Расплата - Пётч Оливер. Страница 43

«И возможно, что где-то среди них находится Агнес», – подумал Матис. Но надежда его таяла с каждым шагом.

Стояла глубокая ночь, и многочисленные костры сверкали, как упавшие звезды. Матис все ждал, что кто-нибудь поднимет тревогу, но ничего такого не происходило. Солдаты, спящие или просто пьяные, лежали на земле и не обращали на них никакого внимания. Некоторые из ландскнехтов еще горланили песни, но и они не представляли опасности.

Труднее всего было миновать внешние посты. Мельхиор объяснил Матису, что здесь обычно использовали пароли, которые менялись каждый день. Но часовые стояли на таком расстоянии, что не составляло труда пробраться мимо них под защитой кустарников и колючих зарослей. Двигаясь по неглубокому болотистому рву, незаметному со стороны, друзья оказались в самом сердце лагеря.

В бою ландскнехты ориентировались по большим флагам, которые развевались в руках знаменосцев и служили средоточием каждого подразделения. Но в лагере отряды были неотличимы друг от друга. Многие солдаты, одетые в разрезные штаны и пестрые камзолы, в качестве отличительных признаков носили только красно-белые повязки на плечах или ленты на шляпах. И все-таки Матис ждал, что их в любую секунду окликнет какой-нибудь фельдфебель или лейтенант и вся их затея провалится. Казалось, они уже часами бродят среди бесчисленных костров, лафетов, повозок и палаток.

– Все равно что по Риму или Константинополю рыскать! – простонал Матис и нервно огляделся. – Как мы разыщем Агнес среди такого столпотворения?

– Для начала следует разыскать обоз с торговцами, женщинами и ремесленниками, – успокоил его Мельхиор. – Думаю, это будет нетрудно. Подождите-ка…

С этими словами он шагнул к одному из костров и завел разговор с пирующими там солдатами. Матис закрыл глаза и вполголоса пробормотал молитву. Но менестрель в скором времени вернулся с улыбкой на лице.

– Я спросил, где бы нам раздобыть шлюх подешевле, – пояснил Мельхиор. – Дорогу к земному раю знает каждый ландскнехт, – он заботливо взял Матиса за руку и потащил за собой. – Идемте же, мастер Виленбах! Перестаньте озираться так боязливо, пока на нас и вправду внимание не обратили.

– Я кузнец, черт возьми, а не… – начал Матис.

Но вспомнил, что всего пару часов назад говорил то же самое. Нет, он явно не создан для войны.

«Хотя благодаря мне они разносят друг друга в клочья, – пронеслось у него в голове. – И во что я только ввязался!»

Еще через полчаса пестрые солдатские палатки начали наконец редеть. Вместо них все чаще попадались тележки и обтянутые парусиной повозки, запряженные дряхлыми клячами или волами. По бортам многих из них висели горшки, сковородки и жестяные миски. Матис заметил немало женщин и даже грязных детей, с шумом шатающихся по лагерю. В воздухе стоял запах жаркого, тушеного лука и мучной похлебки. Вопреки ужасным событиям, пережитым за последние дни, рот у Матиса наполнился слюной. В отличие от солдатского лагеря, в обозе царила едва ли не мирная атмосфера. Многие из ландскнехтов проводили ночи у теплого костра, с семьями, которые сопровождали их всю войну – готовили еду, выбрасывали нечистоты и обирали трупы после сражений. Матис нахмурился. Глядя на этих людей, как они ели, смеялись и пели, трудно было поверить, что еще днем многие из них грабили, жгли и убивали.

Он как раз прислушивался к звукам скрипки, когда к ним, покачивая бедрами, подошли две ярко накрашенные женщины в красно-желтых платьях.

– Ну что, сладкие мои? – проворковала одна из них, уже далеко не молодая; Матис заметил, что передних зубов у нее почти не осталось. – Может, развлечемся у нас в повозке? Там никто нам не помешает.

– Простите, милые дамы, но сегодня мы ищем развлечений иного рода, – ответил Мельхиор и приподнял шляпу. – Говорят, здесь есть группа артистов с обезьяной и говорящей птицей. Может, вы знаете, где их найти?

– А Барнабас со своим шелудивым зверьем, – старая шлюха небрежно отмахнулась. – На него уже и смотреть никто не хочет. К тому же он наверняка набрался да спать завалился.

