Дневник одинокого копирайтера, или Media Sapiens (сборник) - Минаев Сергей Сергеевич. Страница 84

– Авиакомпания какая-то. «Большой Кайман», что ли, – поворачивается она ко мне уже в лифте.

– Ясно, – я снова подхихикиваю.

– А что вы смеетесь все время? – Она нажимает на кнопку. – Я что-то смешное делаю?

– Нет, не вы, – давлюсь я хохотом. Двери лифта закрываются.

Мы приезжаем на четвертый этаж. Тут раньше располагались большие переговорные и кабинеты финансистов. На стене напротив лифта, там, где раньше висел логотип фонда, огромный постер в хромированной раме, похожий на обложку журнала. На постере изображен человек в костюме, на ходу вырывающий у себя из области сердца налоговую декларацию. С декларации капает кровь. На том месте, где у глянцевых журналов положено находиться названию, красными буквами написано:

TAXLESS

Повесть о настоящем рае

А под ногами у человека значится:

ЛЕОНОВ, БРУЧИНСКИЙ И ГОГЕЛЬБЛАТ

Аудит. Консалтинг. Минимизация

«Отмываем, значит. Интересно, зачем Вербицкому эта клоунада?» – думаю я. По коридору мы следуем до последней справа двери и заходим. Пройдя мимо секретарши, девушка в сером открывает вторую дверь:

– Генрих Анатольевич, к вам из ПЗК приехали.

– Отлично, зовите, – донеслось до меня.

– Прошу, – пригласила меня девушка.

Я захожу в кабинет и вспоминаю, что раньше тут сидел некто Туринский, отвечавший за иностранные платежи. У противоположной стены стоит стол прямоугольной формы с приставленным к нему круглым стеклянным. За столом сидит лысый мужичок в свитере с V-образным вырезом, под который надета рубашка с галстуком. Над ним висит картина, исполненная в духе Виноградова-Дубосарского. Полотно имитирует известный агитационный плакат времен Отечественной войны. Но если в оригинале была изображена русская женщина, в ужасе укрывающая сидящего на руках ребенка от грязных лап фашиста, тут фантазия неизвестного гада разыгралась не на шутку. Вместо женщины с ребенком на картине нарисован клерк с растрепанными волосами в розовом костюме и фиолетовом галстуке, прижимающий к груди пухлый черный портфель. Лицо его, пепельно-серого цвета, искажено ужасом. К портфелю же тянет руки одетая в кроваво-красную накидку Родина-мать. Да-да. Та самая Родина-мать, которая звала всех на фронт на плакате, одном из ярчайших образчиков советской пропаганды. Между двумя персонажами проходит пунктиром линия государственной границы с пограничной будкой посередине. На будке висит белый листок бумаги с мелким шрифтом. Подойдя ближе, я разбираю, что на нем написано:

$1.000.000 – Вдали от Родины

SIZE DOES MATTER

Расстояние тоже

На столе, за которым сидит Генрих Анатольевич, стоит большой монитор, возле монитора стопка журналов, а на углу лежат две книжки: «Оффшорное регулирование» и роман Пелевина «Числа». «Понятное соседство», – про себя отмечаю я, а вслух интересуюсь:

– А вы, значит, в этих прачечных директором будете?

– Партнером. Документы давайте, – не поднимая головы, отвечает он.

– Ага. И давно вы в офисе сидите?

– Мы? Не очень, а что за допрос, молодой человек? Вы документы привезли? – Генрих Анатольевич наконец удостаивает меня взглядом. У него абсолютно детское лицо с пухлыми розовыми щечками и подозрительно располагающими голубыми глазами, какие бывают у аферистов на доверии и детей, измученных российским валютным регулированием.

– Отмываете, значит?

– Отстирываем. Так что с документами?

– Ну Аркаша, ну гондон… – Я обхожу кабинет. – Прачечная-хуячечная. Вы давно Аркадия Яковлевича-то видели?

– Кого, простите?

– Вербицкого. Главного здешнего кукловода. Вы его разве не знаете?

– Молодой человек, я никакого Вербицкого не знаю.

– А главное, как обычно, без подъебок не может, – указываю я на картину: – Один миллион долларов. Сайз даз меттер. Лучше бы написал сайз фитс ит олл, сука такая! – Я начинаю злиться.

– Давайте документы, у меня времени мало вашу чепуху слушать. – Мужик закончил писать и снова поднял голову.

В этот момент я испытываю чрезвычайно сильную злость. Я делаю шаг вперед, бью ему в лицо и говорю:

– А у меня времени нереально много, понял?

