Крепость королей. Проклятие - Пётч Оливер. Страница 57

К самой поездке Агнес относилась со смешанными чувствами. В последний раз она была в Шпейере еще ребенком и с разинутым ртом взирала на дома и множество людей вокруг. Поэтому она радовалась возможности побывать там еще раз. Но не забывала, что в этом городе ею будут торговаться, как коровой.

Девушка так и не рассказала Матису о намерениях отца. После их ссоры у крепости Шарфенберг молодые люди втайне от других проводили вместе каждую свободную минуту. Так близки они были только в детстве, когда безвинно резвились в соломе. Именно поэтому Агнес не хотела посвящать Матиса в планы наместника. О сновидениях она теперь тоже не вспоминала, заметив, как резко он на них реагировал. И то и другое неизбежно испортило бы их последнее совместное лето. Поэтому Матис считал, что Агнес отправилась в Шпейер лишь затем, чтобы прикупить на ярмарке материи и шерсти, пока отец договаривается с кредиторами.

Через некоторое время они миновали первые деревни, расположенные за Анвайлером. Навстречу им с криками пустились грязные дети.

– Агнес! Агнес! – вопили они радостно. – Пустишь сокола еще полетать?

Агнес покачала головой:

– Не сегодня. Парцифаль еще линяет. К тому же в прошлый раз вы его немного замучили. – она весело улыбнулась: – Может, через несколько дней, когда я вернусь.

Эрфенштайн покосился на дочь:

– С каких это пор ты водишь дружбу с крестьянами? И вообще, как эти сорванцы с тобой разговаривают? Не забывай, что ты пока еще их хозяйка.

– А разве хозяйка не может быть дружелюбной? – сдержанно отозвалась Агнес. – Это же только дети! Радуйся, что не прячутся от нас или их родители не подкарауливают нас в лесу, как это происходит в других владениях.

С тех пор как Агнес начала помогать отцу Тристану в уходе за больными, она по-новому взглянула на жизнь крестьян. Вот и вчера девушка снова помогала монаху принимать тяжелые роды. Отец Тристан прямо в утробе перевернул ребенка и вытянул его обеими руками, после чего остановил кровь дубовой корой и плакун-травой. Знахарка Эльзбет Рехштайнер так и не объявилась, поэтому старый капеллан трудился не покладая рук, а с ним и его юная помощница. Иногда Агнес уставала до такой степени, что средь бела дня засыпала в библиотеке. Зато впервые в жизни она чувствовала себя хоть на что-то пригодной.

Подле нее отец бодро насвистывал старый солдатский марш. Вознамерившись выдать дочь за купеческого сына из Шпейера, Эрфенштайн стал буквально другим человеком. Он стал меньше пить и даже изменил свое отношение к огнестрельному оружию.

– Ха, вот выкурим Вертингена из его крепости, и начнется новая жизнь, уж ты мне поверь! – сообщил он со смехом Агнес. – На добычу и деньги твоего будущего супруга мы приведем Трифельс в порядок, и, вот увидишь, крепость будет как во времена Барбароссы!

«Он ведет себя так, словно я уже обручена и мы едем на мою свадьбу», – мрачно подумала Агнес.

Она задумалась, хорош ли собой ее будущий жених. Двадцати лет от роду, он был настоящим повесой – вот все, что она о нем знала.

А если он уродлив? Может, у него нос кривой или горб? А если он будет меня бить? Хотя кому есть до этого дело… Главное, что у его отца есть деньги.

Так, за веселыми песнями и болтовней Эрфенштайна, они оставили позади себя лесистые горы Васгау. Последние холмы сменились равнинами, леса расступились, и быстрый до сих пор Квайх теперь неторопливо нес свои воды к Рейну. Миновав небольшой городок Ландау, они остановились на ночлег в деревенском трактире. Кровать, одна на двоих, была большая, но кишела блохами. С первыми лучами солнца, скудно позавтракав ячменной кашей, черствым хлебом и холодным фазаном, они продолжили путь. Агнес была неразговорчива, хотя Эрфенштайн этого и не заметил. Потом зарядил дождь и вымочил ее до нитки. Настроение испортилось окончательно.

