Фауст. Сети сатаны - Пётч Оливер. Страница 60

– Ты впитываешь буквально все, – проговорил старик однажды, поглаживая растрепанную бороду. – Просто подумать страшно. Черт знает, как это у тебя выходит…

Иоганн усмехнулся.

– Я не могу подолгу топтаться на месте. Я знаю хоть и много, но хотел бы знать все. И я делаю лишь первые шаги. А вы знаете греческий?

Арчибальд тихо простонал.

– Несколько фраз… Но прежде мне нужно пропустить стаканчик вина. Будь так любезен, принеси…

В начале декабря в Фондако-деи-Тедески стало спокойнее. Дорогу через Альпы завалило снегом, и торговцы из Германии теперь не появлялись. Зато венецианцы приходили к Ривершмитту все чаще. Их интересовали немецкие товары, лен и соль, пчелиный воск, серебро и янтарь. Нередко они подолгу засиживались за общим столом и пили вино, закусывая вяленой треской и жареным мясом. Венецианцы при этом пользовались трезубыми вилками, которые к северу от Альп до сих пор считались орудиями дьявола и оставались под запретом. Иоганн находил их весьма практичными, потому как за едой теперь не приходилось марать руки. Как-то промозглым днем, когда в конторе разожгли жаровни, Ривершмитт отвел Иоганна в сторону.

– Мы ожидаем к вечеру важных гостей, – шепнул он. – Явятся несколько вельмож из синьории. А потому покажите все, на что вы способны. Важно, чтобы члены совета остались довольными.

– Синьория? – Иоганн нахмурил лоб. – И кто же они такие?

Ривершмитт рассмеялся.

– Ты бы еще спросил, кто такой кайзер! Синьория – это Малый совет, самый влиятельный в Венеции; он избирает дожа и вершит всю политику. Члены совета могущественнее некоторых герцогов и князей. И в торговле они сущие дьяволы, – управляющий усмехнулся. – Так что сегодня речь пойдет о больших деньгах.

Иоганн кивнул.

– Можете положиться на нас. Непревзойденная труппа Иоганна Фаустуса не ударит лицом в грязь, и ваши гости будут в восторге.

С наступлением сумерек, когда венецианцы подплывали на своих гондолах к Фондако-деи-Тедески, Иоганн и Эмилио уже жонглировали на пристани горящими факелами. Саломе танцевала в свете жаровен, и Мустафа подбрасывал ее в воздух. Затем они балансировали на тонком канате, натянутом через внутренний двор, кувыркались колесом, и Мустафа проглотил сразу три факела, подброшенных Эмилио, – этот трюк они разучили совсем недавно. Арчибальд остался в трактире, Иоганн даже поставил перед ним кувшин вина. Ему не хотелось, чтобы старик какой-нибудь пьяной выходкой загубил им все представление.

Кульминацией представления, как это часто бывало, стал трюк Иоганна с яйцом. Для этого он пригласил одного из членов совета, бледного вельможу в черной мантии. На мужчине были очки с темными стеклами и дужками, которые крепились за ушами; в них он походил на гигантского жука или змею. Иоганн уже слышал про такие очки, но еще ни разу не видел вживую. Возможно, именно поэтому он и выбрал этого высокого синьора для своего фокуса.

Яйцо оказалось у вельможи во внутреннем кармане, откуда он и достал его под громкие аплодисменты. На краткий миг на бледном лице советника отразилось удивление, затем губы изогнулись в насмешливой улыбке. Вельможа вынул узкий кинжал, проткнул скорлупу и выпил содержимое яйца. При этом он вновь напомнил Иоганну черную изворотливую змею.

После представления, когда юноша сидел за дальним столом с кружкой пряного вина, к нему подошел тот самый вельможа. Иоганн торопливо отодвинул кружку и низко поклонился. Оставалось надеяться, что патриций не держал на него зла оттого, что его выставили дураком перед зрителями. Но тот лишь мягко улыбнулся. У него были густые черные брови и острая бородка, лицо белое, словно припорошенное известью.

– Забавный фокус, мальчик мой, – сказал венецианец.

Голос у него был тихий и хриплый. Он говорил по-немецки, но слова произносил мягко, с неуловимым акцентом, в котором Иоганн уловил нечто знакомое.

– Как ты узнал, что я люблю яйца?

Иоганн осклабился. Очевидно, вельможа был настроен дружелюбно.

