Твоя кровь, мои кости (СИ) - Эндрю Келли. Страница 4

— Черт. — Она запустила пальцы в волосы. — Отец Джеймса сказал мне, что дом пустовал с тех пор, как отец попал в хоспис. Зачем ему это говорить? Он что, не знал, что ты здесь? Он сказал мне, что провел последний обход; разве ты не звал на помощь? — Она резко остановилась, вглядываясь в темноту. — Он оставил тебя здесь?

Он сердито посмотрел на нее сверху вниз, стиснув зубы так сильно, что стало больно. Она задавала совсем не те вопросы, беспокоилась совсем не о тех вещах. У них не было времени на расспросы. Только не сейчас, когда дни текли, как вода, а дом вокруг них умирал.

При жизни ее отец был единственным садовником Уиллоу-Хит. Многолетние сады фермы, служившие последним оплотом в борьбе с диким лесом, были единственным, что сдерживало темный мрак леса. С каждым днем, прошедшим со дня смерти ее отца, земля все больше увядала. Если оставить ее без присмотра, вся Уиллоу-Хит вскоре будет поглощена враждебными сорняками. Защита падет, и наступит бесконечная ночь, которая принесет с собой армию существ из глубин.

Питер не хотел быть здесь, когда это произойдет, прикованным, как гончая, в подвале. Только не тогда, когда он наконец нашел выход. Чтобы выжить, ему понадобится смотритель Уэстлок, который будет ухаживать за садами. Чтобы сбежать, ему нужно было сердце Уэстлока, чтобы скормить его изголодавшейся тьме. Вот она, блудная дочь и жертвенный агнец, и он не собирался делать или говорить ничего, что могло бы заставить ее сбежать.

Не в этот раз.

— Я не понимаю, как ты вообще остался жив, — сказала она, все еще расхаживая по комнате. От запаха бензина у него кружилась голова, а она тараторила со скоростью миля в минуту, совершенно не заботясь о том, что от звука ее голоса у него вот-вот закипит ярость. — Я имею в виду, вот так в цепях. Что, черт возьми, здесь происходит?

— Пожалуйста. — У него пересохло в горле с непривычки. — Не кричи.

В его голове крутились непрошеные воспоминания — хруст гравия, когда она в последний раз выезжала с подъездной дорожки. Сарай в огне, грязь у него под ногтями. Семь членов гильдии, одетых в белое, с руками, раскинутыми в виде тонких темных распятий. Непрекращающийся лесной шорох, пробирающийся вдоль его костей. Вшивающийся в пространство между ушами.

Трус. Ты позволил ей ускользнуть от тебя, и теперь мы умираем с голоду.

— Я нигде не могу найти ключ, — сказала Уайатт с отчаянием в голосе. — Где-то же он должен быть, верно?

В нем сквозила ирония, горькая и с металлическим привкусом. У нее был единственный ключ в комнате.

— Крепления натуральные, — процедил он сквозь зубы. — Тебе придется выпустить меня самой.

Она пристально посмотрела на него.

— И как я, по-твоему, должна это сделать?

— Умаслить почву кровью. Это же кровавое фермерство? — Его охватило разочарование, когда выражение ее лица осталось непроницаемым. — Это всего лишь основной принцип наследия Уэстлоков, твоего наследия… Чем ты занималась последние пять лет?

— Училась в государственной школе, — выпалила она в ответ, хотя от его внимания не ускользнуло, как она нахмурилась и сцепила пальцы. Прошло пять лет, а ее слова не изменились. Она была не совсем правдива. — Я писала статьи о Джейн Остин и изучала равнобедренные треугольники. Как нормальный человек.

— Но ты не обычный человек. — Слова вырывались из него с трудом. — Твой отец был самым известным алхимиком-экологом в Новой Англии.

Еще одно подергивание. Ее пальцы были так крепко переплетены, что костяшки побелели.

— Может быть, ты забыл, но мой отец едва обращал на меня внимание, когда я была здесь. Мы не очень-то хорошо проводили время вместе, как отец и дочь.

— Но ты же замечала, — рассуждал он, чувствуя, как горло требует воды. — Ты подозревала. Ты всегда была убеждена, что на ферме происходит что-то странное.

— Да. Я думала, мой отец был фермером-любителем, который обожал ролевые игры в реальном времени, — ее взгляд метнулся к запутанной паутине корней, обвивавших его цепи. — Очевидно, я ошибалась. Если только все это не является частью какой-то чрезвычайно сложной кампании.

