Самый жаркий день лета - Абдулла Киа. Страница 26

Форшелл сложил ладони вместе.

— Мисс Саид оставила Макса в машине по своей воле. Она утверждает, будто совершила ошибку, но никакой ошибки в тот день не было. Мы можем назвать действия подсудимой лишь взвешенным осознанным решением запереть племянника в автомобиле, пока сама она отправится в офис своей компании. Пребывание ребенка в закрытой машине в столь жаркий день предсказуемо привело к летальному исходу. Таким образом, вывод напрашивается один: мисс Саид виновна в убийстве. — Обвинитель сделал паузу и смерил присяжных тяжелым взглядом. — Я уверен, что вам тяжело будет вынести нужный вердикт, но факты неумолимо указывают на вину мисс Саид. «Виновна» — вот решение, которое мы ожидаем от вас услышать. — И Форшелл скромно уронил голову, показывая, что закончил речь.

От услышанного у Лейлы по спине побежали мурашки. Как он мог изобразить ее портрет в подобных тонах? Обвинитель воспользовался карикатурным образом успешной бизнес-леди, движимой исключительно амбициями. Но ведь все неправда. Когда Эндрю попросил ее о помощи, она согласилась, потому что всегда ставила нужды Ясмин превыше своих. Ее уступчивость и без того обошлась ей слишком дорого, а теперь незнакомые люди называют ее бездушным истуканом. Чем не публичная порка на площади?

Эдвард Форшелл вызвал первого свидетеля обвинения. Лейла вздрогнула, когда в зал вошла Ясмин. Она ожидала, что вызовут Эндрю, ведь все завертелось именно из-за него. Но, увидев, как присяжные уставились на ее сестру, Лейла поняла: для максимального эмоционального включения лучше начать с матери погибшего ребенка. Естественно, обвинение так и поступило.

Ясмин надела в суд бледно-розовое, почти белое свободное платье. Волосы были собраны в пучок, макияж почти отсутствовал — тонкая линия подводки вокруг огромных глаз да блеск для губ сливового оттенка. Ясмин выглядела как администратор в респектабельной юридической фирме, максимально целомудренно. Где-то в глубине души Лейла почувствовала раздражение оттого, что сестра скрыла свою красоту. Интересно, она сознательно отказалась от привычной ярко-красной помады, чтобы выглядеть более уязвимой? Обычно своей внешностью Ясмин вызывала завистливое фырканье окружающих женщин и откровенно наслаждалась этим. Сегодняшний скромный макияж вкупе с девичьим нарядом рисовали совершенно иной образ.

Лейла постаралась поймать взгляд сестры, но та старательно избегала ее. Теперь Лейла жалела, что не попробовала заговорить с Ясмин еще раз, выяснить ее намерения. Жаждет ли она мести? Готова ли определить сегодня судьбу старшей сестры?

— Мисс Саид, — замогильным голосом начал Форшелл. — Опишите, какой тетушкой была Лейла Саид для вашего сына.

Лейла вытянула шею в стремлении встретиться глазами с Ясмин, но младшая сестра не поворачивала головы, сфокусировав взгляд на незримой точке на полу перед местами присяжных.

— Она была хорошей тетушкой, — бесцветным голосом ответила Ясмин.

— Любящей?

— Да, можно и так сказать.

Эдвард склонил голову к плечу.

— Простите мою настойчивость, но я уловил в вашем голосе сомнение.

Ясмин разгладила складочку на платье.

— Ну, пожалуй, она не особенно выражала свои чувства, если вы об этом. — Она увидела, как присяжные заерзали, и поспешила сгладить свой ответ: — Я не имею в виду, что она не любила Макса. Скорее, не показывала свою любовь. Она вообще не поклонница прикосновений и объятий.

Лейла почувствовала беспокойство. Ясмин не врала, но как это воспримут присяжные? Они не могут знать, что Лейла каждый раз чувствовала невыплаканную тоску по собственным детям, когда держала на руках Макса. Вес его тела, тепло дыхания на щеке, неуклюжие поцелуи малыша бередили незалеченную рану в душе Лейлы.

— Вы можете сказать, что ваша сестра была холодна с ребенком?

Ясмин нахмурилась.

— Нет, она очень… много вкладывала в Макса. Покупала ему кучу игрушек и книжек, всегда следила за тем, чем он занимается.

— Вы переехали в соседний с ней дом в двадцатом году. Вы рассчитывали, что сестра сможет сидеть с ребенком?

Ясмин сжала деревянный поручень свидетельской кафедры.

— Да.

— И часто?

— Примерно раз в две недели.

Лейла рассердилась: такое случалось не меньше раза в неделю, если не чаще.

— И как сестра относилась к этому?

Ясмин замешкалась на секунду, подбирая слова.

— В основном ее все устраивало. Но время от времени я понимала, что мы слишком навязываемся.

