Ловушка для сентиментальной старушки - Квирквелия Ольга Руслановна. Страница 9

— А Кошкин-то крыса… — поморщился Никита и поехал показывать фотографии Марии Александровне. Та ни в Кошкине, ни в Копылове журналиста не опознала.

— Нет, он совсем не похож, гораздо моложе обоих и лощенный такой… Знаете, он на хорька похож… — Мария запнулась. — А вот этого, помоложе, я в госпитале видела, он ранен был. Хороший парень, настоящий…

— СУДЬБА ПЕТРА МОЛОХОВА

У Костика результатов почти не было — дело Петра Молохова, мужа Анастасии Молоховой и отца Веры, ему не дали. Он получил только краткую выписку, из которой следовало, что собкор Молохов по заданию редакции отправился в некую деревню готовить репортаж и не вернулся. Деревня была сожжена напалмом, тело Петра Молохова не обнаружили, точнее, не смогли опознать. Но его гибель считалась более, чем вероятной.

Симонов позвонил в отдел и Павел Петрович пообещал позвонить «наверх» и попробовать добраться до дела Молохова, а пока велел Косте ехать на квартиру к детективу Капустину. С обыском у Николая он справился быстро — спартанский человек был этот детектив. Самый важный результат — черный блокнот, в котором Николай вел записи по своим расследованиям. Весь его Симонов прочесть не успевал, но на одной из последних страниц нашел запись ««В.С.П. — «Дж. Бонд» 20 тыс. дол. Молохов. Грязно. Пусть сам. Но дол. пополам недурно… решить».

— А ЕСЛИ ОН ЖИВ?

Сам же Корнецкий решил заскочить в редакцию к Анастасии Андреевне — она, как и обещала, нашла странные анонимки.

Они были действительно странные, эти три анонимки:

«Что, тоскуешь без мужа? А он, небось, траур по тебе не носит. Ну, ничего, найдем мы его, отольются ему твои слезки»; «Настена, ты Петьке передай: найдем мы его, ему напалм кремом для загара покажется»; «Не забыла мужику своему привет от нас передать? Так и скажи — товарищи велели готовиться в последний путь». Было в этих письмах что-то пугающее, «товарищи» явно считали, что Петр Молохов жив.

Анонимки начали приходить около года назад, раз в два месяца приблизительно, но последние полгода не появлялись. Корнецкому вспомнился доклад Симонова и подумалось: «Ведь тело-то Молохова не нашли, да и дело его почему-то засекречено… Дыма без огня не бывает, что-то тут не так…»

— ТАК ВОТ, ЧТО ПРОПАЛО

Вернувшись в ОПОП, ПэПэ размышлял над новой информацией. В потайном кармане, который Пискунов заметил на брюках Пономаренко, лежал целофановый пакет, а внутри — украденные у Красавиной документы и фотография. Значит ли это, что люди, похитившие физрука, искали не их? Или искали их, но не нашли?

Корнецкий пошел к медэкспертам, хотя, честно говоря, очень не любил посещать эту часть здания. Не то, чтобы сотрудники были несимпатичные люди, наоборот, но чувство, что он ничего не понимает в том, что здесь делают, угнетало его и давило на самолюбие.

— О, Павел Петрович, какими судьбами? Не часто Вы нас балуете своими визитами, — приветствовал его начальник лаборатории.

— Скажите, а Пономаренко не пытали? Не может быть, что у него хотели что-то узнать, но не сумели?

— Абсолютно исключено. Пономаренко выстрелили в голову с близкого расстояния, никаких следов пыток мы не нашли, пара синяков не в счет. Скорее, не у него хотели что-то узнать, а не хотели, чтоб мы у него что-то узнали. Видите, его даже не обыскивали, иначе легко обнаружили бы конверт, просто получили от него то, что им было нужно, и пристрелили, за ненужностью, избавились от лишнего свидетеля.

«Значит, похитителей интересовал только тот пакет, который им передавал Пономаренко. А конверт он взял у Ольги Александровны для себя. Но что было в пакете? Мария Александровна утверждает, что у нее ничего не пропало, Анастасия Андреевна тоже…» Как по заказу, его размышления прервал телефонный звонок. Звонила именно Анастасия.

— Павел Петрович, товарищ Корнецкий, я нашла удивительную пропажу… то есть я не нашла пропажу, просто поняла, что украли, и это ни в какие ворота не лезет! У меня пропало грязное белье из стиральной машины!

— А что там было? Постельное белье — простыни и так далее, или одежда?

— Именно одежда. Я перед отъездом на дачу сложила все в машину, думала, приеду и сразу включу стирку.

— И чья это одежда? Чьи вещи?

