Если сердце верит - Делински Барбара. Страница 45

Осторожность и очень сильная оптика. Однажды я проторчал тут три часа, поджидая, пока один из родителей сменит другого. Надо сидеть долго и очень тихо, чтобы они приняли тебя за дерево. Та гагара, что сидит на гнезде, сначала зовет другую. Они не оставляют кладку без тепла больше чем на минуту, пока меняются местами. Это надо видеть. Птица, что сдает вахту, соскальзывает в воду — покормиться, почиститься или поспать. Гагара, что ее сменяет, неуклюже карабкается по берегу, потом переворачивает яйца, ворошит подстилку и лишь после этого устраивается сверху. И сидит. Вокруг вьется мошкара, а она сидит. Грохочет гром, сверкают молнии, а она сидит. Если рядом появляется хищник, гагара пронзительно кричит и принижет угрожающую позу, широко расставив крылья. Но все остальное время птица неподвижна, как статуя. Точнее, как словно две статуи, если отражение в воде четкое.

Лили живо представила себе эту картину.

— Они сидят двадцать девять дней. Иногда одним-двумя днями больше или меньше, — продолжал Джон. — Наконец одно из яиц проклевывается. Через сутки — остальные. Спустя несколько часов, лишь только обсохнут перья, детишки прыгают в воду. После этого они целых три года могут вообще не касаться лапами земли, пока сами не станут родителями.

— Правда?

— Угу. Девяносто девять процентов отпущенного им времени они проводят на воде.

Лили этого не знала.

— Здесь они подвижнее, — объяснил Джон. — Здесь им проще защитить себя, чем на суше.

Вдруг возле острова что-то зашевелилось. Одна птица, а за ней и другая вошли в лунную полоску. За ними плыли третья и четвертая.

У Лили захватило дух.

— Впереди — родители, сзади — дети, — еще тише, чем прежде, прокомментировал Джон.

Не спуская глаз с птиц, Лили повернула голову ровно настолько, чтобы он расслышал ее шепот:

— Дети почти такие же большие, как родители.

— Они быстро растут.

— А летать умеют?

— Еще нет. Дай им месяцок. Родители улетают первыми. Они уже готовятся — перья начали менять. Перед осенним перелетом бывает частичная линька, а весной — полная. Когда это происходит, обычно в марте, они вообще не могут подняться в воздух. А потом появляется брачное оперение. Блестящее, которое они как раз сейчас сбрасывают. Ко времени отлета они буду, выглядеть почти так же, как их дети.

Гагары проплывали вдоль острова, то входя в лунные полосы, то выходя из них.

— Но если они улетают первыми, то кто же ставит на крыло птенцов? — спросила Лили.

— Великий Дух Озера, — пошутил Джон. — Не стоит беспокоиться. Так повторяется уже больше двадцати миллионов лет.

— Не может быть! — изумилась Лили.

— Может.

— Но люди живут здесь меньше четверти этого срока.

— Озера в том виде, в каком мы к ним привыкли, тоже появились позже гагар. Может, именно в этом причина привлекательности этих птиц? Ведь они видели столько перемен на планете.

Тут одна из гагар издала долгий, протяжный крик.

Лили ахнула.

— Погоди, — шепнул Джон.

С востока послышался ответ. Кристально чистый голос доносился с очень большого расстояния.

— Через озеро, — прошептал Джон.

Гагара с Лейк-Генри повторила свой клич, и снова ей ответили. Не успел смолкнуть голос той птицы, как к перекличке присоединилась третья. На сей раз звук шел совсем издали, тоже с востока, наверное, с третьего отсюда озера. Но и этот голос прозвучал не менее отчетливо. Около десяти минут все трое переговаривались. Лили и раньше слушала эти ночные концерты, но ни разу — с воды, в такой близости к одному из участников. Ощущение было совершенно сверхъестественное и потрясающее.

Когда гагары отговорили, и снова воцарилась ночная тишина, Лили позволила себе вздохнуть. Джон сидел тихо до тех пор, пока птицы не обогнули островок и не скрылись за ним.