– Не забывайте, что я маг, – ответил он и подмигнул. – Кроме того, все любят яйца, разве нет? Яйца несут в себе глубокое символическое значение. Недаром они присутствуют во многих христианских обрядах.

– Пожалуй, ты прав, – венецианец тонко улыбнулся.

У Иоганна появилось чувство, будто патриций с интересом разглядывал его сквозь темные стекла.

– В яйцах заключена жизнь в своей первородной форме. И когда мы едим их, то едим саму жизнь. Мы буквально вливаем ее в себя. Занятная мысль, на мой взгляд.

Советник снова улыбнулся и в который раз уже напомнил Иоганну старую змею.

– Ты немало осведомлен для простого артиста, – продолжал он. – А может, ты бродячий схоласт? Или был послушником в монастыре и сбежал от своего аббата? – Он смерил Иоганна насмешливым взглядом. – Или еще от кого-то?

– Я… и в самом деле немного учился, – ответил Иоганн, гордый тем, что собеседник принял его за студента. – И я немного говорю на латыни и греческом.

– В самом деле? – Венецианец поправил очки, словно хотел повнимательнее рассмотреть Иоганна. – Quemadmodum omnium rerum, sic litterarum quoque intemperantia laboramus, – произнес он.

– Non vitae sed scholae discimus  [32], – с улыбкой ответил Иоганн, понимая, что мужчина решил проверить его. Это была известная цитата Сенеки, которую он совсем недавно узнал от Арчибальда. – Si tibi libet colloqui in hoc modo: Homo Deus est  [33], – добавил он.

Последние слова сами собой соскочили с языка. Иоганн вспомнил, как Арчибальд предостерегал его, что не стоит на людях произносить эту фразу. Венецианец, похоже, понял значение слов. Он прищурился и склонил голову набок. Иоганн вдруг почувствовал себя совершенно беспомощным, как мышь перед змеей.

– Где ты услышал эти слова? – спросил венецианец. – Человек есть Бог… Известно ли тебе, что Церковь запретила произносить эту фразу?

– О, я… я… и не думал… – забормотал Иоганн, проклиная себя за несдержанность.

Теперь он понимал, почему Арчибальд предостерегал его: по всей видимости, слова эти служили доказательством ереси. Наверняка и в Венеции действовали суровые инквизиторы, готовые пресечь любое богохульство.

– Видно, я… где-то подхватил эту фразу… – пытался он оправдаться.

Венецианец холодно улыбнулся.

– Я не собираюсь доносить на тебя. Но мне по душе твое остроумие. Полагаю, ты истосковался по знаниям. Ведь так?

Иоганн молча кивнул и почувствовал облегчение, когда разговор перешел в новое русло.

– Я живу в старинном доме в Сестиере-ди-Сан-Марко, – продолжал вельможа. – Моей семье принадлежит крупнейшая библиотека в Италии. Хотел бы ты взглянуть на нее? Буду рад принять тебя в своем доме.

– Это… непозволительная честь для меня, – Иоганн залился краской. – Я всего лишь бродячий артист…

– Вздор, – мужчина отмахнулся. – Я вижу, что ты способен не только на фокусы с яйцами, – он усмехнулся. – Хоть тебе и удалось скрыть свое истинное «я» под этим шутовским нарядом. У меня, к сожалению, не было сына, который так же стремился бы к знаниям. Если тебе так проще, просто воспринимай мое пожелание как приказ. Я отправлю тебе послание.

– Послание… от кого?

– Просто жди письма от синьора Барбарезе.

Иоганну в этот миг показалось, что глаза его сверкнули за стеклами очков. Венецианец провел языком по губам, как и в ту минуту, когда выпил яйцо.

– Тебе придется по вкусу моя библиотека, я в этом не сомневаюсь. Arrivederci  [34].

Он поднялся и скрылся в тумане под аркадами, словно большая старая рептилия.

Юноша до поздней ночи лежал без сна и думал о странном синьоре Барбарезе и его приглашении. Чего добивался этот венецианец? Иоганн слышал о мужчинах, которые ради утех держали при себе красивых юношей. Может, в этом и крылась причина его интереса? Еще до встречи с Саломе Иоганн сознавал, что он хорош собой, и даже ловил на себе взгляды престарелых господ. Юноша представил, как длинные подагрические пальцы Барбарезе скользят по его коже, и ему стало дурно…