— На самом деле не все вещи пропали, что-то из бельишка Веры и моего. Я заметила только потому, что мы всегда после душа меняем весь комплект одежды, а тут брюки Веры есть, а майки нет, и трусиков нет. И моего белья…

— Вы помните, как выглядели украденные предметы?

— Так сразу не соображу… Мы с Верой постараемся вспомнить.

— Будьте добры. И спасибо за звонок.

«Час от часу не легче, — продолжил размышлять ПэПэ. — Значит, в пакете было белье Насти и Веры… Зачем оно понадобилось — понятно, но кому и почему?..»

— АНАТОЛИЙ КОШКИН

Традиционное вечернее подведение итогов все же внесло некоторую ясность. Сережа весь лучился от гордости: и конверт заметил, и дочку нашел, и в ЗАГСе адрес ее матери выудил! Михаил Анатольевич добавил к этому сведения от таксиста и мужиков во дворе. ПэПэ рассказал о содержимом конверта.

— Значит, по пункту «Зачем Капустин и Пономаренко вломились в квартиру Красавиных» часть ответов найдена. Хорошо бы, конечно, понять, как документы и фотография оказались у Красавиной, и как Капустин ее нашел… Вторая часть ответов кроется в содержимом пакета — там были личные вещи Анастасии и Веры. Никита, у Вас есть какие-то новости? — Павел Петрович что-то пометил в своем блокноте.

Кораблев пересказал добытую информацию.

— Имеем два персонажа — сержант Копылов и майор Кошкин. Копылов, похоже, чист, а вот Кошкина надо бы проверить.

— А как его зовут, этого Кошкина? — поинтересовался Михаил Анатольевич.

— Анатолий Валерьевич.

— Покажи-ка его фотографию — оживился Костик. — Ох, точно он, зуб дам!

— Кто? — Хором спросили ребята.

Симонов вытащил из кармана смятый листок и пустил его по рукам:

— Знакомьтесь — Анатолий Валерьевич Кошкин, кандидат в депутаты по 15 избирательному округу!

— О как! И говоришь, крыса он?

— Очень похоже.

— А пятно на биографии ему явно ни к чему! — ПэПэ оживился. Но потом задумался: — Только вот пакет с вещами Насти и Веры тут причем?..

— А может, это, он любовником Марии был и думает, что Анастасия — его дочь? — Загорелся Пискунов.

— Да и молод он для Марии Александровны. — остудил его Михаил Анатольевич.

— Непохоже, — вмешался Кораблев, — я говорил с Марией, заметил бы, если что: не знала она Кошкина.

— Ну тогда он любовник Анастасии и отец Веры! Мария не знала, а вот дочь могла и знать! — Стоял на своем Сергей. — Ведь какой скандалище: отца угробил и его дочь совратил и с ребенком бросил!

— А вещи Веры причем? Похоже-непохоже, а проверить надо, — поддержал его ПэПэ. — Михаил Анатольевич, у Вас есть что-то еще?

— Словесные портреты, данные таксистом и мужиком во дворе, совпадают. Список посольских машин с номерами 27–48 я получил. Надо тащить сюда водителя «угнанной» машины, Ивана Семеновича Таратайкина — особое внимание на том, кто и как с ним договаривался, и принимал ли он участие в убийстве Пономаренко, да и портреты иностранцев пусть даст.

— Вот этим Вы завтра и займитесь. Костик, а у тебя облом?

— Да, Павел Петрович, не дают дело Петра Молохова. Но Капустин тоже «Джеймса Бонда» упоминает — что дело грязное, связано с Молоховым, и за него дадут 20 тысяч долларов…

— Вооот! Настя — любовница, Вера — дочка, тут Молохов как раз при чем! — Сережа прямо горел энтузиазмом.

— Хорошо, сегодня уже поздно, а завтра попробую выпросить. Значит, теперь у нас основная задача — кандидат, «Джеймс Бонд», журналист, Молоховы и их вещи — надо найти связи между ними.

— БЕССОНИЦА

В эту ночь всем не спалось.

Ольгу Александровну переполняли прямо противоположные эмоции, которые накатывали на нее вперемешку: радость от того, что Володя Оскольский жив и помнит ее, горе от того, что сын Сережи, Виталий, убит, грусть при воспоминании о самом Сереже… Что сам ее сын погиб на войне, она знала — ее муж, Шура Красавин, все удивлялся, что ей так нравилось ездить летом в Балаклаву и бродить по окрестностям. Он и не догадывался, что Оля завела там дружбу с Глашей, соседкой семьи Пономаренко, и узнавала от нее все новости. Писала Глаша с трудом, большими корявыми буквами, поэтому письма на «до востребования» она посылала только в случае каких-то очень важных событий. Вот такое письмо и получила Ольга в 1943 году: корабль Сереженьки был потоплен…