Фауст. Сети сатаны - Пётч Оливер. Страница 51

Внизу бушевал поток, мост покачивался и вздрагивал. Повозки проезжали одна за другой, и на некоторых действительно пришлось переставлять колеса. На другом берегу стали запрягать волов и крепких меринов, чтобы втащить по склону груженые фуры. Артисты между тем дожидались своей очереди. Но когда Эмилио махнул было одному из погонщиков, Петер одернул его.

– Обойдемся без этих грабителей, – проворчал он.

– Но повозка… – начал Эмилио.

– Вовсе не такая тяжелая, как подводы купцов. Мы вполне справимся и своими силами. – Петер усмехнулся. – К тому же у нас есть Мустафа. Забыл?

– Дело твое.

Эмилио не разделял его уверенности. Он заметил, как Арчибальд разглядывает небо.

– Небо опять темнеет, там, на западе, – промолвил старик. – Если не впрягать волов, то лучше подождать до завтра, пока погода не наладится.

– И отдать все сбережения за ночлег в крепости? – Петер отмахнулся. – Эти разбойники только того и ждут. Едем сейчас! Если ничего не случится, через несколько часов доберемся до перевала.

– Если ничего не случится, – повторил негромко Арчибальд. Но он давно отказался спорить с Петером.

Должно быть, старик уже привык, что его предостережения пропускали мимо ушей.

Беда настигла их на середине подъема.

Снова зарядил проливной дождь; поперек дороги текли ручьи и сбегали в реку. Двигаться стало заметно труднее. Петер и Саломе вели лошадь, Иоганн, Эмилио и Мустафа толкали сзади, Арчибальд шагал рядом, опираясь на посох. Когда раздался предостерегающий крик Петера, было уже поздно.

Поднялся раскатистый гул, и в следующий миг на обоз скатилась лавина из снега и камня. Грохот был такой, словно гора обрушилась целиком. Всюду кричали люди, ржали лошади, с треском ломались дышла повозок. Краем глаза Иоганн заметил, как идущую за ними фуру, нагруженную тюками и ящиками, точно легкую коробочку, опрокинуло на бок. Извозчик попытался спрыгнуть, но фуру уже снесло в пропасть. Пронзительный крик несчастного резко оборвался, когда он вместе с ценным грузом скрылся в бурых неистовых водах Инна.

Лавина зацепила заднюю часть их повозки. Иоганн, Эмилио и Мустафа в последний момент успели отбежать. Задняя ось повисла над пропастью, колеса со скрипом крутились в воздухе.

– Ко мне! – закричал Петер. – Помогите!

Лошадь испуганно ржала и вставала на дыбы. Петер отчаянно тянул за поводья, но, как он ни старался, ему не удавалось усмирить обезумевшую кобылу. Повозка неумолимо соскальзывала в пропасть. Иоганн стоял в оцепенении. Он видел, как Мустафа бросился к лошади, схватил за узду и потянул. Лошадь уперлась копытами в землю, и Мустафа с Петером шаг за шагом оттащили ее от пропасти.

В это мгновение на путников обрушилась вторая лавина.

Как и в первый раз, она состояла из грязи, камней и комьев бурого снега. Точно широким языком, этот поток жадно увлекал за собой все, что оказывалось на пути. Еще одна повозка сорвалась в пропасть, но артистов в этот раз не задело – лавина прошла перед ними.

Иоганн вжался в скалу, и в ту же секунду раздался крик. Сквозь стену дождя он увидел Саломе: она отчаянно цеплялась за расщепленный ствол дерева. Девушка убежала вперед в попытке спастись и угодила таким образом под лавину. Ее ноги уже повисли над пропастью, дерево медленно сползало к краю под весом грязи и камней. Поблизости стояли магистр Арчибальд и Эмилио. Жонглер бросился было на помощь, но тут по склону посыпались мелкие камни. Эмилио замешкался, на лице его отразился животный страх, и он укрылся под выступом скалы.

Иоганн вышел из оцепенения и стал пробираться через грязь и завалы камней к Саломе, которая из последних сил цеплялась за дерево.

– Хватайся за мою руку! – прокричал он, при этом голос его тонул в грохоте камней. – Ну же, хватайся!

Мгновение Саломе смотрела на него с вызовом, без тени страха – и ухватилась его руку.

