Принцессы Романовы: царские племянницы - Соротокина Нина Матвеевна. Страница 17

Мало того, Екатерина Ивановна оказалась больна. Видимо, это были осложнения после родов. Диагноз издалека мы поставить не можем. Известно только, что у Екатерины были судороги и вздутие живота. «А что пишешь ты про свое брюхо, – пишет в ответ дочери заботливая мать, – и я, по письму вашему не чаю, что ты брюхата. Живут этакие случаи, что не познается; и я при отъезде так была, год чаяла брюхата, да так изошло. Отпиши еще поподлиннее про свою болезнь и могут ли дохтуры вылечить?»

Как это трогательно звучит: «да так и изошло…». Мать Прасковья Федоровна подозревает беременность, сама же в нее не верит, боится, нет ли у дочери «в брюхе опухоли» и уговаривает ее в письмах поехать лечиться на Олонецкие воды. Помогут или нет «марципановые воды» – неизвестно, но одно точно: не помешают.

Водолечение было очень модно в то время. Ввел эту моду сам Петр, который часто ездил «лечиться на воды». Он был крайне любознательным человеком, и одними из важнейших его увлечений являлись анатомия и медицина. Желая людям помочь и совершенно искренне пытаясь облегчить страдание, он сам рвал зубы, иногда здоровые, а не будем забывать, что об обезболивании в XVIII веке речь не шла. Так же, собственноручно, Петр пускал кровь, вскрывал нарывы, «спускал воду» при водянке и искренне удивлялся, если больные умирали.

В своих медицинских опытах и поисках новых знаний он не знал жалости. Вспомните историю фрейлины Гамильтон. Фрейлина состояла в штате императрицы, по совместительству была любовницей царя, потом влипла в историю – было какое-то дело о пропавших драгоценностях. Впрочем, версии о причинах немилости Петра разноречивы. Одно точно: фрейлина Гамильтон поплатилась головой, то есть буквально – состоялась казнь «с отрублением». Петр присутствовал на страшном действе. Самая устойчивая легенда на этот счет: он подошел к плахе, взял в руки отрубленную голову, поцеловал ее в губы, вернул на плаху и ушел прочь. Это романтическая подкладка события. Неромантическая версия: Петр поднял снесенную голову и с интересом принялся рассматривать «сруб». Последней версии верится больше. Это чудовищно, но таков уж он был, наш великий царь-преобразователь.

А супругу Карла Леопольда он всегда жалел, неоднократно звал герцогиню посетить Петербург, не забывая при этом увещевать ее своенравного мужа, чтобы тот «не все так делал, чего хочет, но смотря по времени и случаю». Но герцог Мекленбургский сам не ехал в Россию и жену не пускал. Прасковья Федоровна очень нервничала по этому поводу. Царица терялась в догадках, надеялась на лучшее, молилась за судьбу своей дочери, ждала, ждала. А пока она посылала дочери подарки, это были дорогие меха – лисьи, собольи, бобровые, драгоценности, внучке – игрушки всякие для забавы. Не доверяя письмам дочери, в которых та заверяла мать, что все у нее благополучно, царица засылала в Мекленбургию своих людей, чтобы сами посмотрели, как свет-Катюшка живет-поживает, а по возвращении в отечество рассказали бы истинную правду.

Внучка подрастала, а Прасковья Федоровна еще ни разу ее не видела. Старушка уже была серьезно больна (58 лет), с кровати не вставала и всерьез опасалась, что не увидит перед смертью любимую свет-Катюшку и «крошечку-малюточку внученьку мою Аннушку». Малое дитя живет в неметчине, русского языка не знает, а ведь пора уже ребенка и грамоте учить…

«А о себе пишу, что я всеконечно больна и лежу в расслаблении и тебе, Катюшка, всеконечно надобно ко мне приехать для благословления и для утешения мне». «А письма твои, Катюшка, чту, и всегда плачу, на их смотря». Наверное, Екатерина горевала из-за тяжелого характера мужа и, как следствие, трудного его положения. Прасковья Федоровна совершенно искренне была уверена, что если герцог с женой приедут в Россию, то все его неприятности тотчас рассеются. Уж кто-кто, а государь Петр все сможет решить в самом наилучшем виде.

