Сильнейшие (ЛП) - Робертс Лорен. Страница 17

Мы бредем по темным улицам рука об руку. Она блаженно прижимается к моему боку и, кажется, совершенно не замечает ничего вокруг, когда находится рядом со мной. Я веду нас через тени, позволяя ей наслаждаться возможностью смотреть куда угодно, только не под ноги.

После того как я во второй раз придерживаю ее за плечи, она внезапно поднимает голову и говорит:

— Спасибо за то, что послушался меня и ушел прошлой ночью.

Слегка киваю, вспоминая, чего я не сделал. Заметив это, она добавляет:

— Ты в порядке?

Я долго обдумываю эти слова.

— На самом деле я никогда не был в порядке.

— Мне жаль, что ты не смог ее спасти, — шепчет она. — Но ты сделал все, что мог.

— Не все.

Она хмурится, глядя на меня.

— Прямо сейчас проходит бал, а после него Гера будет под охраной до самого Испытания. Если тебя поймают, это никому не поможет.

Я пожимаю плечами.

— Это определенно ускорило бы неизбежное.

— Тебя не поймают, — фыркает она. — Немногие знают, кто ты на самом деле, и, к счастью для тебя, я великолепно храню секреты, — касаясь пальцем своих полных губ, она добавляет:

— И почему ты так уверен, что Гера не сможет пережить эти Испытания? В конце концов, она ведь Вуаль, — Адина одаривает меня сочувствующей улыбкой. — Возможно, ее не нужно спасать.

Я машинально киваю, вспоминая все те годы, которые Гера провела в трущобах. Может, я ее недооцениваю. И, возможно, именно это она скажет мне после Испытаний.

— Надеюсь, ты права, — мрачно говорю я.

Между нами повисает молчание. Тишина тянется до тех пор, пока не становится для нее невыносимой.

— Вероятно, сейчас не время спрашивать — на самом деле это определенно не время, — но как насчет гвардейской формы? Были какие-то подозрения со стороны других стражников?

Я качаю головой.

— Они едва взглянули на меня. Пройдя почти полтора часа, чтобы добраться до замка, я прошел прямо через вход, ближайший к Чаше, будто только что пришел с дежурства.

Я вижу, как она пытается скрыть улыбку.

— Что ж, я рада, что моя работа оказалась убедительной.

— Да, она была идеальной, — я вздыхаю. — И все впустую. Прости, что потратил твое время.

— Я была с тобой, — она мягко улыбается. — Как это могло быть пустой тратой времени?

Она не дает мне шанса ответить, утягивая нас в угол и ведя к тупику.

— Вот мы и пришли! — радостно восклицает она при виде темного переулка. — Дом, милый дом!

Подойдя ближе, я замечаю кучу разных предметов, сваленных вместе, чтобы создать преграду у стены. Эта куча почти три фута высотой и располагается на нескольких ковриках и рваных одеялах.

— Это, — медленно говорю я, — то место, где ты спишь?

— Да! Вот сторона Пэй, — она указывает на левую сторону изношенного коврика. — А это, очевидно, моя половина.

Пройдя через барьер из мусора, она плюхается на свою часть.

— Это место Пэй, но сегодня я сделаю исключение.

— Как же мне повезло, — бормочу я, медленно собираясь с силами, чтобы сесть на грязный ковер. — Чума, это место — настоящая дыра.

— Эй! — ее ладонь ударяет меня по животу. — Это дом.

— Что ж, твой дом — дыра.

Она смотрит на меня с укором.

— Необязательно быть таким грубым.

— Ты же знаешь меня? — искренне спрашиваю я.

— Знаю. И думаю, что ты добрее, чем кажешься.

Если бы ее ответ не был таким искренним, я бы рассмеялся.

— И что заставляет тебя так думать?

Она внезапно выглядит застенчиво и слегка неуверенно.

— Ты единственный, кто хотел купить мою синюю рубашку.

Мое признание вновь всплывает в памяти, словно это произошло давно, а не несколько часов назад. Я был так сосредоточен на судьбе Геры, что тихий порыв моего сердца еще не коснулся моего разума. Но теперь, когда это произошло, я смущаюсь при виде нее. При воспоминании о каждом произнесенном слове.

— Ты все еще хочешь? — тихо спрашивает она.

