Крепость королей. Проклятие - Пётч Оливер. Страница 59

«А потом? – пронеслось у нее в голове. – Всю жизнь провести за стенами собора? Нет, это не выход».

Агнес отринула все эти мысли и шагнула под могучие своды храма. Мир тут же окрасился мягкими красками. Солнечный свет веером рассыпался от высоких ярких витражей. Люди, столь суетливые в толпе на площади, просто терялись в обширном зале, расширенном к востоку и погруженном в сумерки. Голоса верующих звучали тихо и приглушенно. На душе у Агнес наступило уже забытое умиротворение, грусть и отчаяние оставили ее. Она преклонила колени перед одним из многочисленных алтарей и перекрестилась.

Господи, не дай отцу ошибиться в выборе моего жениха. И раз уж Матису не суждено стать им, так пусть же тот человек будет добрым и невзыскательным…

Помолившись еще некоторое время, Агнес направилась к апсиде. Там перед лекторием стоял монумент высотой в человеческий рост. Он походил на громадный каменный куб, покрытый чем-то вроде балдахина и с золотыми письменами с передней стороны. Еще с прошлого визита Агнес знала, что там находились могилы по меньшей мере восьми немецких правителей вместе с супругами. Поэтому в народе этот монумент благоговейно называли «императорской гробницей». С двух сторон на каменных рельефах были изображены все короли, которые много лет назад обрели здесь последний покой. Среди них преобладали правители Салической династии, но были также Филипп Швабский, сын Барбароссы, и Рудольф Габсбург. Для самого Барбароссы тоже с давних пор осталась свободная могила. После гибели тело кайзера забальзамировали и погребли в далеком городе Антиохии. Но где именно упокоились его останки, так никто и не узнал.

Пока Агнес рассматривала старинные барельефы, произошло нечто странное. По коже, от шеи и до головы, неожиданно пробежал озноб. И одновременно ей послышался голос. Тихий, едва уловимый, он словно звал ее.

– Агнессс… – казалось, шептал голос.

И снова:

– Агнессс, Агнессс, Агнессс…

Агнес испуганно обернулась. Ей вспомнился шелест листьев перед окном в ту ночь, когда ей приснился самый страшный из всех снов. У нее так и не нашлось времени, чтобы подумать о тех ужасных видениях. Об отражении незнакомой и в то же время столь похожей на нее женщины, о подслушанном разговоре мужчин, задумавших ее смерть. С голосами вернулись и образы.

– Агнессс, Агнессс, Агнессс…

Что, черт возьми, все это значит?

Она напряженно прислушалась. Голос этот вполне мог оказаться лишь плодом ее воображения, до того тихим был шепот. Теперь ей казалось, что звук шел не из главного нефа, а откуда-то снизу. У нее закружилась голова. Не задумываясь, Агнес шагнула к ступеням, что спускались из правого нефа в крипту собора. Мрачный, крестообразный свод покоился на рядах колонн, которые каменными деревьями терялись во мраке. Лишь на последних ступенях Агнес осознала свой поступок. Если кто-то желал ей зла, то здесь, внизу, шансов у нее было гораздо меньше, чем в соборе. В отличие от верхних залов в крипте, наверное, не было ни души. Два факела у входа позволяли осмотреть по крайней мере первую часть крипты. Но за дальними колоннами сгущалась тьма, как в безлунную ночь. Девушка затаила дыхание и сосредоточилась на окружении.

– Агнессс, Агнессс, Агнессс… – снова зашелестел откуда-то голос.

В этот раз он донесся откуда-то сверху. Или сбоку?

Что здесь происходит?

Агнес прикрыла глаза и провела по лбу. Может, у нее лихорадка? Неужели двухдневная поездка под дождем так ее измотала, что воспалилось воображение? В дальней части крипты она смогла различить несколько алтарей. И только теперь заметила слева монаха. Он преклонил колени перед свечой и опустил голову. Сердце у Агнес забилось так, словно она бежала сюда от самого рынка. Что же с ней случилось такое?

– Агнессс, Агнессс, Агнессс… – шептал голос.

Может, это монах взывал к ней? Она собралась уже окликнуть согбенного человека, но внезапно одумалась.

А если это не монах вовсе?..

Священнослужитель резко поднялся и стремительно зашагал в ее сторону. Агнес раскрыла рот, но не смогла издать ни звука. Она вдруг почувствовала себя раздавленной под толщами камня и скал, нависающих над головой. Монах прятал лицо под капюшоном. Вот он его откинул, и лицо его ясным днем озарилось во мраке крипты.

