Сокрушенная империя - Джейд Эшли. Страница 32

– Моноженое, Оу-ху. – Я практически вижу, как у нее в голове крутятся шестеренки, пока она пытается сформулировать предложение. – Пожавуста, Оу-ху.

Он растекается лужицей, словно масло в солнечный день.

– Черт, – он запинается, – в смысле, блин. – Он обессиленно смотрит на меня. – И как я могу отказать ей?

Да уж, тут я ничем не сумею ему помочь.

– Я бы не смогла.

Не только потому, что речь идет о мороженом – самом настоящем божественном даре, – но и потому, что Кей-Джей слишком милая, чтобы так с ней поступить.

– Ладно.

Он протягивает ей рожок с шоколадным мороженым, но она тянется к тому, что находится в его второй руке.

У Оукли отвисает челюсть.

– Эй, это мое.

Кей-Джей, очевидно, с этим не согласна, поскольку с довольным лицом облизывает мятное мороженое с шоколадной крошкой.

– Умница. – Я сажусь на корточки, чтобы быть с ней на одном уровне. – Это мой любимый вкус.

Кей-Джей протягивает его мне, и я понимаю, что она хочет поделиться.

– Оу, нет, спасибо, милая.

Оукли строит гримасу.

– Поверь, лучше возьми, пока она не засунула его тебе в рот.

– Правда…

Словно по команде, она толкает рожок вперед, и у меня оказывается полный рот мороженого.

– Так вкусно, – говорю я ей, ведь черта с два я буду злиться на девочку за то, что она пытается поделиться со мной мороженым. Особенно моим любимым. – Спасибо.

– Молодец, что поделилась, – хвалит ее Оукли, и, судя по его виду, он с трудом сдерживает смех. – Осталось только научиться делать это немного менее настойчиво.

– Это не так уж и плохо, – я подмигиваю. – Иногда настойчивость помогает получить то, что ты хочешь.

Я чувствую, как его голубые глаза пытаются просверлить во мне дыру.

– Правда?

Не уверена, сделано ли это специально, но я слышу заигрывающие нотки в его голосе. И внезапно радуюсь тому, что у меня немного смуглая кожа, поскольку, уверена, мое лицо вспыхнуло всеми оттенками красного.

– Ну, это помогло мне заполучить тебя.

Поняв, что сказала лишнее, я отвожу взгляд.

– В смысле… дружбу с тобой.

– Конечно.

– Оу-ху, – зовет его Кей-Джей.

Мы переводим на нее внимание.

– Что-то случилось?

Засмеявшись, Оукли качает головой.

– Нет, так она произносит мое имя.

Господи. Уверена, это самое милое, что я слышала в своей жизни.

Когда становится понятно, что Кей-Джей больше не хочет мороженое, Оукли снова пытается вытереть ее лицо, но она не поддается. Хныча, она мотает головой из стороны в сторону.

– Дай я попробую, – говорю я, взяв у него из рук салфетку.

Корча рожицы и издавая глупые звуки, чтобы отвлечь ее, я быстро вытираю ей рот и щеки. Практически мгновенно ее протесты превращаются в смех, и она начинает строить мне рожицы в ответ. Нам так весело, что я едва слышу следующее предложение Оукли:

– У тебя очень хорошо получается.

Я собираюсь ответить, но на его лице столько боли, что все в груди сжимается. Туман вокруг нас развеивается, когда кто-то прочищает горло рядом с нами.

– Что здесь происходит?

Я поднимаю глаза на невысокого полного мужчину, который смотрит на нас со злой гримасой на лице.

– Привет, пап, – начинает Оукли. – Мы с Кей-Джей ходили за мороженым, теперь вот пытаемся ее умыть.

Взгляд мужчины немного смягчается… пока он снова не переводит его на меня. Он не говорит ни слова, но, очевидно, я ему не нравлюсь. Если бы я знала почему.

Вытерев ладони о джинсы, я встаю и протягиваю ему руку.

– Здравствуйте, я Бьянка. – Я показываю на Кей-Джей. – У вас очень красивая дочь.

Мужчина смотрит на мою протянутую руку как на противное насекомое.

– Я знаю, кто ты. – Затем переводит взгляд на Оукли. – Иди внутрь, Оук. Сейчас же.

Оукли сжимает челюсть.

– Господи, да расслабься ты. Мы просто разговаривали…

– Сейчас же. – Он прищуривается. – Ты прекрасно знаешь, черт возьми, что должен держаться от нее подальше.

