Долг чести - Поселягин Владимир Геннадьевич. Страница 51

Вернулся и стал ожидать, продолжая изучать вещи Тимофея. Ничего нового нет, разве что фотографию семьи нашел. Похоже, свежая. На обороте этот год и написано: «Мама, папа, бабушка и я. Мне двенадцать лет». Значит, парнишке двенадцать неделю назад исполнилось. И теперь я знаю, как выглядят его родители. Отец такой основательный мужчина с сильным загаром и дубленой шеей. Тоже, похоже, не в помещении работает, а постоянно на улице. Мать – стройная, интеллигентного вида женщина, посмотрел и сразу понял – учительница. Ну и бабушка, седая женщина с добрыми глазами. С первого взгляда видно, что Тимофей в мать пошел, ее маленькая копия. Парнишка выглядел неплохо, светловолосый, зеленоглазый, слегка худощав. А так мальчишка как мальчишка, симпатичный на лицо. Фотография черно-белая, это так, а цвет волос и глаз я в отражении воды посмотрел, в речке.

Разжег костер, своим топориком нарубил елового лапника, костер разошелся, и я стал кидать лапник, дым стал гуще, не черный, но издалека можно рассмотреть. Сам я помыл голову, корка на темечке смылась, кровь опять пошла. Смотав рулончиком полотенце, прижал к голове. Немного крови стекло на лицо, засохнув, так что, думаю, вид будет что нужно. Чтобы впечатлились.

Помощь как-то не спешила. Хорошо, лапника порядочно натаскал. Все же через два часа стало слышно гул авиационных движков, и, сделав круг над лагерем, на посадку пошел вертолет, свежий такой, на вид явно армейский «Ми-8». Вставать с бревна, а я сидел у костра, не стал, так что наблюдал с места, как двери открылись. Судя по стихающему гулу движков, вертолет улетать не спешил, их глушили.

От вертолета первыми спешили пятеро в милицейской форме, с одним собака была. У второго – фотоаппарат, трое с планшетками. Еще был врач в белом халате с сумкой и трое военных, все офицеры, старший даже в звании майора. Чуть позже и три вертолетчика подошли.

Меня уже врач осматривал, оторвал полотенце, то присохло, дал сфотографировать рану фотографу и занялся обработкой. То, что у меня пулевое ранение, пусть касательное, подтвердил, потребовал немедленно отправить меня в больницу. Однако старший опергруппы, капитан, попросил немного обождать, он вел мой опрос, чтобы видеть картину того, что тут происходило. Вот я все и описал, но без некоторых подробностей.

На лодке бандитов трое сотрудников отбыли к месту моего боя. Там были фотограф и кинолог, капитан возглавлял. Оружие уже осмотрели, записали, а двое милиционеров на лодке геологов, она без мотора была, спустив ее, стали сетями, которые тоже у геологов взяли, бредить и вытащили вскоре первый труп с камнем в ногах. Неглубоко там было. Вертолетчики и офицеры помогали вытаскивать тела на берег. Всех трех геологов нашли.

Меня уже перевязали. Рюкзачок мой, что у ног лежал, осмотрели. Я про странные камни, что у одного бандита были, уже сказал капитану, судя по его хмурому виду, он их нашел и понял, что это.

Мой рассказ о событиях мало чем отличался от реальности, разве что красок прибавил, своего страха, да добавил своих подростковых впечатлений. Получилось неплохо, вполне поверили. Мол, одного палкой по ноге врезал-воткнул, хотел другой палкой ударить, а он упал и не шевелится. Забрал карабин, сбегал, второго застрелил, потому что он за оружие схватился. А вернувшись, обнаружил первого бандита, в руках у него нож был. Он меня увидел, попятился и, споткнувшись, упал, а я в него выстрелил. Это чтобы объяснить, почему в лежачего стрелял, опытные сыщики поймут, как тот убит был. Со страху убил. Вроде все отлично прошло, особых вопросов у капитана не было.

Дальше описал, как на лодке бандитов направился к лагерю, байдарку свою забрал и вызвал помощь. Попросил капитана байдарку вернуть на лодочную станцию, показав квитанцию. Пообещали это сделать. Ну а дальше началась погрузка. Все тела заматывали в брезент и относили в вертолет. Я тоже со своим рюкзачком туда направился. Ну и пописать отпросился. Рюкзак уже в вертолет положил, так что сбегал к опушке, убрал под футболку пакет, что там спрятал, он плоский, не видно, ремень брюк скрыл, а сверху куртка была надета, все скрывала. Вернувшись к вертолету, там уже движки запустили, залез внутрь и сел на дальнюю лавку, у кабины. Вот и все. Деньги и оружие при мне. Ну да, рисковал, однако, резерв необходим, мало ли что. Если уж судьба такое интересное дело подкинула, разве я буду отказываться от всех трофеев? Нет, не буду.