Медленно киваю, не отрываясь от ее глаз

— Только если ты позволишь кое-что рассказать в обмен на твое изделие.

— Согласна, — выдыхает она, едва сдерживая улыбку.

Я выуживаю из кармана один шиллинг и предлагаю ей. Она смотрит на монету.

— Я продавала ее за три.

— Да, — растягиваю я слово, — и тебе это удалось?

Она скрещивает руки.

— Три.

— Не знал, что ты в том положении, когда можешь вести переговоры.

— Два, — исправляется она. — И улыбка.

Я взвешиваю ее предложение, покачивая головой.

— Это немного слишком, сладкая.

Она вздыхает.

— Тогда просто улыбка.

— Именно это я и имею в виду.

Ее слова звучат мягко, словно она разговаривает с испуганным зверьком. И, в некотором смысле, это справедливое сравнение.

— Расскажешь мне о себе? О том, почему ты не хочешь мне улыбнуться?

— Ничего личного, Дина, — я прислоняюсь к стене, опираясь руками на согнутые колени. — Я просто перестал это делать в тот же день, когда мы с Герой сбежали из дома.

Она поднимает брови, молча призывая продолжать, отчего я раздраженно выдыхаю.

— Хорошо, но тогда я получу эту чертову рубашку бесплатно, — я делаю паузу, собираясь с мыслями, прежде чем продолжить:

— Я вырос по другую сторону трущоб. Мои родители были — и остаются — воплощением бедных Примитивных. Они едва могли прокормить себя, не говоря уже о детях. Коротко говоря, я появился на свет неожиданно.

— На самом деле это было не очень-то похоже на детство, — говорю я, пожимая плечами, словно это почти не повлияло на то, в кого я превратился. — Они никогда не хотели иметь ребенка и не собирались кормить еще один рот. Но я невольно заставил их стать родителями.

Она внимательно слушает, слегка склонив голову, и, широко раскрыв глаза, упирается локтями в колени. Это, по меньшей мере, трогательно. Даже очаровательно.

— Как и все дети Элиты, я не мог контролировать свои способности, но, поскольку моя мать была Наблюдателем, а отец — Блефом, они думали, что я просто еще один Примитивный, засоряющий трущобы, — вздыхаю. — Так было, пока я не повзрослел и не стал использовать силы тех, кто был рядом.

— Когда мне было пять лет, я чуть не поджег нашу жалкую лачугу. Тогда мои родители подумали, что хоть я и поздно проявил себя, но все же стал Блэйзером. Пока через час я не начал ползать по стенам.

Бросаю на нее взгляд и замечаю на ее лице восторг. Если бы это был кто-то другой, я бы мог подумать, что меня высмеивают. Но это Адина, да и ее взгляд — еще ничего по сравнению с тем, который у нее появляется при виде медовых булочек.

— Что было потом? — спрашивает она и ободряюще взмахивает рукой.

— Потом они начали понимать, кто я такой, — глухо произношу я, пытаясь скрыть горечь, которой пропитано каждое слово. — Они не знали, что со мной делать. Держали взаперти в нашей крошечной хижине. Гера была первым человеком, которого я увидел, кроме своих родителей. Она появилась на нашем пороге, когда мне было семь, и вскоре мы стали неразлучны, поскольку больше у нас никого не было.

Я не замечаю, как мой большой палец скользнул по шраму, пересекающему мои губы, пока не ловлю ее взгляд, отслеживающий это движение.

— Став старше, я начал понимать, почему мне нельзя выходить на улицу. Я все еще учился контролировать свои способности, ведь быть Владетелем означало неминуемую смерть. Я был и остаюсь угрозой для короля из-за силы, которую я не просил. Мои родители все понимали, и было ясно, что я нежеланный. Особенно для своего отца.

Поднимаю взгляд на Адину, надеясь, что найду повод закончить этот разговор, но вижу лишь беспокойство в ее карих глазах, лишь мягкость ее руки, лежащей на моем колене и утешение в каждом прикосновении.

— Он думал, что я бесполезен, поэтому так и сказал мне, — сглатывая, стараясь не запинаться на каждом слове и спешу выплюнуть их. — Я не мог работать c ним в лавке, не мог покидать дом, не опасаясь, что меня раскроют. Я был обузой. Неприятностью. Разочарованием.