— Что наводило вас на такую мысль?

— Ну, к примеру, иногда она говорила: «У меня очень много работы, поэтому включу ему мультики». Что-то вроде этого.

— То есть, когда вы оставляли ребенка Лейле, она просто бросала его в одиночестве перед телевизором?

Ясмин развела руками.

— Не в одиночестве. Вряд ли в одиночестве.

— Иными словами, ей удавалось спокойно работать в гостиной при трехлетием малыше и включенном телевизоре?

— Ну не знаю.

— У нее оборудовано рабочее место в гостиной?

— Нет.

— Но кабинет в доме есть?

— Да.

— Лейла профессиональный архитектор. Как вы думаете, она предпочтет работать в гостиной или в специально оборудованном кабинете?

— Не могу сказать.

Клара Пирсон демонстративно фыркнула, и Эдвард перешел к другим вопросам.

— Совершала ли ваша сестра какие-либо поступки, которые заставили вас усомниться в ее способности присматривать за ребенком?

— Нет. Будь у меня сомнения, я бы не доверила ей Макса.

— Насколько мне известно, Лейла никогда не оставляла его одного в течение длительного времени?

— Нет.

— Вы согласны с тем, что подобное недопустимо?

— Да.

— Как вы думаете, в каком возрасте ребенка уже можно надолго оставлять одного?

Ясмин колебалась с ответом.

— Ну, допустим, с шестнадцати.

Эдвард снисходительно улыбнулся.

— Это социально одобряемый ответ, но у меня тоже есть дети, и все мы знаем, что иногда приходится совершать поступки, за которые позже мы чувствуем себя виноватыми. Поэтому я очень прошу ответить вас честно. Как по-вашему, в каком возрасте ребенка уже можно надолго оставлять одного?

Ясмин переминалась с ноги на ногу, переводя взгляд с судьи на присяжных.

— Пускай будет тринадцать.

— Пускай будет тринадцать, — эхом отозвался Форшелл. — Не двенадцать?

— Нет.

— Может, одиннадцать?

Свидетельница напряглась.

— Нет.

Лейла смотрела на происходящее вытаращив глаза. Из желудка поднималась неприятная волна тошноты. Да откуда они узнали?

Обвинитель вытащил из папки листочек. Ему не требовалось читать его: это был театральный жест для пущего эффекта.

— Ясмин, верно ли, что вы находились под опекой сестры с одиннадцати до восемнадцати лет?

— Да.

— Вы помните, что произошло в январе две тысячи второго года?

Ясмин начала нервно разминать одну ладонь другой.

— Мисс Саид, поделитесь этим с судом?

В первый раз младшая сестра бросила опасливый взгляд на старшую, но лишь на какое-то мгновение.

— Мы жили в квартире в Гэнтс-Хилл. Лейла нашла вечернюю подработку, но сначала надо было пройти обучение.

— Где проходило обучение?

— В Костуолдс.

— И надолго Лейла уехала туда?

— На три дня.

— Кого она попросила за вами присматривать?

Ясмин залилась краской.

— Я оставалась одна.

— Понятно. И сколько же лет вам было в тот момент? Шестнадцать? — Обвинитель подождал ответа. — Мисс Саид?

— Одиннадцать.

По залу прошла волна перешептываний, присяжные переглянулись.

— Одиннадцать! — громогласно повторил Форшелл, в притворной озадаченности почесав затылок. — То есть вам было одиннадцать лет, когда старшая сестра, ваш законный опекун, оставила вас в одиночестве на целых три дня посреди Восточного Лондона?

Лейла вспыхнула. Она до сих пор хорошо помнила события той недели. Она спрашивала у новых работодателей, можно ли договориться об услугах няни, и даже подумывала спрятать Ясмин у себя в номере в отеле. В растерянности она чуть было не попросила соседа присмотреть за сестрой, но потом решила, что это еще опаснее, чем просто запереть Ясмин в комнате. В конце концов Лейла скупила половину продуктового магазина и строго-настрого запретила сестре выходить из дому. Три дня прошли в маниакальной тревоге: Лейла была уверена, что, открыв дверь, обнаружит сестру на полу умершей от голода. По возвращении, увидев Ясмин на диване, где та сидела, замотавшись в одеяло и поглощая попкорн, которым был усеян весь пол в квартире, Лейла чуть не заплакала от облегчения. Стараясь не напугать сестру, она поздоровалась с ней как обычно, а потом заперлась в ванной и прорыдала там пятнадцать минут. Вечером они страшно поссорились, когда Лейла заприметила в мусорном ведре коробку из-под курицы из китайской забегаловки. В ярости и слезах она орала на Ясмин: «Я же велела тебе не выходить из дому! А если бы с тобой что-нибудь случилось?!» Как близка была трагедия тогда, однако настигла Лейлу лишь двадцать лет спустя.