– А манеры у тебя такие, будто ты к малютке Барнабаса намылился, – вмешалась вторая шлюха, помоложе, и подмигнула Мельхиору. – Она и сама себя выше других мнит. Но даже не думай! Это услада одному только Барнабасу. Старый скряга держит выскочку, как обезьяну на поводке.

Обе женщины визгливо рассмеялись, а Матис встал как вкопанный.

– А эту… выскочку, случаем, не Агнес зовут? – выдавил он с трудом.

Молодая шлюха, носившая, вероятно, скверно сидящий парик, взглянула на него с недоверием.

– Да, так ее кличут… Вы, что же, знакомы? Хотела бы я знать, откуда она взялась… Как говорят, неплохая целительница. Может, была прежде монашкой, – она захихикала. – Понятно, почему у безбожника Барнабаса от нее слюнки текут!

Вторая шлюха расхохоталась, и они вместе принялись соблазнительно покачивать бедрами. Матису чуть не кричать приходилось, чтобы привлечь их внимание.

– Где нам найти этого Барнабаса? – вопрошал он в отчаянии. – Говорите же!

Старшая с трудом успокоилась и злобно уставилась на Матиса.

– А что дашь, если скажу, а? – прокартавила она. – Девчонка вам, как видно, дорога чем-то… Впечатление такое, будто вы недоговариваете чего-то. Может, нам профосу [14] все рассказать? Так что пару монет с тебя, – она жадно вытянула мозолистую ладонь. – Раскошеливайся!

В этот миг где-то поблизости раздался высокий, пронзительный крик, и вслед за ним – жалостливый голос. Матис сразу узнал его – узнал бы его из тысячи.

Это кричала до смерти напуганная Агнес.

– Э, благодарю вас, дамы, – быстро проговорил Мельхиор; вероятно, он тоже узнал голос. – Полагаю, мы нашли, что искали. И все-таки желаю приятного и, главное, доходного вечера.

И вслед за Матисом побежал на крик.

Спрыгнув с повозки, Агнес огляделась во мраке и увидела к своему ужасу, что коренастый Марек уже приближается к ней во всеоружии. Бежать при таких обстоятельствах было бы слишком опасно, поэтому она забралась под повозку и притихла.

– Папа жрет, как жаба! Папа жрет, как жаба! – завизжал вдруг попугай в клетке, висящей снаружи на облучке.

Судя по всему, шум разбудил птицу. Марек злобно стукнул по клетке, отчего попугай завизжал и захлопал крыльями.

– Чертова птица, уймись уже!

Он осторожно заглянул в повозку и тихо, одобрительно присвистнул.

– Вот черт, постарался же кто-то на славу, – пробормотал артист. – Если это и впрямь наша строптивая Агнес, то мы явно недооценили чертовку… – Он оглянулся на своих товарищей. – Сопляк, Самуэль, вы только посмотрите! Малютка заколола Барнабаса, как свинью.

Снова послышались шаги, и Агнес различила голоса трех мужчин. Их запачканные грязью ботинки находились на расстоянии вытянутой руки.

– Я же говорил, что девке нельзя доверять! – прошипел Сопляк. – Но старина просто помешался на ней… Ну и вот что из этого вышло!

– На его месте мог оказаться любой из нас, – предостерег Марек. – Так что давайте-ка изловим чертовку да срежем ей милые сосочки. Мы с Сопляком прочешем лагерь, а ты, Самуэль, осмотрись тут. Она не могла далеко уйти.

Грязные ботинки скрылись из виду, и Агнес вздохнула с облегчением. Только теперь она заметила, что все это время не дышала. Женщина выждала еще немного, потом осторожно выбралась из-под повозки и огляделась. Если добраться до соседних телег и палаток, то на какое-то время она окажется в безопасности. В любом случае, преследователям едва ли удастся разыскать ее в лабиринте лагеря. Нужно только…

Пронзительный визг раздался над самым ухом. Это Сатана спрыгнула с повозки и скакала теперь на одном месте. Рот ее кривился в оскале.

– Прочь! Прочь, мелкая тварь! – прошептала Агнес в отчаянии. – Убирайся!

Но было уже поздно. Левую руку болезненно придавило сапогом. Агнес подняла глаза. На нее с коварной усмешкой взирал Самуэль.