Как мы уже говорили, Петр хорошо относился к племяннице и неоднократно писал ей. Обычно письма были писаны секретарем, но часто Петр делал собственноручные приписки. Например, в 1720 году Петр написал Екатерине Ивановне, «дал зело радостную весть» о нашей победе над шведской эскадрой в Ламеланской гавани. Значит, он считал, что племяннице это будет интересно. «А что требовали Вы о твоей нужде, то исполним вскоре, також не извольте думать, чтобы мы Вас позабыли; но летать не умеем, а идем хотя тихо, только слава Богу не остаемся; а когда в наших делах добро свершитца, то и Вам без труда добро последовать будет». «Летать не умеем», – пишет Петр легким пером, заранее уверенный, что Екатерина Ивановна оценит его стиль и шутку. И поверит его обещаниям.

Екатерина Ивановна сама часто писала царю и всегда получала в ответ неизменно дружелюбные «грамотки». Герцогиня поздравила царя с Новым годом – получила в ответ иронично-светское послание: «Пресветлейшая герцогиня, дружелюбно-любезная племянница! Мы благодарствуем Вашему Царскому Высочеству и любви за учиненное по отправленной к нам Вашей приятной грамоте от 10 января минувшего года поздравление с новым годом. И яко мы, во всем том, что Вашему Царскому Высочеству приятное и пожеланное приключиться может, особливо радостное участие приемлем, такого взаимно желаем мы Вашему Ц. Высочеству, и любви от Всевышнего, так в наступившем новом году, как на многие следующие лета всякой счастливости, постоянного здравия и саможелаемаго благоповедения и пребываем навсегда Вашего Царского Высочества дружебно-охотный дядя Петр». Вот как поздравляли в XVIII веке с Новым годом!

И, конечно, Петр не забывал давать через жену мудрые советы неразумному мужу. Карл Леопольд так допек соседей, что в Мекленбург теперь уже на законных основаниях были введены войска союзников. Он тут же стал жаловаться на «экзекуцию». Петр писал Екатерине Ивановне: «Сердечно соболезную, но не знаю, чем помочь? Ибо ежели бы муж Ваш слушался моего совета, ничего сего б не было; а ныне допустил до такой крайности, что уже делать стало нечего. Однакож прошу не печалиться, по времени Бог исправит и мы будем делать сколько возможно».

А царица Прасковья совсем отчаялась. Уж сколько писем было писано, а дочь все не едет и не едет. В конце концов Прасковья Федоровна стала грозить Катюшке гневом Божьим. А как иначе заставишь неразумную исполнить дочерний долг?

Наступил 1721 год. Война со Швецией, продолжавшаяся двадцать один год, закончилась. 30 августа 1721 года в финском городке Ништадте был заключен мирный договор. Русские навсегда закрепили за собой выход к морю. По просьбе Сената и Синода Петр принял титул императора, а также наименование Великого и Отца отечества.

В официальном поздравлении племянницы с сим знаменательным событием Петр приписал: «И ныне свободни можем в Вашем деле Вам вспомогать, лишеб супруг ваш помягхче поступал».

Тут приключилась вдруг странная и таинственная история. В начале 1722 года, а именно в январе, в Россию прибыл курьером некто Тилье, мекленбургский полковник, и проследовал в Москву. Прибыл и прибыл, мало ли какие дела могут быть у этого полковника? Но случилась незадача. На подъезде к старой столице бедный Тилье был ограблен. Разбойники обобрали его до нитки, а одежду сменили на крестьянский полушубок – воистину ему встретились рыцари ночных дорог. Тилье вынужден был рассекретить себя. Так выяснилось, что полковник ехал в Россию с тайным поручением раскрыть какой-то заговор против герцога Карла Леопольда. Непонятно, почему Тилье решил искать корни этого заговора в Москве. Следствием этого «заговора» явилось то, что многие серьезные люди в Мекленбурге подверглись аресту.

Между делом полковник Тилье сообщил, что сам герцог Карл Леопольд собирается в Москву. Сведения эти почерпнуты из записок Берхгольца, насколько им можно верить – судить историкам. Во всяком случае, Петр принял эту весть к сведению. Сам он собирался в Персидский поход и накануне отъезда написал племяннице: «Обнадеживаем Вас, что мы его светлости герцогу, супругу Вашему, в деле его вспоможения чинить не оставим. Но понеже потребно о так важном сем деле нам с его светлостью самим рассуждение иметь и о мерах к поправлению того согласиться; того ради мы к нему ныне отправили капитана Бибикова с грамотою нашей, требуя, дабы его светлость купно с Вами в Ригу приехали, и уповаем, что его светлость, оное, ради своей собственной пользы, учинить не отречется. А если, паче чаяния, его светлость для каких причин в Ригу не поедет, то в таком случае желаем мы, понеже невестка наша, а Ваша мать, в болезни обретается и вас видеть желает, дабы Вы для посещения оной приехали сюда, где мы с Вами и о делах его светлости переговорить и потребное об оных определить можем».