Вау.

– Послушайте, – начинаю я, – простите меня за то, что я сделала…

Он поднимает руку.

– Достаточно. – Отец Оукли делает шаг вперед. – Если ты хочешь пообщаться со мной или с Оукли, скажи своему отцу нанять адвоката. А до тех пор не подходи к моему сыну. Потому что в противном случае мне придется запретить тебе это делать через суд. И поверь мне, дорогуша, ты этого не хочешь.

Какого. Мать. Твою. Хрена.

– Пап, – выплевывает Оукли. – Ты с ума сошел? Она ничего не сделала. Отстань от нее.

Вена на лбу его отца начинает пульсировать.

– Черт возьми, Оукли. Я пытаюсь защитить тебя.

Защитить его от чего?

– Что я сделала? – Мой голос звучит жалко. – Что…

– Ничего, – уверяет меня Оукли. – Ты не сделала ничего плохого, Бьянка. – Он зло смотрит на отца. – Не смей винить ее в моем дерьме.

Его отец хмурится.

– Оук…

– Какого хрена тут происходит? – выкрикивает немного растрепанный Стоун, подлетая ко мне. – Они к тебе пристают?

– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я, но отец Оукли вмешивается в разговор.

– Пристаем? Как раз наоборот, молодой человек.

Стоун, очевидно, ничего не понимает.

– О чем он говорит?

– Ни о чем, – отвечаю я, но Стоун переводит взгляд на Оукли.

– Лучше держись подальше от моей невесты, ублюдок.

– Или что? – дразнит его Оукли, делая шаг вперед. – Расскажешь ее братьям, потому что боишься не справиться со мной?

– Оук, хватит, – одергивает его отец. – Мы не должны это выслушивать. Пойдем домой.

Оукли разворачивается, чтобы уйти, но Стоун бормочет:

– Слушайся папочку, гребаный торчок.

– Боже, Стоун, – кричу я. – Что с тобой не так?

Он смотрит на меня разгневанным взглядом.

– Я не хочу, чтобы этот кусок дерьма подходил к тебе. – Он хватает меня за запястье, словно я его собственность. – Ты меня, мать твою, поняла?

– Еще раз так с ней заговоришь, – рявкает Оукли, подходя к нам, и его взгляд направлен на руку Стоуна, обхватившую мое запястье, – пожалеешь.

Стоун усмехается.

– Насколько я знаю, она моя невеста, а не твоя. А значит, не суй свой нос в наши отношения и занимайся тем, что получается у тебя лучше всего. Напивайся и накуривайся настолько, чтобы убить кого-нибудь еще.

Руки холодеют. Его жестокие слова наверняка заставляют Оукли чувствовать себя намного хуже.

– Стоун, прекрати.

– Достаточно, – рычит отец Оукли. – Еще раз скажешь что-то подобное моему сыну, и я лично превращу твою жизнь в ад, мелкое ты дерьмо.

– Не лезь в это, старик.

У меня отвисает челюсть, потому что это не тот Стоун, которого я знаю.

– Сто…

Его рука сжимается вокруг моего запястья так сильно, что я едва не взвизгиваю. Но сдерживаюсь, чтобы не обострять конфликт.

– Бьянка, закрой рот.

Оукли делает еще один шаг вперед и возвышается над Стоуном, словно животное над добычей. Его ярость настолько ощутима, что я чувствую, как она касается моей кожи.

– Только попробуй сказать еще хоть слово, мудак. – После нескольких долгих секунд молчания Оукли отходит. – Так я и думал.

Мгновение спустя Оукли уходит в дом с отцом и Кей-Джей, бормоча себе под нос:

– Ссыкло.

Я вырываю руку из хватки Стоуна.

– Какого черта?

Он взмахивает руками.

– Это я и пытаюсь понять. За каким хреном ты вообще стала говорить с ним?

Учитывая его настроение, сейчас не лучшее время, чтобы рассказать, что мы с Оукли друзья. Кроме того, наша дружба – это мой секрет.

Единственный, который я могу оставить себе.

И конкретно сейчас – единственный лучик света в беспросветной удушающей тьме, в которую превратилась моя жизнь.

– Я увидела, как он идет к дому с сестрой и подошла поздороваться. В этом нет ничего такого.

Глаза Стоуна едва не вылезают из орбит.

– Ничего такого? Он пытался убить тебя.

– Но…