Когда все погрузились, вертолет поднялся в воздух, в лагере один сотрудник милиции остался, передаст имущество другим геологам, по рации им уже сообщили, а мы полетели в Ханты-Мансийск.

Пока летели, я размышлял над словами врача, который требовал срочной госпитализации. У меня голова на белый шар от бинтов похожей стала. Мало ли что там пуля натворила. Размышлял о дальнейших планах и вспоминал о своей прошлой жизни в теле Вершинина.

Начну с последнего. Надо сказать, есть что рассказать. В теле Андрея Вершинина я прожил пятьдесят семь замечательных лет, и мне было чем гордиться. Покинув Россию после того, что случилось на суде, я добрался до Испании, перед этим угнав «Аиста» в зоне боевых действий. Там получил гражданство, причем настоящее, и, побывав в Париже, забрав те двести тысяч американских долларов, отправился в Бразилию. Получив гражданство и там, у меня оно теперь двойным стало, купил виллу на берегу моря. Точнее, небольшой домик, из окон которого был отличный вид на бухту. Своя земля, свой причал. Приобрел небольшую парусную яхту, купил патент штурмана и отправился путешествовать. По сути, я постоянно проводил свое время на воде. Из пятидесяти семи прожитых лет пятьдесят я жил на своих судах. Был случай, когда два года жил Робинзоном на острове, пока не подошла яхта, хозяин был аргентинцем, он меня с острова и снял. Я на берегу был, когда начался страшный ураган, яхта моя на дно пошла, ее сорвало с якоря и о скалы разбило. Я потом долго там нырял все ценное доставал. Однако одними яхтами дело у меня не ограничивалось, у меня было три специализированных поисковых судна. Я был известен куда больше, чем французский первооткрыватель морских глубин Кусто. И сокровища искал, причем очень даже успешно. Не женился, хотя гражданских жен и детей вне брака хватало, у меня внуков и внучек сорок три человека было. Связь с Вершиниными не поддерживал, сами отказались от контакта, прогнав моего человека.

Война в России закончилась не очень хорошо. Перемирие заключили, когда была потеряна вся Польша, черноморское побережье с Крымом и Владивосток. Отрезали нас от Черного моря и Тихого океана, Камчатку японцы тоже захватили. Алексей был вынужден подписать акт перемирия. Остались только Балтика и Северное море с Ледовитым океаном. Когда Алексей умер, в семидесятых, долго он протянул, я вышел на связь с дочкой и Иваном, внуком, который стал императором. Ольга быстро поняла, что я – это я, слишком много знал подробностей нашей жизни. Она же и сына убедила, а тот большими глазами глядел «на того самого генерала графа Волкова». С Анной, матерью ее, я не общался, хотя она и знала, что я жив и в другом теле теперь проживаю.

С Иваном мы плотно общались, я все заработанное поиском сокровищ отдавал ему. Внук за десять лет модернизировал производство, увеличил армию в два раза, все вооружение было передовое. В восемьдесят первом ударил по Румынии, которая включила в свои территории Одессу, по Крыму, что Англии отошел, и по Турции, та часть Кавказа своей территорией теперь считала, до Сочи, там границы проходили. Война началась неожиданно для соседей. Считали, а Англия их так убедила, что русские не рискнут устраивать войну. В результате все было возвращено, более того, Румыния была полностью захвачена, от нее отрезали треть территорий, которые Россия забрала себе в качестве контрибуции. Румынов принудительно выселяли на румынские территории, нашим такие подданные не нужны, а на их место переселяли крестьян с центральной части России. В Крыму так же поступили, как и в бывшей Турции. Та тоже две трети территорий потеряла, включая бывшую столицу Анкару. Проливы и Дарданеллы стали нашими. Теперь выход в Средиземное море полностью был открыт, в Царицыне обустраивался Черноморский флот, эскадру из Балтики перегнали. Англия молчала. Что тут говорить после ядерного гриба, вставшего над Лондоном? Стер его с лица острова. После этого никто больше не возникал, и территориальные претензии русских были признаны правомочными.