Если сердце верит - Делински Барбара. Страница 44

— Мои волосы? — переспросил Гриффин. — Нет. Конечно, они подлиннее, и даже существенно длиннее, чем зубья у циркулярной пилы, но уши не прикрывают.

Поппи сделала знак, прося женщин уйти, но они даже не двинулись с места.

— Они торчат? — спросила она Гриффина.

— Это ты про что? — полюбопытствовала Кэсси.

— Нет, — отозвалась телефонная трубка. — У всех ребят по имени Гриффин Хьюс аккуратные маленькие уши. Но зато они отлично все слышат. Кто это сейчас там говорил?

— Моя подруга Кэсси. — Поппи устремила на приятельниц возмущенный взгляд. — Какой у вас рост? — спросила она Гриффина.

— Кто он? — осведомилась Хизер.

— Пять футов десять дюймов. Вес — восемьдесят кило. Глаза голубые.

— Темно-голубые или светло-голубые?

— Во время секса темные, а так — светлые.

— Это было необходимо говорить?

— Вы же спросили.

Поппи нахмурилась:

— Но не о сексе же.

Подруги в дверях захихикали.

— Теперь моя очередь, — заявил Гриффин. — Итак, рост, вес, глаза?

— Вы ничего не сказали о своем возрасте.

— Тридцать лет.

— Значит, я старше вас.

— На сколько?

— Леди не отвечают на такие вопросы, — чопорно заметила Поппи.

— Ну да, и на вопросы о весе тоже. Итак, что насчет роста и глаз?

— Это информация личного порядка.

— Минуточку! Я же вам все сказал.

— Это ваше решение. А я решила иначе. Знаете что? Я сама передам Вилли Джейку, что вы звонили. И также передам ему ваш номер. Посмотрим, захочет ли он перезвонить вам.

— А вы как думаете, захочет?

— Нет.

— Тогда мой номер останется при мне.

— Ага! — воскликнула она. — Значит, вам можно донимать нас звонками, а нам никак нельзя?

— Поппи, вы сами говорите, что он мне не позвонит. Так что лучше я сам попробую в другой раз. Возвращайтесь к друзьям.

Положив трубку, Поппи сразу ощутила глубокое разочарование, но подруги быстро развеселили ее.

— Кто это был? — спросила Кэсси.

Поппи фыркнула и покатила к ним.

— Один писатель.

— А что у него торчит? — усмехнулась Хизер.

— Ничего. Во всяком случае, уши у него аккуратные.

Сигрид шла по пятам за креслом Поппи.

— Но с чего это вы вдруг заговорили об ушах?

— Он пытался меня обмануть. Сами знаете, они подбрасывают интересную тему, как наживку, и ждут, что ты клюнешь. Опыт научил нас тому, что с этими парнями нельзя откровенничать.

— И сколько же ему лет? — спросила Марианна. Поппи посмотрела на нее с отчаянием, и тогда подруга добавила. — Если тебя он не интересует, то меня даже очень.

— Говорит, тридцать.

Марианне было под сорок. Лицо у нее вытянулось.

— И еще он сказал, что в нем пять футов десять дюймов роста и восемьдесят килограмм веса; что у него рыжие волосы и голубые глаза. Ну, какой нормальный человек выложит все это незнакомке по телефону? Уж во всяком случае, я так не сделаю.

На минуту воцарилось молчание. Поппи прислушалась к тишине и вспомнила, что у нее есть особые причины не рассказывать об этом.

— Как жаль. А какой у него голос! — печально вздохнула Марианна.

— Да уж, — согласилась Поппи. — Голос что надо, добавила она и перестала думать о Гриффине.

Лили, обмотанная шарфом, сидела в темноте на своем причале в вязаной шапке, пуховой парке, прогулочных ботинках и перчатках. Она надела все это для тепла, а не ради маскировки. Ничего. Пусть это и немного чересчур. Все лучше, чем стучать зубами. Туман рассеивался, воздух стал суше, но холод пронизывал ее. От дыхания поднимались белые клубочки пара, подсвеченные лунным светом.

Но Лили не хотелось идти в дом. Стояла великолепная ночь. Вода была гладкой, как зеркало, и в ней отражались луна, Полярная звезда и желтый наряд березы на краю Элбоу-Айленда. Гагары молчали. Слышен был только слабый плеск воды о берег. От этого тишина казалась гипнотической.