Старческое, доброе лицо.

– Что с тобой, дитя? – спросил монах и смерил ее удивленным взглядом. – Тебе плохо?

– Ничего… все хорошо, – просипела Агнес, вновь обретя дар речи. – Наверное, просто показалось.

Она в последний раз вгляделась во мрак, после чего бросилась прочь и побежала вверх по лестнице. Споткнулась, растянулась на ступенях и снова поднялась. Из последних сил пересекла центральный неф и выскочила наружу. Гнетущее чувство тут же отступило. Мимо проходили паломники и провожали ее любопытными взглядами.

Агнес осмотрела себя. Платье порвалось и испачкалось. Бледная и дрожащая, она представляла в нем поистине жалкое зрелище. Девушка прислонилась к соборной чаше и перевела дух. Могло ли случиться так, что кто-то действительно наблюдал за ней и звал по имени? Агнес осторожно огляделась. Но поблизости, кроме нескольких старух и нищих, никого не было. После всего пережитого шепот казался ей каким-то нереальным.

Агнес тряхнула головой и попыталась забыть обо всем, словно это был еще один дурной сон. Вероятно, ее действительно немного лихорадило. Кроме того, ей и без этого хватало проблем. Агнес вдруг осознала, что отец наверняка ее заждался. Она поднялась и поспешила обратно к монетному двору. Народу там заметно убавилось, лишь несколько торговцев стояло у лестницы. Ручей посреди улицы уносил зловонные отходы долгого дня.

Агнес поднялась было на первый этаж, но тут заметила отца. В первый миг она едва узнала его, так он поник. Бесконечно усталый, с неподвижным взором, он сидел на каменной скамье под аркадами и пощипывал бороду. Старый и одинокий. Агнес осторожно к нему подошла.

– Якоб Гуткнехт… – начала она тихо.

Но отец лишь покачал головой.

– Сделка не состоялась, – ответил он едва слышно.

Ноги у Агнес стали ватными. Она села рядом с отцом и не знала, плакать ей или радоваться.

– Отец… – пробормотала она. – Я… мне так жаль. Я бы ни за что…

Эрфенштайн отмахнулся:

– Твоя выходка тут ни при чем. По крайней мере, не это решило исход. Все дело в деньгах. Гуткнехт мог бы отказаться от приданого, но когда услышал о нашем крохотном состоянии, когда я показал ему бумаги на скудные владения, он… он…

Наместнику с трудом давались слова.

– Он засмеялся, – выдавил он наконец. – Эта свинья засмеялась. Надо мной, над рыцарем! Будь при мне меч, я… я бы зарубил его, как бешеного пса.

Эрфенштайн покачал головой, и Агнес заметила еще несколько седых прядей в его некогда черных волосах.

– До чего мы дожили, Агнес? – спросил он тусклым голосом. – До чего мы дожили, если торговец насмехается над рыцарем?

– Времена меняются, отец… – Агнес взяла его за руку и крепко сжала. – И что теперь? – спросила она, помолчав немного.

– А что остается? – Эрфенштайн тяжело поднялся. – Займем денег у торговцев сукном. Один из них прежде обещал мне кредит. Под ростовщический процент! И если не произойдет чуда, то на следующий год я не смогу расплатиться по долгам и потеряю Трифельс. Но тебя-то, по крайней мере, сохраню.

Рыцарь повернулся к Агнес и посмотрел на нее долгим, любящим взглядом.

– Как я вообще помыслить мог о том, чтобы отдать свою пташку какому-нибудь шпейерскому толстосуму? – проговорил он тихо, словно самому себе. – Да я скорее с самой высокой башни Трифельса прыгну, чем продам тебя этим безродным дельцам.

Он молча развернулся и двинулся через рынок. Агнес поспешила следом. В эти минуты она не взялась бы утверждать, насколько серьезно отец относился к последним своим словам.

Обратный путь на следующий день прошел в молчании. Филипп фон Эрфенштайн над чем-то раздумывал, а Агнес разрывалась между страхом и чувством облегчения. Ей не придется выходить за торговца из Шпейера! По крайней мере, сейчас девушка могла предаваться иллюзии, что все осталось как прежде. Но она понимала, что в скором времени отец подыщет ей нового жениха. И вряд ли это будет Матис.