Мужик от удара отъезжает в кресле назад, спинкой ударяется о стену и начинает причитать:

– Вы кто, вы кто? Вы оттуда? Я правильно понимаю?

– Правильно! – Я бью его еще раз, достаю пистолет и навожу на него. – Все еще отстирываете? Тогда мы идем к вам.

– Мы же договаривались с вашим шефом! – лопочет он.

– С каким шефом, чего ты спектакль устраиваешь? – Я расстегиваю рубашку, задираю майку и показываю пояс с взрывчаткой. – На мне девять килограмм пластида, ты понимаешь, что это? Я от этого офиса камня на камне не оставлю. Мне нужен Вербицкий. Веди меня к нему или звони, чтобы сам пришел.

– Простите, я не знаю никакого Вербицкого. Я финансист. Вы обознались.

Я начинаю нервничать еще сильнее. Где-то в закоулках сознания начинает рождаться мысль – может, фонд переехал и все сбежали? Но другой, более практичный голос говорит мне, что за один день такие организации не съезжают. Я приставляю ствол к голове мужика и говорю:

– Хватит врать. Где Вербицкий? Где Алексеев?

Мужик начинает плакать:

– Я… правда… я таких не знаю. В нашей компании таких нет… Ни на четвертом, ни на пятом этажах, – всхлипывает он.

– А на шестом? – Я обхожу стол и поднимаю его за шиворот из кресла. – Мы с тобой сейчас пойдем на шестой и посмотрим, есть там такие товарищи или нет?

– Там, по-моему, авиакомпания какая-то.

Я упираю дуло пистолета в его спину, обнимаю мужика рукой, и мы двигаемся к выходу. Он открывает дверь, на внутренней стороне которой висит карта Соединенного Королевства со слоганом:

EBIT ТВОЮ НАЛЕВО!

Оффшорные зоны Великобритании

– Генрих Анатольевич, вы надолго? – интересуется секретарша.

– Минут на тридцать. – Я улыбаюсь и сильно пинаю его дулом в спину.

– Ддд… да, на тридцать, – лепечет он и идиотски улыбается.

Мы доходим до лифтового холла, я нажимаю на кнопку вызова. Приезжает кабина с двумя девушками. «Улыбайся», – шиплю я ему на ухо. Он натужно растягивает губы.

Приезжаем на шестой этаж. Я замираю в недоумении и даже чуть не опускаю оружие. Весь шестой этаж подвергся детальной перепланировке – все пространство представляет собой так называемый open space. Клетушки с прозрачным стенами, в каждой по два-три сотрудника. На ближайшей к нам стене висит рекламный плакат:

BIG CAYMAN AIRWAYS

СПЕЦИАЛЬНОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ

Москва – Каймановы острова

Забирай свое и вали*

*Цена не имеет значения.

Предложение действительно до марта 2008

Воспользовавшись моим временным замешательством, мужик дергается, пытаясь сбежать. Я ловлю его за брючный ремень:

– Куда, сука? Сдохнуть хошь?

– Нет-нет. Вы видите? Я же говорил, на шестом авиакомпания.

– А на пятом?

– На пятом мы, но у нас таких нет.

– Да? Проверим. Пошел вперед.

За час мы последовательно объезжаем пятый, третий и второй этажи здания. Я взмок как мышь. Еще бы – таскать девять лишних килограммов на себе и килограммов девяносто толкать перед собой. С каждым этажом мужик все больше тяжелел и все медленнее волочил ноги. Даже запах его пота изменился. Второй этаж мы осматривали уже без энтузиазма.

– Сука хитрая. Когда же он все так ловко подстроить успел? – размышляю я вслух. – Значит так, Генрих. Мы вместе выходим из здания. Ты меня провожаешь какое-то время, потом я тебя отпускаю, понял?

– Угу, угу, – несколько раз кивает он.

Мы выходим из здания через стеклянную дверь рядом с рамкой детектора, я тащу Генриха перед собой метров триста, пока мы не доходим до троллейбусной остановки. Затем мы садимся в троллейбус, Генрих покупает два билета, мы проезжаем три остановки, и я выхожу. Когда двери закрываются и троллейбус трогается, Генрих все еще стоит у входа с лицом бледно-зеленого цвета. Я машу ему рукой. Он, еще не веря, что все для него кончилось хорошо, поднимает руку и медленно двигает ею справа налево. Выглядит это так, будто рука его прибита к плечу гвоздем. Как у детских деревянных игрушек…