Не произнеся ни слова, он поднял весло и развернул каноэ искусной комбинацией ловких движений. Когда они двинулись к домику Селии, Лили вдруг впала в меланхолию, хотя и сама не знала почему. То, что они сейчас видели и слышали, очень понравилось ей, но все равно на душе было тревожно. В красоте ночи, озера и этих птиц ощущались взаимосвязь и единство всего сущего. Напротив, жизнь Лили — та жизнь, к которой сейчас возвращал ее Джон, — казалась воплощением одиночества. Чем-то мелким и незначительным. Ни к чему не привязанным. Даже потерянным.

Подогнув ноги, Лили поглубже натянула шапку, повыше подала шарф и плотнее укуталась в куртку, и все-таки ей было холодно. Джон молчал. Лили ощутила одиночество.

Достигнув причала, Джон выпрыгнул первым, привязал каноэ и протянул руку Лили. Сквозь перчатки она не чувствовала, теплая у него рука или холодная, жесткая или мягкая. Лили просто ухватилась за нее и выбралась на берег. Она хотела поблагодарить Джона за помощь, но он положил ладонь ей на талию и повел к дому. И тут Лили ощутила эту руку. О да, она ощутила ее даже сквозь парку, сквозь фланелевую рубашку и футболку под ней! Лили не понимала, что это значит. Ведь это всего лишь рука…

Но это действительно было приятно. Ласково и ободряюще. Как-то совсем по-товарищески.

Казалось, Лили уже забыла, когда к ней в последний раз относились вот так по-дружески. С трудом верилось, что чуть больше недели назад она шла по Коммонуэлс-авеню с Терри Салливаном, говоря ему те самые вещи, которые навсегда переменили ее жизнь.

Джон остановился у ступенек крылечка. Лили поднялась и обернулась.

— С-с-спасибо, — сказала она, проклиная свои нервы. Лили не представляла, чего ждать и кому доверять, не знала, друг перед ней или враг.

Джон смотрел на нее. В свете луны его взгляд казался умоляющим.

— Это тебе спасибо, — сказал он. — За компанию. Ведь обычно я гуляю один. Мне было очень приятно.

Лили кивнула и сунула руки в карманы. «Иди в дом, чучело», — говорил ей внутренний голос, но она стояла неподвижно, как будто взгляд Джона удерживал ее. Лили хотела бы назвать его другом, но не знала, нужно ли это ему.

— Жизнь так сложна, — наконец, обронила она.

Джон улыбнулся:

— Знаешь, почему я люблю гагар? Они живут просто.

— Двадцать миллионов лет. И все на инстинктах?

— На животных инстинктах. Просто смешно, до чего мы гордимся тем, что стоим на одну ступеньку выше.

Лили кивнула и посмотрела в сторону. Джон все понимает, и это хорошо…

Вдруг он прикоснулся к ее щеке, и их глаза снова встретились… Джон уже опустил руку и собирался уходить, а Лили переживала странное воздействие его прикосновения — ощущение невидимой связи, легкий трепет, внезапно возникшее доверие.

Что это? Правда? Обман? Иллюзия? Мечта?

Она не понимала, что именно, и это пугало ее сильнее всего.

Глава 14

Рано утром в среду Джон снова вышел на озеро. Голова его была перегружена, как никогда за последние три года, и потому сегодня взять весло и получить физическую разрядку ему было важнее, чем созерцать гагар. По мере того как туман поднимался над поверхностью воды, все вокруг погружалось в молчание и пейзаж начинал напоминать сюрреалистический. С радостью окунувшись в тишину, Джон сосредоточился, чтобы привести свои мысли в порядок.

Но ему это не удалось. Всю дорогу и туда, и обратно его мысли возвращались к Лили. Не оставляли они Джона и по пути в город, куда он отправился за свежими газетами. Воспоминания о ней, одетой в длинную ночную сорочку, теперь сменились другим образом: укутанной до ушей, но такой же наивной и беззащитной женщины. Ему запомнилось прикосновение к ней. В своих фантазиях он дотрагивался уже не только до щеки Лили.

Он хотел написать о Лили книгу, а она замыкалась в себе. Его чисто мужской интерес к Лили еще больше усложнял задачу.

Вернувшись домой, Джон долго стоял у телефона и ждал ее звонка.

— Сегодня ничего, — сказал он в ответ на обычный вопрос.

— Ничего на первых страницах?

— Вообще ничего. На всех страницах.