Иоганн сразу ощутил ее вес. Он тащил и тянул, ноги скользили по грязи. Его увлекало к пропасти. Иоганн в отчаянии уперся пятками в раскисшую землю и продолжал тащить, вцепившись в руку Саломе, словно они были единым целым. Из последних сил, издав яростный вопль, он рванул на себя и завалился на спину. Почувствовал, как на него упала Саломе. Одежда ее насквозь промокла и была покрыта слоем грязи. Иоганн слышал ее хриплое дыхание, вдыхал запах ее пота. Несколько секунд они лежали неподвижно, а вокруг них люди громко причитали, молились и звали на помощь.

Потом Саломе слезла с него и поднялась. Ноги у нее подгибались.

– Спасибо, – сказала она негромко. – Немного найдется таких, кто сделал бы это ради меня.

Саломе явно выбилась из сил, но уже гордо вскинула голову и присоединилась к своим. Они собрались вокруг повозки, измученные, но довольные тем, что в очередной раз им удалось избежать смерти. Никто из артистов, похоже, не пострадал, только Арчибальд, мертвенно-бледный, привалился к колесу.

Иоганн поднялся из грязи и взглянул на Эмилио. Тот смотрел на него со смешанным выражением – то ли ненависти, то ли облегчения.

Следующие три часа им пришлось расчищать дорогу, чтобы могли пройти повозки. Торговцы потеряли две фуры, трое извозчиков совались в пропасть, двух паломников убило падающими камнями. Многие получили ссадины и ушибы, один молодой пилигрим был тяжело ранен в голову. Иоганну вдруг подумалось, что их не спасла даже безграничная любовь к Богу. Сегодня их Творец был разгневан и не знал милости.

Еще три повозки оказались сломаны; их пришлось спускать обратно в Финстермюнц, чтобы там починить. Несколько тюков с дорогими тканями были разорваны и испачканы. Торговцы понесли громадные убытки.

– Я-то знал, что ничем хорошим это не закончится, – непрестанно ворчал Арчибальд, пока они в свете уходящего дня поднимались к перевалу. – Я знал.

При этом он избегал смотреть в глаза Петеру. Тот в полном молчании закрепил их пожитки и проверил, уцелела ли его скрипка. Никто не решался заговорить с ним, даже Саломе. Каким-то чудом она осталась невредимой, если не считать пары царапин.

Уже в полной темноте путники добрались до деревни Наудерс, расположенной недалеко от перевала. В изнеможении они направились к монастырскому приюту, где несколько престарелых, разбитых подагрой монахов занялись ранеными. Дождь прекратился, и уцелевшие устроились на ночлег. Несколько паломников пропели какой-то псалом. Под холодными сводами голоса их звучали скорбно и уныло. Погибших решили похоронить утром.

Дрожа от холода и измождения, Иоганн кутался в сырое одеяло. Еще никогда в жизни он не чувствовал себя таким разбитым и все-таки не мог заснуть. Он закрыл глаза и прислушивался к молитвам паломников. Внезапно кто-то коснулся его щеки.

Это была Саломе.

– Пойдем, – шепнула она.

Иоганн молча поднялся. Они неслышно прокрались мимо спящих, вышли за ворота и направились в поле. Приют остался далеко позади. Над плоскогорьем высилась мрачная крепость, снег стелился перед ними черным покрывалом.

– Наша постель, – прошептала Саломе.

Она потянула его на снег, и они любили друг друга с такой страстью, словно боялись, что это больше не повторится. Ветер разогнал облака, и снег искрился в свете луны. Иоганн не чувствовал холода, и усталость как рукой сняло. Он вцепился в Саломе, которая открывала ему неведомый доселе мир. Ее ногти впились ему в спину, и он вскрикнул – царапины, полученные в ту черную ночь под Нёрдлингеном, еще не вполне зажили.

– Что такое? – спросила Саломе с удивлением. Она провела рукой по красным линиям и подмигнула ему. – Другая женщина? Ты пугаешь меня, волчонок.

– Я порой сам себя пугаю, – произнес Иоганн и погладил шрам, пересекающий спину Саломе. – А это? Какую тайну скрываешь ты?

Женщина улыбнулась, но в глазах ее читалась печаль.

– У всех нас есть свои тайны, верно?

Иоганн снова обхватил ее руками и любил молча, грубо. Он сам от себя такого не ожидал. Саломе стонала и вскрикивала – от желания или от боли, юноша не мог точно сказать.