Вдруг какое-то движение с западной стороны привлекло взгляд Лили. Сначала ей показалось, что это птица, но, затаив дыхание и прислушавшись, она поняла, что ошиблась. Это был плеск весла каноэ, с каждым ритмичным взмахом становившийся все более различимым.

Лили обхватила колени и замерла, глядя, как каноэ разрезает воду. Оно казалось темно-серебристым в клине лунной дорожки и становилось все больше по мере приближения. Когда лодка была в тридцати футах от причала, весло погрузилось в воду позади судна, направляя его, словно руль. Лодка скользнула вдоль причала, лишь слегка стукнувшись бортом.

— Вот. Читаю твои мысли на расстоянии, — сказал Джон, ухватившись рукой за край причала. — Прыгай сюда.

Читает ее мысли? Ну, не совсем точно. Лили думала об озере, а не о Джоне. Но все равно эти мысли успокоили ее, так что теперь она чувствовала себя защищенной и уверенной.

Спустив ноги на дно каноэ, Лили плавно опустилась в него, как делала это много раз в детстве. Джон оттолкнулся от причала, снова опустил весло в воду и развернул лодку.

— Куда мы направляемся? — спросила Лили, увидев, что Джон выбрал тот же путь, по которому приплыл сюда.

— Смотреть на моих гагар.

— Тех самых, что на фотографиях?

— Да. Скоро они улетят. Так что мои визиты к ним через некоторое время прекратятся. Надеюсь, ты не замерзнешь? — добавил Джон.

Лили бросила на него быстрый взгляд. Сам он был в джинсах и тонком свитере, поверх которого накинул вязаный жилет на «молнии», да и то расстегнутый. Не увидев ни шапки, ни перчаток, Лили подумала: «Интересно, что ты запоешь минут через двадцать?»

— Перчатки я тебе не отдам, — заявила она и, повернувшись по ходу лодки, с наслаждением подставила лицо ночному воздуху.

Каноэ разрезало гладь озера, постепенно удаляясь от берега. Лили порадовалась, что тепло одета: ночная прохлада лишь бодрила ее, а не заставляла трястись и стучать зубами. Она с удовольствием вдыхала свежий воздух.

Джон продвигал лодку вперед мощными взмахами весла, почти бесшумно и без видимых усилий. Лили подняла голову, выдохнула облачко пара и улыбнулась. Как бы ни был хорош Бостон, там такого не увидишь. И в Олбани тоже. И даже Манхэттен, такой потрясающий в ярких переливах своих огней, не мог похвастать ничем подобным. В последние шестнадцать лет визиты Лили на родину были краткими и сугубо деловыми. Сегодня она поняла, какого счастья себя лишала.

Лили догадывалась, что Джон понимает ее состояние. Может, он просто пытается умаслить ее и убедить согласиться на публикацию? Если так, его ждет большое разочарование. В особенности если он посмеет нарушить тишину ночи своим голосом. Это было бы настоящим святотатством, свидетельством подлинной бесчувственности. И если это случится, тогда уж не останется сомнений в тайных замыслах Джона.

Но он так и не вымолвил ни слова. Если не считать его глубокого ритмичного дыхания да тихого плеска весла о воду, они плыли в полной тишине. Разбросанные по побережью домики слегка освещали воду у самой кромки. С причалов доносился то скрип лодки о швартовы, то тихое постукивание снастей о мачту. Но они с Джоном по-прежнему были одни во всей округе. Лили чувствовала себя в полной безопасности.

Они миновали уже множество мелких островков, когда Джон перестал грести. Каноэ по инерции заскользило к маленькому кусочку суши. Островок был чуть больше сорока футов в длину и, судя по неровному черному силуэту на фоне темно-синего неба, порос сосной и кустарником. Каноэ шло все медленнее. Джон, наконец, совсем остановил его с помощью весла.

Вода здесь текла мимо низко нагнувшегося кустарника и время от времени плескала о берег. Джон приблизил губы к уху Лили:

— Гнездо было вот тут. — Он указал направление, но она не видела в темноте ничего, кроме пучка травы. — Селезень еще в конце апреля нашел местечко. Его подруга прилетела к середине мая. А через месяц у них уже было одно яйцо. На следующий день — второе.

— Но как ты сумел сфотографировать их, не спугнув с гнезда? — тоже шепотом спросила Лили. Ей не пришлось поворачивать голову — Джон был совсем близко.