Он попробовал еще раз, чувствуя боль в запястьях.

— Твоя мать ведьма.

— Викканка, — поправила она, все еще не отрывая взгляда от корней. — И да, она очень увлечена астрологией. Я не уверена, что твой знак зодиака с растущей луной поможет тебе выбраться оттуда. Послушай, я действительно думаю, что нам следует позвонить кому-нибудь. Может быть, в пожарную службу? У них есть пилы.

— Не беспокойся, — устало сказал он. — Меня оставили здесь не ради них.

— Но тебя оставили здесь ради кого-то? Ради кого?

«Тебя», — подумал он, но не сказал вслух. У него было слишком много гордости, чтобы признаваться вслух.

— Это несложная магия, — сказал он вместо этого. — Я могу тебя с ней познакомить. Чтобы разблокировать запирающий механизм, требуется кровь Уэстлоков.

Уайатт моргнула.

— Ты хочешь, чтобы я пустила на тебя кровь.

— Не на меня. На корни.

Наступившее молчание было таким глубоким, будто они оба погрузились под воду.

— Прости, что разочаровываю, — сказала Уайатт после паузы, — но я не девушка твоей мечты.

За исключением того, что она ей была. Не было никого, кроме нее. Его подруга детства. Его неохотный надзиратель. Его последняя жертва. Хотя она еще не знала этого, Уайатт Уэстлок была единственной, кто стоял между ним и пастью ада.

Если она не поможет ему, они оба будут мертвы.

Словно прочитав его мысли, она удвоила усилия.

— Не знаю, что, по-твоему, здесь делаю, но я вернулась не для того, чтобы продолжить то, на чем остановился мой отец. Я пришла, чтобы сровнять это место с землей.

Сжечь — так же, как он поджег сарай в день ее отъезда. Он до сих пор помнил прикосновение горящих угольков к своей коже. Серые столбы дыма, застилающие небо. Погребальный костер, лишившийся своей ведьмы.

Сейчас перед ним стояла его ведьма, в жилах которой текла кровь Уэстлоков, но она понятия не имела, как ее обуздать. Он мог бы научить ее. Мог бы показать, как смешивать составы, как пускать кровь, как укреплять обереги на краю леса. Он мог выжидать своего часа, как делал это, когда они были детьми, прикусив язык, выполняя ее приказы, ожидая удобного случая нанести удар.

И затем.

И затем.

— Ты действительно не знаешь, — уклонился он от ответа. — Тебе никто никогда не рассказывал, что здесь происходило?

В ее взгляде сквозила настороженность.

— Возможно, тебя это удивит, но я ни разу не вспомнила об этом месте после того, как уехала.

Он подумал о том, как она смотрела в окно подвала в то последнее утро и открыто плакала, а с неба лился дождь, пока ее мать загружала багаж в машину. Отец Уайатт, стоявший неподалеку, стоически молчал под градом слезных требований дочери:

— Куда ты дел Питера? Что ты собираешься с ним делать? Нет, я не уйду. Я не уйду, не попрощавшись.

— В Румынии, — сказал он громче, чем хотел, — люди обычно вшивали терновник в свою одежду, чтобы отгонять вампиров.

Ему казалось, что он говорит с полным ртом битого стекла. Он не хотел думать о том, что она уезжает. О Джеймсе, который бежал за ней по усыпанной гравием дорожке, надев пижаму наполовину, с опухшим левым глазом. Он не хотел вспоминать тот день, когда видел их в последний раз. — В дверные проемы клали ветки облепихи, чтобы мертвые не могли войти. Остролист развешивали на окнах, чтобы отгонять зло.

— Ладно. — Отрешенный взгляд не покидал Уайатт. — И зачем ты мне это говоришь?

— Потому что природа всегда использовалась как защита от тьмы. Здесь, высоко в горах, воздух достаточно разрежен, чтобы проникать сквозь него. Это своего рода дверь. Пропасть между этим миром и потусторонним. — Он пошевелился, как мог, цепи стучали, как зубы. Серебристые пылинки падали на просвет между ними. — Ты никогда не задумывалась, почему твой отец запрещал нам ходить в старую часовню у леса? Почему в роще всегда было холодно, даже в разгар лета? Семья твоего отца веками возделывала земли в Уиллоу-Хит. Без управляющего ничто не сможет помешать переправке нежелательных вещей.