После обеда дождь наконец прекратился, и сквозь облака проглянуло солнце. Впереди показался силуэт епископского города Шпейера. В самом его центре высоко в небо вздымались башни собора. Внизу пестрели многочисленные крыши фахверковых домов, которые, точно грибы, обступили территорию церкви. В последний раз Агнес была здесь лет десять назад. С тех пор город заметно разросся. Его окружала высокая, оштукатуренная стена со сторожевыми башнями. За ним виднелся речной порт, где в Рейн впадал широкий ручей.

– У тебя челюсть отвиснет при виде сегодняшней ярмарки, – сказал отец с улыбкой. – Столько народу зараз ты еще никогда не видывала.

В стене имелось несколько ворот, и путники направились к самым большим из них. Они представляли собой высокую, почти в тридцать шагов, башню, сквозь которую вела широкая арка. Усиленные железом створки были настежь открыты, и Агнес с отцом встали в очередь желающих, как и они, попасть в город. Агнес взирала на сонных крестьян с тележками, нагруженными редькой, шпинатом и прочими ранними овощами. Рядом стояла воловья упряжка с протекающими винными бочками. Вокруг ржали лошади, кричали, смеялись и бранились люди. Даже воздух здесь был другой, не то что в Анвайлере, где несло в основном гниющей кожей. Здесь же запах овощей, вина, речной воды, редких приправ и множества людей смешивался в один пьянящий аромат. Ведя лошадей под уздцы, они с отцом прошли в ворота, и, в точности как десять лет назад, у Агнес отвисла челюсть.

Перед нею раскинулся бульвар, широкий, как целая деревня; посередине его протекал ручей. Справа и слева высились роскошные дома патрициев, а в восточной оконечности стоял собор. Башни его были такими высокими, что площадь перед ним лежала в тени. Переулки кишели разнородными толпами, народ слонялся от одного лотка к другому. Одни набивали цену, другие пытались ее скинуть, и многочисленные голоса сливались в один оглушительный гул.

– Ну, что скажешь? – со смехом воскликнул отец, перекрикивая шум. – Вот это гомон! Потому-то я счастлив жить в нашей заспанной крепости!

Агнес рассеянно кивнула, разглядывая людей. Ей не сразу бросилось в глаза, что лишь немногие щеголяли в дорогих нарядах. Большинство из них были в старых обносках, какие носили крестьяне или бедные ремесленники. Некоторые выглядели истощенными и, точно голодные псы, сновали мимо лотков. А рядом с ними расхаживали дородные, раскрашенные купеческие жены в новых нарядах. И вообще в городе разница между бедными и богатыми чувствовалась гораздо острее, чем в сельской местности.

«У нас, по крайней мере, все бедны, – подумала Агнес. – Не считая, конечно, графа Шарфенека и настоятеля Ойссерталя».

Эрфенштайн показал на двухэтажное каменное строение, единственное посреди широкого бульвара. Под тенистыми аркадами входили и выходили богато одетые патриции.

– Монетный двор, – пояснил наместник. – Там находится городская биржа, где купцы заключают сделки. У Якоба Гуткнехта там свое отделение, скоро он нас примет. – Он оценивающе оглядел свою вымокшую под дождем дочь. – Но для начала снимем комнату в гостинице, и ты приведешь себя в порядок. А то выглядишь как дочь торговца лошадьми.

Они свернули в переулок, где дома были уже не так роскошны, как на больших улицах, оставили лошадей в загоне при дешевой таверне и заняли комнату под крышей. Когда Эрфенштайн сунул в руку горбатому трактирщику несколько монет, Агнес задумалась, во что ему обошлась эта поездка. Он заказал для дочери новое платье. Поднявшись в комнату, отец осторожно развернул его и поднес к свету. Сшитое из красной фландрской материи, оно было украшено кружевами и серебряными пуговицами. Носить такие позволялось лишь дворянам и знатным особам, простая горожанка же за такой наряд могла оказаться у позорного столба.

– Вот, надень и расчеши волосы, – резко приказал Эрфенштайн. – Пусть этот Гуткнехт увидит, что приобретает в твоем лице настоящее сокровище.

Агнес развернулась и одарила отца гневным взглядом. Вообще-то она не собиралась возражать, но терпеть больше не было сил.

– Я тебе не дешевая брошка, чтобы продать за бесценок! – прошипела она. – Я твоя дочь! Или забыл уже? Если мне и придется выйти за какого-нибудь купеческого сынка, то хоть обращайся со мной как с человеком!