Плохая девочка. 2 в 1 (СИ) - Сокол Елена. Страница 88

Ловко орудуя своим термосом, она разливает горячий напиток, и через полминуты парочка уже греет руки о стаканы и пробует его. К этому времени я уже отхожу на приличное расстояние и тоже делаю глоток.

– Ого. – Вырывается у меня.

Приходится обернуться, чтобы показать ей «большой палец вверх». Бабулька смеется: она и так знала, что я оценю. Не удивительно, что возле нее всегда тут толпа.

Через десять минут, согревшийся и взбодрившийся ее чудесным кофе, я беру курс на университет. И пока иду, набираю номер матери. Она ругает, что не звонил, чуть не проклинает за мои поступки, а потом рыдает – по-настоящему. Рассказывает, как было стыдно, когда ее уличили в воровстве, и как тяжело было возвращаться в Сампо. Я спрашиваю про бабушку Хелену, и она отвечает, что та не расстроилась возвращению – она уже все меньше понимает, где находится, и что с ней происходит.

И тут уже рыдать хочется мне.

* * *

Ян и Леха с радостью встречают меня на тренировке.

– Уже совсем тебя не ждали.

– Ты где был? Что стряслось?

Я увиливаю от ответов, здороваюсь с остальными парнями, переодеваюсь, и мы выходим на лед. Не сказать, что я в хорошей форме, но тренер на меня сегодня не орет. Он даже глазом не ведет, когда видит меня в ряду с остальными, хотя, мог послать подальше, абсолютно не стесняясь в выражениях. По-хорошему, я должен был вначале явиться к нему на разговор, объяснить длительное отсутствие и попросить разрешения заниматься с командой. Но он не обращает внимания на условности, и в этот момент я ему искренне благодарен.

Зато после тренировки, когда уже почти все расходятся, и я остаюсь в раздевалке один, он заходит и жестом показывает, что нужно поговорить без посторонних глаз и ушей.

Вхожу в его кабинет и тяжело опускаюсь на стул.

– Как дела, Турунен? – Спрашивает он, обводя меня взглядом. – Что с рожей?

Сначала я думаю, что это он про мое выражение лица, затем вспоминаю, что не до конца сошел след от удара.

– Да так. – Хмурюсь и мотаю башкой.

Тренер проводит рукой по своим редким волосам и цокает языком.

– Ох, сколько ж в тебе дури, сынок.

Я пожимаю плечами. В принципе, он прав, и тут не возразишь.

– Зачем пришел сегодня? – Интересуется он, усаживаясь за свой стол.

– Я хочу вернуться к тренировкам. – Неуверенно отвечаю я.

Тренер крутит в пальцах какой-то листочек, затем сворачивает его трубочкой и постукивает им по столу.

– А зачем мне нужен в команде такой, как ты? Не скажешь?

Я молчу, закусываю губу и сверлю его напряженным взглядом.

– У меня куча других ребят, кто хочет играть. Беспроблемных, азартных, четких. Только свистну, и на твое место прибежит с десяток таких.

– Я виноват. – После тяжкого вздоха подаю голос я. – Но если вы дадите мне шанс, обещаю, больше такого не повторится.

– Что было с тобой сегодня на тренировке? – Спрашивает он, упирая локти в стол и хмуря кустистые брови. – Коровья лепеха больше может сделать на льду, чем ты сегодня. – Его губы презрительно кривятся. – Я привык видеть другого Кая – с огоньком в глазах. Того Кая, который на льду вытворял вещи. Был мастером. Был задирой – в хорошем смысле слова.

– У меня был сложный период. – Ерзая на стуле, оправдываюсь я.

– Ты элементарно не способен выбрать, спортом тебе заниматься или херней! – Ударяя ладонью по столу, вдруг орет тренер. – Так что, иди – занимайся ею дальше!

– Простите. – Я не придумываю ничего лучше, кроме того, как потупить взгляд, подобно нашкодившему школьнику.

– Ты меня за кого принимаешь, мать твою? – Уже спокойнее говорит он. – Почему я должен обрывать телефоны в поисках тебя? У нас тут не детский сад, здесь люди дорожат местом, которое занимают! Они, черт тебя раздери, пашут, как проклятые, чтобы каждый день оправдывать свое нахождение в команде!

– Вы правы. – Выдавливаю я.

И замолкаю, не в силах придумать ничего другого в свое оправдание.

