меня твои проблемы не касаются…» Вроде бы всё к месту – действительно, Васёнкину за его штучки несладко придётся. Но вторая половина фразы – «меня твои проблемы не касаются…» Зачем он так сказал? Выходило, будто Василий Андреевич почувствовал вдруг какую-то непонятную вину и своими словами попробовал от этой вины отгородиться. Впрочем, ерунда! Что ещё за вина?! У кого?! И перед кем? Перед сопляком Васёнкиным? Не может такого быть, чушь собачья! Если кто и виноват, так уж именно злополучный Саня.

И всё же Костя чувствовал – фраза Василия Андреевича сказана не случайно. Что-то за нею кроется.

Серпет окинул Костю долгим изучающим взглядом.

– Интересные вещи говоришь, друг ты мой Константин, – сказал он негромко. – Интересные, а главное, неожиданные. Ведь эту фразу твою, «будем разбираться», я слышу уже два месяца подряд. Знаю, слово у тебя с делом не расходится. Ты постоянно разбираешься. А толку что?

Какой-то неприятный тон был у Серпета. То ли из-за паршивого настроения, то ли и в самом деле у него что-то случилось. Костя никак не мог понять, в чём дело, и оттого росло в нём мутное, глухое беспокойство. Но справившись с собой, он улыбнулся и ответил:

– Тут, Сергей Петрович, одно из двух. Или они, то есть Васёнкин с Царьковым, сачки, или идиоты. Если сачки – мы их перевоспитаем. А с идиотами что делать?

– М-да… Вопрос, конечно, интересный. Что делать с идиотами? Может, на колбасу пустить?

– Из них невкусная колбаса получится, Сергей Петрович, – усмехнулся Костя. Он уже почти успокоился. Если Серпет шутит, значит, всё в норме.

– Хм… С другой стороны, может, именно так мы и решим Продовольственную Проблему? – не то Косте, не то самому себе сказал Серпет. – А вообще не мешало бы их самих послушать. Может, скажут чего интересного?

– Ничего они вам интересного не скажут, Сергей Петрович, – ответил Костя. – Будут молчать как валенки, что́ я их не знаю?

– Ну, всё же попытаю счастья, – бросил Серпет и громко скомандовал: – Васёнкин, Царьков! Встать!

Вихрастый, лопоухий Васёнкин медленно вылез из-за парты и встал по стойке смирно. Стойка получилась у него так себе.

– А где же второй? – поинтересовался Серпет.

– Второй сейчас унитазы протирает, – ответил Костя. – Это у него любимое занятие.

– А главное, полезное для общества, – весело, даже как-то слишком весело ухмыльнулся Серпет. – Ну да не беда. Поговорим и с одним Саней. Ну, что скажешь, голубь ты мой ощипанный? Долго так будет продолжаться?

– Как? – не поднимая головы, тихо спросил Васёнкин.

– А вот так. С двойки на тройку перебиваешься, уроки не делаешь, брюки мятые. Почему у тебя такой вид, точно сквозь джунгли продирался? Костя, ещё раз его в таких брюках увидишь – сними. Не умеет как человек – будет ходить без штанов. Понятно тебе, Саня?

Васёнкин молча кивнул. Все эти разговоры были ему знакомы.

Косте они тоже были знакомы, и он понимал, что Серпета меньше всего волнуют Санины брюки, да и грозится он просто так, без настоящей злости. Серьёзные приказы он отдаёт другим голосом.

– Ну а с учёбой что собираешься делать? – усмехнувшись в усы, продолжал Серпет. – Учителя ведь на тебя время тратят, здоровье. А здоровье у них, между прочим, не железное. Может, зря они надрываются, а?

– Наверное, и в самом деле зря, – вставил Костя. И напрасно это сделал, потому что Серпет тут же нахмурился и произнёс:

– Я сейчас, Константин, беседую не с тобой, а с Васёнкиным. Свои умные мысли выскажешь мне потом. Наедине. А сейчас будь уж так добр, закрой рот.