– Ты прекрасно знаешь, что я ценю своих игроков. Особенно тех, кто показывает результат. Нечасто, но даю им поблажки и прощаю мелкие промахи. Но ты, Турунен, исчерпал уже все свои последние шансы.

– Знаю.

Тренер сцепляет пальцы в замок и буравит меня глазами. Я под его взглядом предпочитаю разглядывать свои колени.

– Подумай, нужен ли тебе хоккей. И чего ты вообще хочешь от жизни. Если хочешь связать ее со спортом высших достижений, а не так, чтоб дурака повалять на льду, то нужно что-то менять вот тут. – Он стучит пальцем по своей макушке.

– Да. Знаю.

– Реши свои проблемы и тогда приходи. А пока тебе в команде делать нечего.

– Но… – Смотрю на него с надеждой.

– Извини, Кай, но только так.

* * *

Я покидаю его кабинет с тягостным ощущением: вроде меня лишили чего-то важного и ценного, но у меня даже расстроиться и переживать полноценно не выходит. Внутри пустота какая-то. Апатия ко всему. Разве хоккей может залечить мои раны? Тогда к чему это все? Зачем упираться, бороться? Зачем играть, если даже не хочется жить?

– Кай! – Окликает меня кто-то в коридоре.

А я уже выдохнул с облегчением от того, что все ушли, и никто не увидит меня в таком состоянии, но не тут-то, видимо, было.

– Кай…

Я оборачиваюсь. Это Серебров. Стоит в дверях тренажерного зала, переминается с ноги на ногу. Видимо, на автомате меня окликнул, а теперь приходит осознание того, что в текущих обстоятельствах общение у нас, мягко говоря, простым не выйдет. На его лице рождается смесь смущения и досады.

– Да?

При виде него у меня обратная реакция – голову накрывает черной пеленой ярости. Неудержимо тянет всадить кулак ему в живот.

– Ты… приходил на тренировку? – Он чешет затылок.

Я подхожу ближе, мои пальцы с силой впиваются в твердое основание клюшки.

– Можешь не делать вид, что мы старые добрые друзья. – Говорю ему. – Это не так.

– И не собирался. – Насупливается Виктор.

Делает вдох, слишком явно собирается с духом и вдруг выдает:

– Я хотел тебя предупредить.

– О чем?

Он прочищает горло, тоже подходит ближе:

– Я не дам тебе ее обидеть.

Я застываю с открытым ртом.

Не знаю, что сказать. Он сбил меня с толку. Одновременно хочется вломить ему и… вломить!

Да, мне просто хочется порезать его на кусочки. Но одновременно я ему завидую. Мозг начинает лихорадочно гадать, насколько серьезны их отношения, раз Серебров лезет на рожон, пытаясь мне угрожать.

– Это все? – Уточняю я после паузы.

И вижу, как он опешил.

– Я… надеюсь, ты меня понял. – Говорит Виктор, создавая на своем лице еще большее напряжение, должное создавать впечатление серьезности его намерений и заявлений.

– Вы встречаетесь? – Решаю спросить его в лоб.

И вижу еще большую растерянность в его взгляде.

– Мы… мы не… мы это не обсуждали. – Отвечает он, беря себя в руки.

– Ясно. – Ухмыляюсь я.

Очевидно, ему бы этого хотелось. И это неприятно. Возможно, если бы он ее поимел, и на этом у них все кончилось, мне бы было сейчас легче.

– Слушай, давай на чистоту. – Останавливает меня Серебров, когда я уже собираюсь развернуться и уйти. – Я не хотел с тобой ссориться.

– Но. – Подсказываю я с усмешкой.

Он расправляет плечи:

– Но Мариана – та девушка, из-за которой я готов буду ввязаться в противостояние с любым, даже с тобой, если пойму, что у меня есть хоть малейший шанс на ее счет. В смысле… Я буду бороться за возможность быть с ней, если она этого захочет.

– То есть, она не хочет? – Меня охватывает дикое, пьянящее облегчение.

Боюсь, даже улыбку скрывать не получается, потому что Виктор мрачнеет, глядя на меня.

– Я просто хотел тебя предупредить. – Не отрывая от меня злого взгляда, цедит он. – Если тронешь ее – ответишь передо мной.

– Ты кто, ее рыцарь, что ли? – Смеюсь я.

Но мне ни хера не смешно. Его слова царапают меня изнутри, рвут на части.

– По крайней мере, как друг, я смогу ее защитить. – С вызовом говорит Серебров. – А там будет видно.